Воля императора - Евгений Васильевич Шалашов

подписывать капитуляцию. Если бы де Голль был главнокомандующим, то неизвестно, как бы протекала война. Его даже прочили в президенты Франции. Но я не думаю, что генерал согласится возглавить правительство прямо сейчас, а уж тем более вести сепаратные переговоры с Россией. Хотя, все может быть.

И тут я согласен. Полковник Штауффенберг и его соратники, подготовившие покушение на Гитлера, тоже являлись патриотами Германии.

На следующий день матушка снова явилась, держа в руках конверт. Судя по довольно аккуратному виду, письмо путешествовало не тайными тропами контрабандистов, а ехало где-то среди бумаг. Надо Мезинцеву дать нагоняй — как же так получается, что в Россию свободно приходят письма из враждебных стран?

Прежде всего, обратил внимание на подписи. Десяток фамилий. Ни о чем. Впрочем, имя Пьер Лаваль мне почему-то показалось знакомым. Хм… Лаваль… Нет, знакомым была бы фамилия Лавальер, фаворитка короля Людовика, героиня романа «Виконт де Бражелон». Неверная возлюбленная Рауля, сына Атоса. А уж Лаваль-то чей возлюбленный, да еще неверный? Ну почему у меня ассоциация с чем-то этаким, неверным? Стоп. Вспомнил. Пьер Лаваль был премьер-министром в правительстве Петена. Петен возглавлял коллаборационистов во времена оккупации. Значит, Лаваль и тут готов перейти на сторону врага республики? Или я опять усложняю?

Ладно, что хотят господа депутаты? А хотят они десять миллионов рублей на финансирование переворота, а ещё признание нового правительства Франции и отказ от всех претензий, которые могут быть у России в случае нашей победы. Хм… А переговоры предлагают назначить на нейтральной почве, на мое усмотрение.

А ведь предложение-то стоящее. Любая чехарда в политической жизни врага нам на руку. Правда, нужно внести кое-какие коррективы.

— Ольга Николаевна, вам предстоит стать моим представителем на переговорах, — сказал я, передав письмо матушке.

Великая княгиня, быстро ознакомившись с текстом, спросила:

— А где предполагаете найти нейтральное место?

— Скорее всего либо Болгария, либо Сербия, — ответил я. — Они к нам относятся хорошо, но официально соблюдают нейтралитет. И добраться к ним можно морем.

— Нет, тогда не смогу, — покачала головой великая княгиня. — Саша, сам посуди — даже если лететь на самолете до Севастополя или до Одессы, то все равно, только на дорогу туда и обратно придется потратить дня три, а то и четыре. А сами переговоры? С учетом всяких накладок, на переговоры придется потратить еще дня три- четыре. Все-таки, это не переговоры двух глав государств, которые только подписывают те соглашения, которые уже давным-давно готовы. Здесь придется долго спорить об условиях. Прости, я не могу себе позволить отсутствовать столько времени…

— Тогда, дорогая матушка, посоветуй — кого мне отправить на переговоры с Лавалем? Или, с кем там еще?

— Нужно отправить лицо неофициальное, но такое, чтобы было приближено к императору, имело возможность на него, то есть воздействовать, — проговорила Ольга Николаевна.

— Кого-то, вроде моей тетушки Татьяны.

Татьяна Николаевна, моя тетушка, а еще наместник императора в Великом княжестве Финляндском, уже месяц вела переговоры с немцами. Понял, почему покойный дед поставил ее наместницей. Мои интересы тетка блюсти умела и торговалась так, что немцы тихонько выли.

— А если я вам предложу кандидатуру вашего отца?

Я чуть не ляпнул — мой отец уже и так занят строительством железной дороги, но осознал, что матушка имеет в виду великого князя Бориса Владимировича, генерал-майора.

— Так он же сейчас на Дальнем Востоке, чем-то там занимается…

А чем он занимается на Дальнем Востоке? Кажется, сидит где-то в Харбине, читает китайские и японские газеты и составляет аналитические справки. Фраучи мне детали до сих пор не докладывал, а я, грешным делом, ни разу не поинтересовался.

— Великий князь Борис — самая подходящая фигура. И он будет рад заняться полезным делом, а заодно и продемонстрирует, что он все-таки не рядовой великий князь, а отец императора.

— Тогда подойдет, — кивнул я, а потом спросил с беспокойством. — Но мне придется с ним встречаться?

— А здесь ваша воля, — усмехнулась матушка. — Мой супруг никогда не пылал к своему сыну большой любовью, но если вы пригласите его к себе — он не откажется. А можно передать ему указания через меня, а то и через канцелярию. Что вы хотите от переговоров?

— Во-первых, я хочу четко знать — на что пойдут мои деньги. Десять миллионов — огромная сумма. Оппозиция собирается подкупать депутатов, нанимать каких-нибудь головорезов или убивать президента? Нужна конкретика. Нужно торговаться. В крайнем случае, я готов пожертвовать тысяч сто, не больше. И то, если я буду твердо знать, что деньги будут потрачены не зря. Во-вторых, мне нужно оценить предложения будущего правительства. Если они хотят обойтись без выплаты репараций — не выйдет. Франция виновата в гибели наших солдат, она участвует в разрушении части нашей империи. Убытки мы оценим, так что платить все равно придется. И в-третьих — мне нужно, чтобы Франция не ограничилась простым нейтралитетом, а начала войну с Германией. Но не такую, какой она была до этого — это имитация, а не война, а настоящую. Если Франция готова предоставить гарантии, то я готов заплатить оппозиции еще тысяч двести. Опять-таки — а какие они дадут гарантии?

— Тупик, — констатировала великая княгиня. — Франция не пойдет на такие уступки. Тем более — выплаты репараций.

— Почему уступки? — удивился я. — Это не уступки, а так, мелочи. Я могу пообещать, что в том случае, если Франция заключит с нами мир и начнет войну с Германией, русская армия не станет занимать пределы Франции. А если нет, то 1814 год французам покажется мелочью. — Немного подумав, я сказал. — Нет, я вообще не готов ничего платить заранее. Не верю я тем, кто постоянно обманывает. А уж тем более предателям. Впрочем, можно пообещать французам — как только случится государственный переворот, а французская армия вернется домой, я переведу на счета заговорщиков два миллиона рублей. Ладно, пусть даже три. А в случае, если начнется война Франции и Германии — перевожу еще пять. Но условием заключения мира с Россией станут именно репарации.

Ольга Николаевна вздохнула:

— Интересная идея, хотя и стара, как мир. Подкупить руководителей, устроить переворот, а народ станет платить по счетам.

— Так ведь не я это предложил, — хмыкнул я. — Но в данном случае — грех не воспользоваться. А народ станет платить… Так ведь во Франции республика, а она, если мне память не изменяет, означает общественное дело, а народ сам выбирает свою власть. Вот, коли они навыбирали таких депутатов, президента, так пусть и платят за собственный выбор.

Глава 3

Мистика и прочее

Я опять весь в бумагах. Но это нормально. Именно это и есть обычное состояние императоров, а не сидение его на престоле. А так, чего бы не посидеть? Сидишь себе, киваешь, роняешь одно-два слово, а все дела как-то сами-собой делаются.

Значит, от моего обер-прокурора, господина Карташева, что представляет мою особу при Святейшем Синоде, сообщение, что Синод категорически отверг представленную Комиссией по канонизации на причисление к лику святых кандидатуру государя Всея Руси Иоанна Васильевича, именуемого Грозным.

Любопытственно. В принципе, я не считаю Ивана Васильевича Грозного исчадием ада, как некоторые, а напротив, отношусь с огромным уважением к его делам и поступкам. Как-никак, расширил территорию государства, создал регулярную армию, новый Свод законов, единую монетную систему (тут, правда, его матушка постаралась, но это неважно). Еще царь поставил под контроль общественности воевод, которые раньше царствовали в своих уездах и городах безраздельно, дал укорот боярской аристократии. А ещё, как говорила наша преподавательница Истории древнерусской литературы — именно Иван Васильевич стоит у истоков русского литературного языка, потому что он первым ввел в письменную речь обиходные слова.

Ивана Грозного я уважаю, но причислять его к лику святых я бы не стал. Странно, что Комиссия по канонизации вынесла его кандидатуру на обсуждение. И хорошо, что Святейший Синод отверг эту кандидатуру. Так что, ставлю визу: «одобряю».

Еще у меня сегодня рапорт от Шапошникова, в котором мой начальник Генерального штаба просил-таки разобраться — а что ему делать с «отказниками», которые мотивируют свое нежелание брать в руки оружие религиозными убеждениями? Вроде, не так их и много, но во всем должен быть порядок, потому что губернаторы докладывают, что отказ от исполнения воинской повинности влечет за собой наказание, согласно Уложению об уголовных преступлениях на срок до двух лет тюрьмы, а в случае