Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник) - Бернард Корнуэлл

– Они тебя отпустили?

Таким вопросом Жослен встретил Робби, на лбу которого красовался темный кровоподтек.

– Они выпустили меня, чтобы я передал послание, монсеньор, – проворчал Робби. – Сказали, что если получат причитающиеся им деньги, то уйдут сами без боя.

– Это твои деньги! – рявкнул Жослен. – Возьми да заплати им. Они у тебя есть?

– Нет, монсеньор.

– Тогда, черт возьми, надо их убить. Мы, черт возьми, убьем их всех!

Жослен повернулся к синьору Джоберти:

– Сколько времени тебе потребуется, чтобы целиком разнести ко всем чертям ворота?

Джоберти, маленький морщинистый человечек лет пятидесяти, задумался лишь на секунду.

– Неделя, монсеньор, – прикинул он. Одна из его стрел, отклонившись от проема, оставила в стене основательную выбоину, из чего следовало, что кладка не в лучшем состоянии. – А лучше дней десять, – уточнил итальянец. – Через десять дней я снесу половину стены.

– Мы раздолбаем их чертовы стены в пух и прах, а потом перебьем проклятых ублюдков, всех до единого, – заключил граф и повернулся к своему оруженосцу. – Мой ужин готов?

– Да, монсеньор.

Ужинал Жослен в одиночестве. Он-то надеялся, что сегодня будет ужинать в зале замка, слушая вместо музыки вопли лучников, которым отрубают пальцы. Но судьба распорядилась иначе. Ну ладно, теперь он спешить не будет. Он превратит замок в груду обломков, а уж тогда, на руинах, свершит свою месть.

А на следующее утро в Кастийон-д’Арбизон прибыли Ги Вексий и Шарль Бессьер с отрядом более чем из пятидесяти человек. Очевидно, Вексию не удалось найти своего еретика, но он по каким-то неведомым и неинтересным для Жослена соображениям решил, что этот человек и его еретичка должны прийти в осажденный замок.

– Поймаешь их, – сказал Жослен, – тогда англичанин твой. Но девица достанется мне.

– Она принадлежит Церкви, – сказал Вексий.

– Сперва мне, – настаивал Жослен. – Церковь может поиграть с ней потом, ну а после святых отцов с ней потешится дьявол.

Пушка произвела выстрел, и каменная арка замка задрожала.

Ночь Томас и его спутники провели на сырой земле под деревьями. Поутру трое из коредоров, прихватив своих женщин, исчезли, но четырнадцать человек с восемью женщинами и шестью детьми остались. К счастью, осталось семь арбалетов. Арбалеты были старые, тетивы которых натягивались «козьей ногой», и, следовательно, уступали в силе и дальнобойности новым, стальным арбалетам с коленчатыми рычагами, но зато они быстрее перезаряжались и на ближнем расстоянии являлись смертоносным оружием.

Всадники покинули долину. Чтобы убедиться в этом, Томасу потребовалось почти все утро, но в конце концов он увидел, как свинопас гонит к лесу свое стадо, а вскоре дорога, ведущая вдоль речушки на юг, вдруг заполнилась людьми, с виду сильно смахивающими на беженцев: все тащили на себе узлы да тюки или толкали перед собой тяжело нагруженные тачки. Томас подумал, что всадникам надоело его ждать и они напали на один из окрестных городов или деревень. Так или иначе, увидев идущих по дороге людей, он понял, что солдаты ушли, и решил продолжить свой путь на запад.

На следующий день, когда беглецы, державшиеся на взгорье, подальше от долин и дорог, взобрались на очередной холм, издалека донесся какой-то грохот. Сперва он принял этот звук за удар грома, однако звук был странный – одиночный хлопок без раскатов, да и грозовой тучи на западе не было видно. Но когда громыхнуло во второй, а в полдень и в третий раз, Томас понял, что это пушка. Ему уже доводилось видеть пушки, но в целом они еще оставались редкостью, и он забеспокоился за своих друзей в замке. Хотя кто знает, друзья ли они теперь.

Он прибавил шагу, двигаясь теперь на север, к Кастийон-д’Арбизону, но всякий раз, когда они приближались к открытой долине или к другому месту, где всадники могли устроить засаду, приходилось проявлять крайнюю осторожность. В тот вечер он подстрелил косулю, но и ему, и его спутникам пришлось ограничиться кусочком сырой печенки, потому что развести костер они побоялись. В сумерках, когда Томас нес в лагерь косулю, он увидел на северо-западе облако дыма и понял, что дым этот пороховой, след пушечного выстрела. Раз так, они находились почти у цели, что требовало особой бдительности. Полночи Томас нес караул сам, а потом разбудил себе на смену Филена.

Утром шел дождь. Коредоры промокли, замерзли, проголодались, и Томас попытался приободрить их тем, что тепло и еда уже недалеко. Правда, враг тоже находился поблизости, так что идти приходилось с оглядкой. Боясь, как бы тетива не размокла и не ослабла, он не решался оставлять лук натянутым, а без стрелы на тетиве чувствовал себя словно голым. Пушка, стрелявшая каждые три или четыре часа, громыхала все громче, а сразу после полудня лучник услышал последовавший за выстрелом удар снаряда о камень. Однако потом, когда дождь наконец перестал, он поднялся на возвышенность и с огромным облегчением увидел, что на высоком флагштоке главной башни, пусть промокший и потускневший, по-прежнему висит флаг графа Нортгемптонского. Безопасности ему это, конечно, не гарантировало, но позволяло надеяться на поддержку английского гарнизона.

Теперь они подошли уже близко, а это грозило опасностью. Хотя дождь прекратился, почва под ногами была скользкой, и, спускаясь по крутому лесистому склону к огибавшей подножие замка реке, Томас дважды упал. Он думал проникнуть в замок знакомым путем, перебравшись через мельничную запруду, но, добравшись до подножия склона, где деревья подступали к пруду, он увидел, что его опасения, увы, оправдались. Враги уже поджидали его, ибо на пороге мельницы стоял арбалетчик. Человек в кольчуге стоял на крыльце под соломенным навесом, укрывшись под ним от лучников на крепостных стенах, хотя когда Томас поднял глаза на холм, то никаких лучников там не увидел. В городе наверняка находились арбалетчики, готовые стрелять в каждого, кто окажется на виду.

– Убей его!

Женевьева, пригнувшаяся рядом с Томасом, тоже разглядела одинокого стрелка на том берегу.

– Убить? И предупредить остальных?

– Каких остальных?

– Он там не один, – сказал Томас.

Он рассудил, что мельник с домочадцами, должно быть, ушли от греха подальше, поскольку желоб был опущен и колесо не вращалось, однако осаждающие не доверили бы охрану пути через запруду всего лишь одному человеку.

Скорее всего, там находилось не меньше дюжины людей. Первого он мог застрелить без труда, но тогда остальные принялись бы стрелять из дверей и обоих окон, выходивших на реку, отрезав ему путь через запруду. Долгое время он пребывал в молчаливом раздумье, а потом вернулся к Филену и коредорам, прятавшимся выше по склону.