Метаморфозы. Тетралогия - Марина и Сергей Дяченко

– Вот видите, Самохина, пришлось созвать комиссию ради вас, – в голосе Физрука не было ни возмущения, ни упрека, ни насмешки. Он говорил ровно, как считают вслух от одного до десяти, но не шаги до цели, не овец перед сном и не удары палкой – а просто называют числа, одно за другим.

Сашка посмотрела на Фарита. На мгновение почувствовала себя горящим домом. «Ты боишься, бросаешь вызов, боишься сильнее, потом бунтуешь открыто… И в какой-то момент понимаешь, что сейчас опять будет страшно. Очень».

Она молча положила зачетку на стол перед Физруком – как выкладывают козырную карту. Посмотрела в его зрачки-диафрагмы:

– Я готова к пересдаче.

– «Сейчас», – сказал Физрук. Взял со стола зеленый маркер. Поднялся и подошел к доске. Сашке показалось, он движется как в замедленной съемке.

Хотелось закричать «хватит». Хотелось повиснуть у него на широченных плечах, задержать, остановить. Опять ее победа оборачивалась ловушкой – он все наперед планировал, оказывается, он все рассчитал, он видит будущее во всех вариантах и все поступки Сашки тоже знает наперед. Он мог бы разрушить ее во время первой попытки, но сделает это только сейчас, на глазах у свидетелей, и это будет точка в его тайном конфликте с Фаритом и явном конфликте со Стерхом. Сейчас фломастер коснется доски…

– Одну минуту, – послышалось с дальнего ряда.

Сашка дернулась, будто ее ткнули спицей. Фарит Коженников сидел вполоборота, вытянув ноги в проход, как ни одному студенту сидеть здесь не позволялось; убедившись, что все на него смотрят, он снял очки и положил на стол перед собой:

– Как куратор Самохиной Александры я хочу сказать несколько слов.

Возможно, Физрук предвидел и такой поворот дела тоже. Его лицо, будто вылепленное из алебастра, хранило полное безразличие. Зато Стерх отреагировал – сжал тонкие губы в нитку. Сашка глянула через плечо Фарита в окно: там очень красиво, по-новогоднему чисто валился снег.

– Насколько я понял, девушка досрочно сдала курсовую за второй семестр? – неторопливо продолжал Коженников. – Коррекция событий в текущем грамматическом времени?

Сашка застыла, изо всех сил делая вид, что все это ее не касается. Взлететь бы сейчас, развернуть крылья, почувствовать снежинки на маховых перьях…

Игнорируя Фарита, Стерх теперь смотрел прямо на Физрука, и в воздухе быстро, неотвратимо сгущалось напряжение – еле слышимый низкий гул, инфразвук, от которого холодеет в животе. Очень тесно в этой комнате. Очень.

– Фарит Георгиевич, – после паузы заговорил Физрук, звук его голоса был похож на шум мерно работающего мотора. – За академические успехи этой девушки отвечают ее педагоги, за неуспехи – только она сама. Я рассчитывал, что вы как куратор добьетесь от студентки соблюдения учебной дисциплины.

– Разумеется, Дмитрий Дмитриевич, – вежливо отозвался Фарит. – Как раз эта студентка за время учебы проявила себя как дисциплинированная и мотивированная.

Все еще глядя в окно, Сашка вспомнила, как метались пожарные, как вырывался огонь из круглого чердачного окошка, как таял и растекался снег. Ухмыльнулась: дисциплинированная, да. От ухмылки заболели губы.

– Я рад за нее, – сказал Физрук с тяжелым сарказмом. – Учитывая, сколько пропусков я ей выставил на протяжении семестра.

– Но вы не подавали рапорт, – мягко напомнил Фарит. – А если рапорта нет… Я прошу вас оставаться в рамках программы, – он посмотрел на Сашку, глаза его, освобожденные от темных стекол, были обыкновенными, карими, с нормальными человеческими зрачками. – В рамках программы четвертого курса, первого семестра, пожалуйста.

Сашка не выдержала и потупилась. Ощущение тесноты в комнате никуда не исчезло, но что-то изменилось, неизвестно, к добру или к худу.

– Разумеется, – заговорил после паузы Физрук, и в его голосе Сашке померещилась глухая угроза. – Ради воспитательного эффекта я бы отправил ее на пересдачу еще раз. Но если зашла речь о номинальном следовании рамкам… Посмотрим, сумеет ли она воспользоваться своим шансом. Самохина!

Она посмотрела на него – рефлекторно, как отдергивают руку от огня. Как бросается бежать антилопа, краем глаза поймав движение. За черными зрачками-диафрагмами ей померещилась зимняя ночь и глубокая, без единого огня, тишина далекого заснеженного леса. Время закончилось. «Тогда» и «сейчас» слились в абстрактное понятие без очертаний, массы и плотности.

Она провела горизонтальную линию на доске, и это была прямая без начала и конца, при этом стержень маркера касался одновременно каждой точки. Сашка осознала свою бесконечность и чуть не развеялась пылью, но информационный скелет, наработанный месяцами упражнений, принял удар и выдержал перегрузку. Сашка выловила из бесконечности собственное «я» и вернула в границы реальности – как швыряют в реку помилованную до времени рыбу.

…Тонущий мальчик шел уже на дно, когда мужская рука вцепилась в отросшие на каникулах волосы и дернула вверх. И тут же, на песке, на берегу, в частоколе загорелых ног, перепачканных песком, ребенок начал дышать заново, и бликовало солнце на поверхности воды, а женщины ругались – как привыкли браниться от страха и еще от радости, что все обошлось…

– «Тогда», – сказал Физрук.

* * *

Физрук, с неподвижным лицом манекена, восседал на преподавательском месте, и больше никого в аудитории не было. Сашка огляделась, как слепая, перевела взгляд на часы: двадцать третье декабря. Десять утра. Она не опоздала.

– Давайте зачетку, – сухо сказал Физрук.

На столе перед ним лежал зеленый маркер с полностью истертым, высохшим стержнем. Сашка несколько секунд смотрела на использованный фломастер, прежде чем выйти из ступора и положить открытую зачетку на преподавательский стол.

Физрук вытащил из нагрудного кармана авторучку с золотым пером. Вывел «четыре» в графе «Аналитическая специальность». Подтянул к себе новую ведомость с единственной фамилией на странице, провел по бумаге ладонью, как утюгом, хотя листок и так был совершенно гладкий.

– А почему «четыре»? – сухими губами спросила Сашка.

– Потому что пересдача, – отозвался он холодно. – На пересдачах я никогда не ставлю «пять».

– И… вы передумали меня…

Она не подобрала слова. «Убивать»? «Уничтожать»? Он опять скажет – «Вы формулируете по-человечески»…

– Вы передумали меня валить? – Сашка прижала зачетку к груди. – Я теперь… получу диплом?!

– Присядьте, – он указал ей место напротив. Сашка осталась стоять; Физрук пожал плечами и расписался в ведомости.

– Скажите спасибо вашему куратору. Курсовая на будущий семестр вам засчитана досрочно, придется сдавать только теорию… Скажите, Самохина, вы правда поверили, что взбунтовались и победили?

Сашка несколько секунд молча стояла посреди аудитории. Потом отодвинула стул в первом ряду, там, где недавно сидел Стерх. Уселась с прямой спиной, положила перед собой зачетку, накрыла ее ладонями. Что бы он ни сказал сейчас – она выслушает. Но не обязана верить.

– В этом семестре, – задумчиво проговорил Физрук, – Фарит Григорьевич Коженников сделал для