Дневник плохой девчонки - Кристина Гудоните

— О господи, как здесь красиво… Все как раньше, ничего не изменилось…

— Может, хотите здесь и подождать, пока я приведу Принцессу?

Растроганная бабулька часто закивала.

Так вот, оставив старушку любоваться Вильняле, я рванула в Ужупис. Смоталась туда-обратно очень быстро, минут за пятнадцать, не больше. Но когда вернулась с Принцессой, ни пони Казимеры, ни ее коляски мы под липой не нашли…

Я подумала, что она где-то поблизости — на ее тихоходном транспортном средстве далеко не уедешь. Огляделась, покричала, спустилась к самой реке, облазила все кусты — старушки нигде не было. Пропала бесследно. Вот тебе на! Лучше не придумаешь! Сначала украла старушкины деньги, а потом и саму старушку! Честное слово, мне нехорошо сделалось от этих мыслей… И у меня не было ни малейшего представления о том, где ее искать.

Мы с Принцессой обегали весь парк, носились по нему как ненормальные и расспрашивали каждого встречного, не видел ли кто старой дамы в инвалидной коляске. Никто ее не видел… Я готова была разреветься. Может, бедняжке стало плохо, она потеряла сознание, какие-нибудь прохожие вызвали скорую, и ее увезли в больницу? А может, ее похитили бандиты и теперь потребуют выкуп? Глупости, полный бред — ведь требовать-то не у кого! Я решила вернуться в Элину квартиру и действовать оттуда: для начала обзвонить все вильнюсские больницы, а там видно будет.

Набегавшись, мы с Принцессой плелись по берегу, размышляя, куда бы могла запропаститься наша бабулька, и вдруг (я просто глазам своим не поверила!) увидели ее — и где! На другом берегу Вильняле! Старая ведьма, сидя в коляске, махала мне рукой и что-то радостно пищала. Рядом с ней, удобно устроившись на травке, сидели два седоватых господина. Тут раздумывать было особенно нечего, сразу стало понятно, как она там очутилась, — и, честное слово, разбушевалась я, как пять Вальпургиевых ночей сразу! Попадись она мне в ту минуту под руку — страшно бы об этом пожалела! Стиснув зубы, я пыталась справиться с собой и настроиться на вежливый разговор. Пока мы с Принцессой шли к мостику и добирались до их стоянки, злость моя и вправду немного улеглась.

— Знакомься, Эльвира, эти господа из Франции — Жан и Жак, — радостно защебетала старушка. — Они любезно предложили перевезти меня на этот берег, и ты только посмотри, как тут красиво!

Чудесно! Я с ума схожу, ищу ее везде, а она тем временем заигрывает с Жаном и Жаком!

Пожилые господа поднялись с травки и учтиво мне поклонились. Я в ответ заставила себя улыбнуться, и они тут же принялись что-то молоть по-французски. Само собой, я ни слова не поняла.

— Жак говорит, ты похожа на французских девушек, — перевела бабулька.

— Очень рада, — пробормотала я.

Обменявшись с Казимерой еще какими-то любезностями, услужливые господа распрощались и ушли. Я села на пенек и стала выдергивать травинки — все еще злилась на старую кривляку: видела же, как она стреляла глазками в этих французов!

Принцесса вертелась около бабулькиной коляски, изо всех сил показывая, как рада знакомству. Старушке собака, должно быть, тоже понравилась, потому что она попросила дать ей какую-нибудь палочку, бросила на дорожку, а Принцесса тут же притащила обратно.

Эта игра к радости обеих продолжалась не меньше десяти минут, после чего поня Казимера наконец выдохлась и объявила, что израсходовала запас последних сил и хочет домой. Гора с плеч…

Когда мы притащились домой и я наконец уложила бабульку в постель, она взяла мою руку и прижалась к ней щекой. До чего же она махонькая на своей широченной кровати…

— Спасибо тебе за этот день, Эльвира! Давно мне не было так хорошо. Ты очень добрый человечек!

— Ну уж, не преувеличивайте…

— Нет, ты в самом деле необыкновенная, детка. Только тебе надо больше любить себя… — сказала Казимера тихо и задумалась. — Может, переберешься ко мне? Чего там хорошего, в этом общежитии…

Непонятно почему я опять чуть не разревелась. Хотя на самом деле все понятно: говорила же, что у меня всегда так, стоит начаться сопливым нежностям…

До садов я добралась только к полуночи, но мама не спала, ждала меня в кухне, читая какой-то журнал. Выглядела получше, чем утром. Гвидаса и сегодня поблизости не наблюдалось. Я вымоталась до предела, мне не терпелось подняться к себе и завалиться в постель, но матушка меня остановила:

— Котрина, нам надо поговорить…

— Может, завтра, мам? — промямлила я. — Очень спать хочется.

— Нет. Сегодня. Сейчас. Сядь.

Волей-неволей пришлось опуститься на табуретку.

— Ты голодная?

— Нет.

— Где ты ела?

— У друзей.

— У друзей? А может, у друга?

Этот вопрос заставил меня насторожиться, но разгадывать ребусы не было никаких сил.

— Мама… Какая разница? Если тебя интересует только то, где я ела, я лучше пойду спать.

— Успеешь, детка.

Называет деткой и тон угрожающий. Что это с ней? Мама переместилась так, чтобы оказаться напротив меня, и заглянула мне в глаза.

— Я все знаю, Котрина.

Меня прошиб холодный пот. Первая мысль, которая пришла в голову, — она «все знает» насчет бабулькиных денег, она ведь общается с этим чертовым следователем!

— Но, м-мама, я не п-понимаю… — запинаясь, пролепетала я.

— Прекрасно понимаешь, детка, не надо врать. Опять эта «детка»! Она называла меня так только в раннем детстве и только тогда, когда я что-нибудь натворю.

— Сама понимаешь, рано или поздно все станет известно, — продолжала мама. — Такого еще никому не удавалось скрыть.

— Н-но, м-мама… — изо всех сил выворачивалась я, лихорадочно пытаясь соображать. — Я не знаю, о чем т-ты г-говоришь.

— Котрина, перестань выкручиваться! Я вчера получила из Ниды копию твоей медицинской карты и знаю, что ты ждешь ребенка.

— Что?!

И тут я почувствовала, что сейчас упаду, потому что у меня сильно закружилась голова. Я вцепилась в табуретку. Мама взяла с подоконника большой конверт и протянула мне.

— Вот, читай. Нет никакого смысла врать.

Я взяла конверт и вытащила из него мелко исписанный листок бумаги. С трудом отыскала нужную строчку. Да, там и в самом деле было написано, что у некоей девицы Котрины четырнадцать недель беременности, и потому ей предписаны облегченная гимнастика и соответствующие ее положению процедуры. Черт!

Ну и лопухнулась же я! Как я не подумала, что они там станут проверять Элино здоровье?

В первую минуту мне захотелось рассказать маме всю правду про себя и Эле, про то, что мы поменялись, но я вовремя прикусила язык, вспомнив, что пребывание в Ниде — единственное мое алиби в истории с ограблением бабульки. А после того как мама сошлась с Гвидасом, я уже не знаю, можно ли ей доверять. Какая же я дура! Надо было сразу уехать куда подальше, как только сперла деньги!

— Почему же, когда с тобой это случилось, ты мне ничего не рассказала? Я думала, мы с тобой подруги…

Я решила перейти в наступление.

— Подруги? А ты сама много о себе рассказываешь? Может, хочешь просветить меня насчет того, где сейчас твой ненаглядный Гвидас?

— Котрина! Я — твоя мать!

— А я тебе кто?

Она ничего не ответила. Вперила глаза в стол и с минуту молчала. Выглядела сильно огорченной. Мне стало погано, захотелось к себе наверх, чтобы без помех все обдумать, и я, собравшись с духом, равнодушным тоном спросила:

— Ну что, теперь я могу идти спать?

— Иди… Нет, погоди минутку, Котрина, еще одно… Мне пришлось все рассказать твоему отцу. Сама понимаешь, ты несовершеннолетняя… Нам надо будет вместе решать, как тебе жить дальше, да и вообще я не могла такое от него скрыть… Его новость не обрадовала.

Еще того лучше! Предательница! «Все рассказала» этому садисту, и теперь они по-дружески будут решать, «как мне дальше жить»! И хоть бы одного человека на свете интересовало мое мнение! Зачем только я сюда вернулась? К горлу подкатил комок. Я почувствовала, что сейчас разревусь, а потому встала и направилась к двери. Положение было безвыходным, и сил у меня совсем не осталось.

Поднялась к себе и рухнула на кровать. Вскоре послышались мамины шаги. Она вошла в комнату и села рядом, но я не обернулась. Не хотела больше ничего слышать.

— Я знаю, что ты еще не спишь, Котрина… Пришла пожелать тебе спокойной ночи… Понимаю, как тебе сейчас нелегко, но постарайся жить дальше и оставаться сильной… Я верю, что ты справишься… Теперь мы уже все равно ничего не изменим… Да это и не самое худшее из всего, что может случиться с человеком…

И еще… Прости меня за вчерашний день. Когда я узнала про тебя… когда получила это письмо… Ну, для меня оказалось слишком много, все сразу навалилось.

— Спокойной ночи, мама.

— Прости, я была плохой матерью… Думала только о себе. Но теперь будет по-другому, вот увидишь, Котрина… Мы будем жить втроем: ты, я и твоя малышка…