Северный пламень - Михаил Голденков

— Шведы нам не враги! — кричали одни польские шляхтичи. — Это все Август заварил. Вот с него и спрашивайте.

— В отставку Августа! Тогда и шведы уйдут! — вторили им другие.

— Вот пока держаться будете за подол Фридриха вашего, терпите и его оплеухи у себя на щеках! — кричали Каролю Сапеги. И ведь верно кричали…

Впрочем, кроме сторонников Карла нашлись союзники и у Кароля Радзивилла. Верными Августу остались вчерашние союзники по войне с Сапегами: Огинские и Вишневецкие, пусть последние явно колебались. И большей глупости выдумать было невозможно! Не имея никаких претензий и никакого конфликта со шведским королем, литвинские князья шли на него с войском, которое возглавил Станислав Огинский, потрясая оружием, крича: «Вот мы здесь, иди и разоряй нашу страну, ибо мы твои неприятели!» Поляки, которые в массе своей и голосовали за Фридриха, повели себя умней и осторожней — Польша отреклась от курфюрста и смотрелась всецело союзником Карла, и в польские пределы шведский король пока не вносил свое смертоносное оружие… О чем же думал в те дни ослепший от верноподданничества перед Фридрихом Августом Кароль Радзивилл? Понимал ли хоть что-нибудь из происходящего? Понимал ли, что открывает ворота перед старухой войной, лично зазывая ее в гости?

Однако, чтобы понять странные нелогичные поступки Кароля, нужно было влезть в его кожу… Юстусом не зря называли Несвижского ордината и великого канцлера литовского. Кароль исходил из соображения, что главным и самым страшным врагом для ВКЛ остается, тем не менее, Московия. И только лишь в союзе с Фридрихом Кароль видел, что бывший кровный враг становится союзником. Именно так воспитал Кароля его отец Михал Казимир Радзивилл.

— Запомни, сынок, — говорил в свое время отец, — не надо бояться Польши, не надо бояться Швеции. Бойся царей московских. Они воюют даже не ради процветания своего народа, которое все равно не наступает, и даже не ради новых земель или новых возможностей торговли, нет. Они воюют ради войны и крови, принося жертву князю тьмы, поставившему их во главе сей страны Гога и Магога. Захвачены были Московой русские республики Новгорода и Пскова. Богатые процветающие края. Разве стало московитам от этого жить богаче? Нет, только хуже стало Новгороду и Пскову. Захватили цари наши литвинские Курск, Брянск, а затем и Смоленск… Какую выгоду поимели московитяне от этого? Никакой. Лишь в запустение пришли Курск, Брянск и Смоленск. И вот уже дракон сей точит зубы про нашу страну, желает сожрать Вильну, Витебск, Полоцк, Менск. Не совершай моих ошибок, не бойся ни шведа, ни поляка, ни прусса. Бойся московского царя…

И Кароль не боялся шведов, не верил, что они причинят существенный вред свободе страны; его больше волновала возможная новая агрессия Московии, отход очередных литвинских городов под власть царя-тирана, и вот тут-то саксонский курфюрст представлялся Радзивиллу гарантом спокойствия на границах с Московией. Фридриха, которого Кароль также считал сумасбродом и нечистоплотным политиком, он все-таки видел оберегом восточных границ ВКЛ, талисманом от огненного дыхания восточного змея Горыныча. В этом драконьем огне уже сгинула третья часть восточной Литвы… Царя Петра, как бы не подхваливал этого человека Фридрих, Кароль по-прежнему считал варварским «северным турком», как все называли царя, считал его человеком, который прослыл реформатором, только лишь потому, что сменил азиатские одежды на европейские, перевооружил армию, но сам по себе не реформировался ни на грош. Алчные желания завоевывать и повелевать у Петра ничем не отличались от аналогичных желаний его отца, Ивана IV Ужасного, Василия III, Ивана III… Как и его предшественники, он каленым железом выжигал захваченную территорию, словно собираясь вспахивать там новые поля под овес…

Кароль знал, что некогда процветающие Мстиславль и Смоленск обращены царями в провинциальные дыры, что угасли под царским сапогом Псков, Новгород, Брянск и Курск… Такой судьбы для своей страны Несвижский князь не желал. Да, он будет пить кофе с Фридрихом и мило улыбаться красавцу-весельчаку Петру, а если надо, то и с чертом сядет завтракать и вечерять… Пока что Кароль верил и в обещания Августа, и в его прочный мир и союз с Петром… Верил, но и видел, что все это трещит по швам, что последние союзники Петра вот-вот разбегутся от непредсказуемого царя варваров, привыкшего по-варварски себя вести и в чужих странах, не уважая ни местные устои, ни людей… А между тем наступала весна.

Станислав Огинский как-то подозрительно быстро передал бразды правления армией Михалу Вишневецкому, который силой шляхетской кавалерии под Дарсунишками напал на небольшой отряд шведской армии и заставил его ретироваться. Все! Литвины сами сплели себе петлю! Сук, на котором сидели, как глупые вороны, Огинские, Вишневецкие и Кароль Радзивилл, был срублен их же руками!.. Под Егной, в талых снегах Северной Литвы, Вишневецкий уже сам разбит в пух и прах. Карл показал недалекому гордецу, что значит современная армия. У Вишневецкого не было никого, кто знал, хотя бы примерно, что такое современная атака пехоты со штыковым боем… Григорий Огинский затянул петлю на собственной шее тем, что сдуру также полез на шведские штыки и пули, а затем разгромленным побежал прятаться в Вильну, подписывая тем самым смертный приговор литвинской столице…

Благаславі Божа,Вясну красну пеціНа цiхае лета,На буйнае жыта.Каб наша жытаУ трубы павілося,У трубы павілося,Набок схілілося.На полі cнaпaмi,А ў гумне mapпaмi,У арудзе прысыпна,А ў млыне прымолна,А ў дзяжы падходна,А ў пячы пячыста,А на стале кpаicma.Сям'і на здароўе,Панам — безгалоўя!

В первый день марта вместе с праздником Гукання вясны шведский король вошел в Вильну, вошел без боя, в распахнутые настежь ворота, но вошел как в город своих врагов саксонцев и их союзников Огинских и Кароля Радзивилла. Вильну с ее тридцатью храмами и двадцатью монастырями, двумя замками и семинариями католиков и православных униатов, ее восемью госпиталями и четырьмя типографиями, семью воротами и предместьями занял корпус под начальством немецкого генерала кригс-комиссара Ехана Альдерштейнау. И уже 3 марта Магнус Стенбок докладывал Карлу:

— Ваше величество, местная рада Вильны, купцы, хотят перейти под протекторат Швеции. К союзу со Швецией склоняется много шляхты из Руси… Артикул под номером 1926 назначил шведскую Ригу единым морским портом для ВКЛ, Украины, Пруссии и Курляндии.

Ты, вясна, ты, красна,Да што ж ты нам вынесла?..

16 марта в город торжественно въехал Казимир Сапега. У него чесались ладони, чтобы отомстить ненавистным Огинским и Вишневецким… Вновь столица Княжества запылала огнем пожаров. Поджогами занялся сам Казимир Сапега, сжигая дома своих «хатних ворагов»… Особенно ярко пылали королевский дворец, палаты королевы Барбары Радзивилл и Митрополитальный собор. От огненного жара деревянные детали обращались в золу, кирпичи плавились и крошились, стены обрушивались, и вскоре на месте величественных будынков торчали лишь жалкие руины… Карл же повел свою армию к следующему крупному городу Литвы, в Гродно…

Разорение Вильны возмутило Миколу Кмитича. Его полк стоял в городе, и все было спокойно, но уже покинув Вильну, оршанский князь узнал, что столица горит, а некоторые здания взорваны… Он понимал, что в том есть большая вина самих его соотечественников, в частности, Вишневецкого, и все-таки… «Нужно срочно выводить Литву из войны, куда ее втолкнул Кароль Станислав с такими же идиотами, как сам! — сердито думал Микола. — Нужно убедить Карла, что Литва — это еще не Вишневецкий и Огинский…» Микола добился аудиенции у короля и с возмущением изложил Карлу все свои соображения по поводу разорения Вильны… Король спокойно выслушивал оршанского князя, сидя за столом и расписываясь в бумагах, кои надлежало отослать в Швецию. Рядом стоял генерал Стенбок. На столе перед Карлом на блюде лежали куски свежего хлеба, а в высоком стакане белело молоко. Стенбок, внимательно выслушав претензии Миколы, не менее пылко стал отвечать, выполняя, видимо, функции королевского секретаря:

— Идет война, пан Кмитич! И не мы ее начали, а ваше государство! Короля с самого начала не могли не тревожить странные и противоречивые отношения Августа с Речью Посполитой, где Фридрих Август выступал в непростой роли самопровозглашенного короля… Август начал войну против Швеции даже не как король Польши и Литвы, но как курфюрст Саксонии, полагали мы, с саксонским же войском! Поляки и литвины его не поддержали. Но сейчас литвины, по крайней мере, часть их, его поддерживают! Ваш друг Радзивилл тоже! Его города и имения — это города и имения врага! И теперь, когда саксонские войска разбиты и отступили на территорию Польши, шведская армия не может их преследовать? Но ведь как не преследовать войска своего противника, пан Кмитич? А поляки, умоляя, чтобы мы не вторгались в Польшу, даже не дают никаких гарантий, что и впредь их территория не будет использована как база для саксонских войск! Проклятие! Мне и королю тоже жаль Вильну, но ваши сами виноваты, что вышли с оружием против нашего войска. Зачем? Все происходит по строгим, но жестоким правилам войны, господин Кмитич, которые даже король не в силах изменить. В нас стреляют — мы стреляем. Нас пытаются разбить — мы отвечаем контратакой. Вот вы лично что-нибудь сделали, чтобы Август ушел с трона? Вы сделали что-нибудь, чтобы Вишневецкие и Огинские не воевали со Швецией и против своих же многих земляков?