Извек - Вадим Кондратьев

Гельтулей затих, утомлённый рассказом. Радман нахмурился, перевёл взгляд на Илюмджин-Оту. Тот молчал, бесстрастно глядя в глаза хану. Поняв, что от него ждут каких-то слов, провёл рукой вдоль узкой седой бородки.

— Он не лжёт. Всё видел, про что сказал.

Радман улыбнулся, поднялся, расправил плечи.

— Видел говоришь? Хочу сам посмотреть. Выезжаем завтра. Он доедет?

Илюмджин задумался, прикидывая что-то в уме, кивнул головой.

— Завтра сможет.

Не сказав больше ни слова, хан покинул шатёр мудрого старца.

Ночь пронеслась дикой кобылицей, и когда белый череп солнца показался над краем земли, большой отряд всадников уже горячил коней на краю стана. Едва Радман в сопровождении Гельтулея выехал вперёд, войско, взбивая высокое облако пыли, хлынуло на простор степи. Слух о случившемся, ястребом облетел стан и в прищуренных глазах степняков горел нетерпеливый интерес. Обсуждали, был ли то в самом деле шайтан или иблис, или Амана просто сильно стукнули по голове.

Два раза останавливались, когда замечали, что Гельтулей бледнеет и качается в седле. Несмотря на спешку, Радман всё же боялся потерять проводника раньше времени. К месту добрались на утро третьего дня.

Хан с любопытством смотрел на останки. Его не смущал ни трупный запах, шедший от почерневших тел, ни стада жирных раскормленных мух. Не обращая внимания на копошащихся в трупах червей, Радман с восхищением переводил взгляд с одного куска на другой. Задержавшись на половинках Салмана, проехал пару шагов и с улыбкой остановился у тела Басая, без одной руки. Другая рука с частью груди и головой лежала поодаль. С обоих кусков свешивались клочья хвалёной арабской кольчуги, рассеченной будто старая рогожа. Направив коня в сторону, оглядел Каймета со свёрнутой ударом головой. Три десятка воинов рассредоточились вокруг стоянки, высматривая на земле какие-либо следы. Вскоре от самых дальних донёсся свист. Радман стегнул коня и понёсся было к ним, но увидав предостерегающий жест, резко осадил скакуна.

В примятой траве осторожно копошился лучший следопыт Алибек. Завидев Радмана, молча сел, два раза ткнул пальцем в разворошенные участки травы. Спрыгнув с коня, хан склонился над землёй. Среди сухих стеблей заметил слабый отпечаток подковы. Не поворачивая головы, ровным голосом поинтересовался:

— Где здесь поблизости живут урусы?

Телохранители уставились на подъехавшего Гельтулея. Тот, силясь припомнить, нахмурился, поднял голову, оглянулся. Прикинув время и место солнца, отложил что-то на пальцах и, развернув коня, поднял руку.

— Вон там начинается лес. Если пойти от солнца, то к вечеру доберёмся. Вдоль леса идёт дорога. На конце дороги деревня. Небогатая, брать нечего. Голов пятьдесят — семьдесят. Мужчин два-три десятка. Остальные не в счёт: женщины, дети, старики…

— Веди! — распорядился Радман. — Там и разузнаем про этого злого духа. Думаю, больше ему неоткуда взяться в этих краях.

Подняв руку над головой, он помедлил, привлекая внимание всадников, и резко, будто отсекая голову, кинул ладонь в сторону проводника. Войско зашевелилось, готовое ехать, и Гельтулей, тронул повод. Когда солнце покатилось к окоёму, под копытами коней застучала сухая земля. Следопыты Алибек и Тушан поскакали вперёд, держа коней по обе стороны от дороги. Заметив следы, вернулись, кивнули Радману. Хан с Гельтулеем пустили коней шагом. Двигались обочиной, рыская глазами по дорожной пыли. Скоро разглядели отпечатки кованных копыт. Ещё через несколько полётов стрелы, увидели следы почётче. Хан спешился, присел. Смуглую щёку дёрнуло судорогой, когда узнал киевскую подкову. Такими ковали лошадей малой дружины. Радман оглянулся, скривил губы в недоброй усмешке.

— Издалека твой иблис сюда приехал. И действительно один.

Гельтулей опустился рядом, с сомнением поглядел на вмятую землю, но ничего не ответил. Потрогал след, будто запоминая его на ощупь, и угрюмо вернулся к коню. Радман же наоборот оживился. В глазах засверкал огонь, как у охотника, вышедшего на след крупного зверя. Рука нетерпеливо взметнулась и отряд настёгивая коней рванулся вперёд. Над землёй повис гул копыт, но скоро стемнело и кони сбавили ход. Всю ночь двигались по едва угадываемой дороге. Спешащая на отдых луна серебрила траву, безразлично взирая на ползущую по земле темную массу степняков. К веси подъехали в предрассветных сумерках. Всадники, подрёмывали. На дорогу не глядели, кони сами держались плотным табуном, а направление и скорость задавали едущие впереди.

Въехав на пригорок, Аман-Гельтулей приподнялся в стременах, повёл головой из стороны в сторону. Небо стремительно светлело, и впереди обрисовались невысокие домишки небольшой, обнесённой оградой веси. Над домами начинали струиться редкие дымки. Гельтулей оглянулся, указал хану на просыпающееся селенье. Радман тоже привстал, то ли пересчитывал дома, толи разглядывал спускающуюся к ограде дорожку. Закончив осмотр, потянул из ножен старинный клинок. Небрежно ткнул им в сторону домов, и отряд сорвался с места.

Лава всадников, с каждым мгновеньем наращивая скорость, неудержимым потоком полилась по склону. Топот копыт слился со свистом и яростными криками. Жуткий вой, обогнал скачущих степняков, пронёсся вперёд и резанул по душам селян. Весь замерла на краткий миг, когда каждый вдруг ощущает, что пришла беда.

Детишки, высыпав из домов, бросились кто куда, но рёв могучего чернобородого мужика заставил сбиться в кучку. Несколько мальчишек повзрослей подхватили младших за руки и припустили мелкими ватажками к лесу. За несколько мгновений до того, как первые всадники достигли околицы, к ограде у крайних домов рванулся распоясанный мужик с бревном на плече. Стайка стрел прошмыгнула мимо и зарылась в пыли. Бегущий споткнулся, пробежал несколько шагов боком, но выровнялся и уверенно забросил бревно в развилки крайних столбов. Едва успел налечь всем весом на запор, как перегородку тяжело тряхнуло. Несколько лошадей, ударились грудью, потеряли всадников и осели на круп. У прохода возникла сутолока, кто-то валился на землю, попадая под копыта разгорячённых коней, кто-то пытался перескочить через препятствие, но лишь добавлял толчеи.

Мужик развернулся к вылетевшим из сёдел и, обламывая застрявшие в теле стрелы, рванулся к ближайшему степняку. Ухватив за голову, размозжил коленом оскаленное лицо и двинулся ко второму. Бросил быстрый взгляд на лес, успел увидеть подбегающих к деревьям детишек, и неловко увернулся от удара. Лезвие полоснуло по груди, но мужик привычно сграбастал степняка и сунул тому в брюхо его же саблю. Кочевник схватился за торчащее из живота лезвие, выпучил глаза и, не в силах вздохнуть, захлопал ртом. Мужик ещё раз оглянулся на опустевшую опушку, перевёл взгляд на грудь. Из сечёной раны белизну рубахи заливало красным, а сбоку уже блеснула кривая отточенная смерть. Широкий взмах и… русая голова слетела с крепких плеч. Обезглавленный Макуха сделал шаг и повалился на убийцу. Тот отшатнулся, вгорячах пнул труп и бросился к коню. Перегородку, давшую селянам несколько лишних мгновений, уже выбили и, за ограду хлынули разъяренные всадники.