Ушма - Алексей Наумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крик мальчика почти оглушил его, но он не разжал зубы, и его пришлось буквально отрывать от Кольки как фокстерьера от лисы. Его лицо, шея, грудь, снег кругом был залит кровью и он вдыхал её горячий, металлический запах и его голова снова кружилась, но уже не от слабости, а от звериного восторга победы.
Скандал был жутким. Отец Кольки грозился упрятать Олега в колонию, кричал, что он мразь и уголовник, как и вся его семейка, и что он сам придушит его, но всё закончилось иначе. В школу пришла внучка какой-то безногой пенсионерки, в прошлом, видной участницы партизанского движения, и рассказала, что её бабушка несколько раз видела из своего окна, как «эти фашисты» издеваются над Олегом, и что она лично повесила бы их, как вешала в своё время полицаев, будь на то её воля и ноги…
Её заступничество решило исход дело. Олега исключили из пионеров, но дальше этого дело не пошло. Когда спустя некоторое время в школу вернулся Колька, выглядел он неважно. Правый уголок его рта теперь был всегда слегка приподнят, точно он усмехался над чем-то, но все знали, что эта усмешка принадлежит другому человека. Теперь каждый ученик в школе знал, что не стоит задирать худого, долговязого, неразговорчивого подростка с холодными глазами по кличке Волчонок…
Страх в глазах одноклассников и ребят старше грел ему душу. Он быстро осознал свою силу. Всего через месяц он настолько осмелел, что безбоязненно прижал в углу девочку из его класса, пышную, рыжеволосую красавицу Веру. На свою беду она слишком долго возилась со своим портфелем после звонка и осталась в классе наедине с Волчонком.
Всё заняло не более двух минут. Он решительно придвинул девочку к стене и методично ощупал всюду, куда смогли дотянуться его внезапно ставшие влажными руки. Вера застыла перед ним словно статуя: бледная, онемевшая, окаменелая. Её глаза были распахнуты и стеклянны, а дыхание натужным.
Когда он отпустил её и вышел из класса, она с трудом могла двигаться — всё ее тело свела сильнейшая судорога. Она хотела сбежать домой, но боялась упасть. По звонку, на негнущихся ногах, она покорно поплелась на следующий урок и просидела его как в бреду, чувствуя на своей спине его горячий, звериный взгляд.
Вера никому ничего не рассказала и это его не удивило. Он уже начал понимать, что делает с людьми страх. Он больше не чувствовал камня внутри себя. Если же ему начинало казаться, что его солнечное сплетение вновь твердеет, он закрывал глаза и представлял себе близкое, бледное, перепуганное лицо Веры, её сбивчивое дыхание, крепкое, струной натянутое тело и вздрагивающую в его неуклюжих и жадных руках нежную плоть.
От этих видений он испытывал жгучее возбуждение, с которым не мог совладать. Он часто мастурбировал прямо на уроках, сквозь брюки, глядя на затылок Веры и если его сосед и замечал это, то не осмеливался открывать рта. В такие моменты он жалел лишь об одном — что не зашёл тогда дальше. Но он знал — шанс ещё будет.
Волчонок преследовал ее словно тень: умело, настойчиво, терпеливо дожидаясь удобной возможности. И хоть Вера стала осторожнее и старалась нигде не ходить одна, он был одержим и бесстрашен. Однажды, он прижался к ней прямо в переполненном автобусе, когда они всем классом возвращались домой из парка, после школьной лыжной эстафеты. Вера стояла спиной к нему, раскрасневшаяся и свежая и разговаривала со своими родителями. Она вздрогнула, когда почувствовала его руку на ягодицах и попыталась отодвинуться, но в автобусе было слишком тесно. В этот раз он был настойчивее и смелее, и его правая рука быстро нашла то, что искала. Те двадцать минут, что отделяли их от дома, он запомнил навсегда, а Вера просто стояла вцепившись в лыжи, мелко вздрагивая, как напуганное животное и односложно отвечала на родительские расспросы.
Она не появлялась в школе больше недели после лыжной гонки, болела гриппом, но он знал, что это не так и вновь и вновь прокручивал в своей голове всё, что он успел почувствовать. Некоторое время спустя, он назовёт это «фильмом». У него будет много таких фильмов, гораздо более откровенных и страстных, но этот — первенец — будет одним из его самых любимых. Он будет часто «прокручивать» его оказавшись в битком набитом транспорте, и чем теснее будет толпа, тем острее он будет его удовольствие.
В третий раз он настиг её в женской раздевалке, прямо перед уроком физкультуры. Он заметил, что все девочки уже вышли в зал, а её всё ещё нет. В тот день мальчики играли на улице в футбол, а девочки, в зале, в волейбол. Вера знала это и, вероятно, решила, что она в безопасности. Когда он вошёл в раздевалку и застал её там, в спортивных трусах и майке, она вскрикнула, но страх сдавил ей горло. Когда он повалил её на лавку, она молчала, только дышала тяжело и шумно, точно только что пробежала стометровку.
Он крепко сжал её, плохо понимая, что делает, и начал стягивать с неё спортивные трусы. Она не сопротивлялась, но всё её тело было так напряжено, что он никак не мог согнуть её ноги. Внезапно он кончил прямо в штаны и униженно замер на ней, не в силах посмотреть в её кукольно-распахнутые глаза. Пролежав так около минуты, он встал и вышел из раздевалки и отправился в кабинет физкультурника, чтобы взять насос для мяча. Он не знал, когда Вера вышла из раздевалки, но она больше никогда не появилась в их школе. Когда он понял, что это конец, от ярости он до крови изгрыз дома свои кулаки, рыча точно дикий зверь. Дичь, столь лёгкая и столь желанная навсегда ускользнула из его рук. Это был трудный урок и ему потребовалось время, чтобы его усвоить.
В последний раз он увидел Веру лишь спустя пятнадцать лет, слегка располневшую, но всё ещё довольно привлекательную. Она стояла на платформе в ожидании электрички. С
