Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская) - Кнут Гамсун

Американцы до такой степени не аристократичны, что ихъ послѣдняя знаменитая война въ сущности была направлена противъ аристократіи. Цѣль этой войны заключалась, можетъ-бытъ, больше въ желаніи истребить южныхъ аристократовъ, чѣмъ въ борьбѣ за нравственность и за освобожденіе негровъ [24]. Было бы нѣсколько наивно предполагать, чтобы цѣлый народъ, и особенно такой народъ, какъ американцы, вдругъ чуть ли не до бѣшенства увлекся войной во имя нравственности.

Это отдаетъ Бостономъ и женщинами. Если эта война дѣйствительно велась во имя нравственности, то зачѣмъ же цѣлую четверть столѣтія американцы терпѣли открытую, организованную безнравственность, какъ абсолютную общественную форму въ штатѣ Утахъ, въ самомъ сердцѣ Америки? Войнѣ дали наименованіе освободительной. Почему бы и нѣтъ? Война должна имѣть то или другое христіанское основаніе, офиціальное имя, почему же и не окрестить ее освободительной? Но поговорите съ солдатами и офицерами, бывшими на войнѣ. Спросите, что заставляло ихъ сражаться, что воспламеняло ихъ, и вы получите совсѣмъ иной отвѣтъ, чѣмъ тотъ, который вы прочтете въ мемуарахъ Гранта и ему подобныхъ. Когда полковникъ янки произноситъ рѣчь въ такъ-называемый «День декораціи», то вся она, съ начала до конца, заключаетъ похвалу демократическимъ побѣдителямъ «проклятой аристократіи». Когда умеръ генералъ Логанъ, то американская пресса уговаривала его вдову написать мемуары объ этомъ демократическомъ побѣдителѣ «проклятой южной аристократіи». Спросите ветерановъ сѣверо-американскихъ штатовъ, что побудило ихъ убивать женщинъ, жечь плантаціи въ Миссури, душить стариковъ горячей золой, вбивать заржавленные гвозди въ головы свиней, наносить глубокіе порѣзы въ бока лошадей и коровъ плантаторовъ и вливать въ раны керосинъ. Спросите солдатъ, руководствовались ли они при этомъ чувствомъ нравственноcти или желаніемъ освободить рабовъ?

Это была война демократовъ противъ южныхъ аристократовъ, которыхъ они страстно ненавидѣли, при чемъ сѣверные штаты — эти нравственные сѣверные штаты, которые хотѣли раздавитъ южную аристократію, спекулировали сами рабами. Бостонскія женщины забыли объ этомъ. Богачи сѣверныхъ штатовъ имѣли на югѣ громадныя владѣнія. Когда началась война, южные плантаторы должны были сѣверу громадныя суммы. Богачи восточной Америки, согласно сложившемуся обычаю, давали ссуды южнымъ плантаторамъ въ счетъ будущаго урожая. Эти ссуды давались подъ залогъ самихъ плантацій и негровъ.

Хороша нравственность. Какое сильное стремленіе освободить дядю Тома!

Эта своеобразная американская интеллигентность, въ которой нѣтъ внутренняго благородства и поэзіи, накладываетъ свой отпечатокъ на обращеніе. Въ немъ нѣтъ внутренняго содержанія, оно лишено своего символическаго достоинства. Если американцы безусловно предпочитаютъ борьбу двухъ извѣстныхъ боксеровъ игрѣ Сары Бернаръ въ Рюи-Блазъ, то это, несомнѣнно, доказываетъ ихъ духовную неразвитость. Она выражается также во всемъ обращеніи, въ манерѣ кланяться, въ одеждѣ, въ тонѣ общества и даже въ уличной жизни большихъ городовъ.

Очень интересно выйти вечеромъ на одну изъ самыхъ большихъ городскихъ улицъ, намѣтить въ толпѣ какую-нибудь парочку и слѣдить за ней, незамѣтно прислушиваясь къ разговору, — его содержаніе дастъ ясное представленіе о духовномъ развитіи народа. Если повторятъ эти наблюденія каждый вечеръ въ продолженіе нѣкотораго времени, слѣдя каждый вечеръ за новой парочкой, то впечатлѣніе отъ послѣдняго разговора будетъ совершенно такое же, какъ отъ перваго; разсуждаютъ о предпріятіяхъ, о борьбѣ, спортѣ, состояніи погоды, семейныхъ обстоятельствахъ, несчастныхъ случаяхъ на желѣзныхъ дорогахъ и объ арестахъ, — темы не измѣняются, даже если это влюбленная парочка.

Мы видимъ даму въ шелку, въ національной одеждѣ, что выражается въ сочетаніи самыхъ отчаянныхъ цвѣтовъ. На одномъ и томъ же лифѣ черныя, голубыя, бѣлыя и красныя пуговицы; огненно-золотистый шарфъ на одной сторонѣ, развѣвающіяся желтыя ленты и банты на самыхъ неподходящихъ мѣстахъ. Американки одѣваются съ ослѣпительнымъ блескомъ — Соломонъ не былъ такъ великолѣпенъ, какъ онѣ!

Парочка національная. Какъ женщины любятъ кричащіе переходы отъ темнаго къ самому свѣтлому, что иногда вполнѣ можетъ уничтожить, такъ-сказать, разумный смыслъ одежды, такъ и въ одеждѣ мужчинъ господствуетъ національная дисгармонія, безъ которой его одежда не была бы чисто американской. Янки покупаетъ шляпу въ 10–15 долларовъ и въ то же самое время ходитъ въ панталонахъ, мъ которыхъ не хватаетъ пуговицъ въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ панталоны не должны быть безъ пуговицъ. По шляпѣ онъ «Ершитьерне», а по панталонамъ «Ользенъ».

Въ жаркую погоду нечего и думать увидѣть янки въ сюртукѣ или жилетѣ, онъ преспокойно разгуливаетъ со своей дамой и безъ этихъ принадлежностей туалета. Днемъ на улицахъ американскаго города царитъ лихорадочное оживленіе. Коммерсанты и предприниматели спѣшатъ въ банкъ и изъ банка, въ торговые дома, конторы, туда и сюда. Хромые мулы тащатъ простые омнибусы, дамы засѣдаютъ въ «конгрессахъ» и дебатируютъ вопросъ о превращеніи Дакоты изъ территоріи въ штатъ. Подающій надежды наслѣдникъ семьи отправляется въ Атенеумъ и читаетъ свѣдѣнія о патентахъ; газетные репортеры стоятъ на перекресткахъ и прислушиваются, не узнаютъ ли чего-нибудь о какомъ-нибудь пожарѣ или о какой-нибудь драмѣ для помѣщенія этихъ извѣстій въ утренній номеръ. Но щеголь по ремеслу, со своими высокими воротничками и золоченой тростью, сидитъ въ укромномъ мѣстечкѣ безъ сюртука и надуваетъ фермера въ азартной игрѣ.

Послѣ обѣда видъ улицы измѣняется. Въ шесть часовъ горожане выходятъ гулять. Каждый выползаетъ изъ своего угла; банки закрываются; Атенеумъ запираетъ свои сокровища до слѣдующаго дня. Дамы гуляютъ и кокетничаютъ со своими лейтенантами, какъ только можно кокетничать съ лейтенантами. Щеголь по ремеслу тоже сдѣлалъ свое дѣльце, онъ отдѣлалъ глупаго фермера, какъ только можно отдѣлать глупаго фермера. Хромоногіе мулы тащатъ по улицамъ полные омнибусы, кабачки наполняются жаждущими нѣмцами всѣхъ странъ; большія, обитыя желѣзомъ двери фабрикъ закрываются; закопченные рабочіе со своими оловянными судками скрываются въ переулки; мальчишки-газетчики выкрикиваютъ пронзительными голосами объ интересномъ убійствѣ въ городѣ Канзасѣ. Тогда наступаетъ для щеголя самый интересный моментъ, котораго онъ дожидался цѣлый день. Первое шелковое платье, показавшееся на Николеттскомъ авеню, особенно настраиваетъ его. Всѣ его жизненные интересы заключаются въ томъ, чтобы посмотрѣть новѣйшій фасонъ сюртука, поболтать о послѣдней схваткѣ двухъ боксеровъ, расквасившихъ себѣ при этомъ носы, поостроумничатъ на жаргонѣ и цинически преслѣдовать бѣдную грѣшницу полусвѣта. Между ними встрѣчаются очень талантливые люди, остроумные, находчивые янки, американцы ирландской крови, молодые люди, проводящіе свои дни въ ресторанахъ и засыпающіе по ночамъ въ кабачкахъ на стулѣ, погибшіе люди и джентльмены, дамы полусвѣта мужского пола, которые дожидаются лекомысленныхъ дѣвицъ въ теплые вечера передъ церквами и готовы за два доллара помочь своему ближнему во всякомъ тѣлесномъ недугѣ…

Жизнь американской улицы вся пропитана этой духовной неразвитостью, которая точно создана для этихъ щеголей съ голубыми мозгами.

Въ окнахъ магазиновъ совсѣмъ не видно книгъ или предметовъ искусства, вы принуждены смотрѣть на вырѣзанныя индѣйскія фигуры у продавцовъ папиросъ. Если господинъ или дама идетъ по тротуару и читаетъ газету, то вы можете быть увѣрены, что читаются извѣстія о разныхъ убійствахъ или несчастныхъ случаяхъ. Гуляютъ ли влюбленные и говорятъ о своихъ сердечныхъ дѣлахъ, — знайте, что темою ихъ разговора неизбѣжно бываетъ какое-нибудь предпріятіе или состояніе погоды; при чемъ надо замѣтить, что всѣ гуляющіе необыкновенно зорко слѣдятъ за малѣйшими отступленіями отъ правилъ уличной жизни, — они сейчасъ же обратятъ вниманіе на пьяную женщину, на переполненный омнибусъ, на человѣка въ очкахъ.

Однажды на площади передъ банкомъ собралась толпа человѣкъ въ 400. Зачѣмъ собрались всѣ эти люди? Они всѣ стояли и смотрѣли на возъ съ камнями, застрявшій на рельсахъ. Всѣ окна сосѣднихъ домовъ были усѣяны лицами любопытныхъ, тутъ были и старики, и молодые, всѣ съ глубокимъ вниманіемъ разсматривали это необыкновенное чудо. Изъ сосѣднихъ переулковъ сбѣгался народъ, даже старухи бросались бѣгомъ смотрѣть на такую достопримѣчательность. Ни въ одной изъ странъ, въ которыхъ мнѣ приходилось бывать, я не видалъ ничего подобнаго. Вся эта, толпа стояла и смотрѣла на этотъ возъ, точно это было знаменитое историческое зрѣлище.

Чернь, — скажете вы. Это чернь и молодежь. Не совсѣмъ такъ. Это — американцы. Нѣкоторые изъ нихъ даже очень достойные и уважаемые граждане, дамы изъ «конгресса», люди изъ общества. Это чернь въ мѣхахъ, дамы въ богатыхъ нарядахъ, въ шелку, это — чернь, которая могла бы носить орденъ общества Old Fellow [25], у которой на однихъ зубахъ золота на 20 долларовъ. Это — американцы.