Королевская пешка (СИ) - Юлия Владимировна Буланова

для закрепления эффекта уже с другим идиотом. С тех пор ко мне больше не лезли, окончательно признав самой отмороженной.

— Сколько тебе было лет?

— Тринадцать. Опасный возраст. Гормоны. Раздражение накатывает по поводу и без. Страх отсутствует. Эмпатии ноль. А если ты еще и осознаешь собственную безнаказанность… Это порой приводит к весьма противоречивым решениям.

— Я думал ты пошутила про страшную сказку.

— Прости. В другой раз обязательно расскажу что-нибудь хорошее. У меня было не такое уж и плохое детство.

Отступление

Как мужчина может загладить вину перед девушкой? Наследник талийского престола думал, что это несложно. Достаточно пары безделушек из княжеской коллекции и любая забудет все свои обиды.

Но можно ли назвать так то, что чувствовала сейчас Яра? Девушка едва не умерла из-за… его беспечности. Он виноват перед ней за то, что произошло. Не поверил в грозящую ей опасность, а потом позволил произойти этому злополучному отравлению. Нужно было бить тревогу, когда принцесса говорила о плохом самочувствии. Но Раду списал это на впечатлительность «тепличного цветка», выросшего в тишине дальнего поместья. Нельзя было даже близко подпускать к ней делегацию Тиверию. И плевать на скандал.

Его нежданная жена смотрела на подаренную парюру с совершеннейшим безразличием. Поблагодарила, конечно, но словно бы нехотя. И тотчас же бросила шкатулку на ближайший же туалетный столик.

— Тебе не понравилось?

— Красиво.

— Ты даже не улыбнулась.

— Этот подарок выбирал не ты, и не для меня. Предположу, что Ладислав нашел нечто, что в его представлении не стыдно будет надеть княжне на какое-нибудь светское мероприятие.

— У меня отвратительный вкус. И с чувством уместности некоторые проблемы. — Энираду не оправдывался — объяснял.

— Это ты так считаешь?

Он с деланным безразличием пожал плечами:

— Матушка не устает раскрывать мне глаза на мои недостатки, коих у меня великое множество.

— Она тебя не любит?

— Меня сложно любить. Я не слушаюсь советов, не разделяю ее политические взгляды. И по каждому вопросу имею собственное мнение.

— Ты же ее сын.

— Она родила меня не для того, чтобы любить.

— Ты сам понимаешь, насколько страшные вещи говоришь?

Девушка смотрела, склонив голову в сторону. И в ее взгляде недоверие соперничало с чем-то напоминающим жалость. А жалости по отношению к себе Энираду не выносил. Поэтому ответил чуть более резко, чем сам бы того хотел:

— Что бы я ни рассказал о своем детстве или отношении родителей ко мне, это вряд ли станет в один ряд с твоей историей. Матушка не желает мне зла. Просто, я для нее больше наследник Талийского престола, чем сын. Так бывает в династических браках.

— Так не должно быть, — голос Яры был тихим и вкрадчивым.

— Жизнь иногда играет не по правилам, придуманным хорошими девочками. — Раду грустно улыбнулся.

— Ты считаешь меня глупой?

— Удивляюсь, как ты смогла сохранить такие наивные представления о жизни?

— Они правильные. Родители должны любить своих детей в противном случае, не стоит их заводить.

— Долг престолонаследия, — возразил Энираду как-то потеряно.

— Плевать на эти твои долги, — начала распаляться девушка. — Вот у тебя было хорошее детство?

— Да!

— Врешь. Не знаю, правда, мне или себе. Оно у тебя было еще более паршивым, чем у меня. Потому что тебе с рождения пришлось доказывать своим родителям, что ты достоин быть княжичем. Потому что правящая семья видела в тебе не ребенка, а Наследника.

— Ты, выросшая в совсем другой среде, вряд ли поймешь. Тот, кто возглавит эту страну однажды, должен быть этого достоин. Власть — серьезное испытание. Чтобы пройти его с честью…

— Раду, ты — человек. Пусть и тысячу раз генно-модифицированный. Наверное, я первая говорю тебе это. Но каким бы совершенным ты не выглядел внешне, как бы не закалили твой характер, разум и волю, тебе может быть грустно, страшно и больно. Ты совершишь сотню ошибок. И совсем не потому, что родители недостаточно тщательно культивировали в тебе чувство долга перед родиной. Ты останешься всего лишь человеком, даже если решишь положить на алтарь служения всего себя без остатка.

— К чему эта пламенная речь? — с раздражающей усмешкой спросил мужчина.

— Ты не стал бы плохим наследником престола, если бы мама и папа окружили тебя нежностью. Это не сделало бы тебя слабей. Безразличие родителей может дать человеку броню, способную выдержать любой удар. А их любовь — крылья. Нет, броня — это не так уже и плохо. Но что-то мне подсказывает, что она мешает тебе дышать. А своей ледяной маской ты разучился по-настоящему улыбаться.

— Я все еще не понимаю смысла данной тирады.

— У нас будет ребенок?

— Мы еще даже не целовались. А дети случаются от кое-чего поинтересней. Но, полагаю, со временем…

— А у нас оно есть? Впрочем, это неважно. Вряд ли наши принципы и взгляды претерпят кардинальные изменения. Я буду любить своего ребенка. А ты будешь старательно изображать любовь, если на нее неспособен. Иначе, наш брак станет для тебя весьма тягостным.

Энираду набрал в грудь побольше воздуха, словно готовясь сказать в ответ что-то весьма колкое, но промолчал. Ненормальная девчонка бесила его неимоверно. Она раз за разом бросала ему вызов, словно не понимая, что не способна сражаться с ним на равных. А ведь ему ничего не стоило ответить на ее выпад. Поставить на место идиотку с атрофированным инстинктом самосохранения. Сломать эти идиотские крылья, которыми она так гордится.

Откуда бралась ее отвага? Ведь у принцессы «забытой» в трущобах варварского мира не может быть такого огня во взгляде. Она должна бояться лишнее слово сказать. Как смеет эта девчонка угрожать и дерзить, подвергать сомнению правильность его воспитания, ставить какие-то условия?

А на задворках сознания зудит крамольная мысль: может его несгибаемая жена права? Может она, действительно, в чем-то лучше, сильнее его, если без страха и сомнений смотрит вперед, если готова любить и защищать его ребенка? Просто потому, что это правильно.

И вдруг словно пелена слетела с его глаз. Перед ним стояла шани Старой династии Джанната. И он понял почему шахди Гаяр смотрел на нее с таким восхищением.

Энираду любил историю. Будучи подростком, зачитывался хрониками времен колонизации и объявления независимости.

Гениям тяжело жить в системе, стремящейся заглушить любые колебания и привести все и вся к статистической норме. Это рождает протест, ненужный традиционному обществу. Потому что все перемены болезненны. Радикально настроенных юнцов, которым не нашлось места в их родном мире отправили умирать на дикую, малопригодную к жизни планету «Тысячи островов» — Таний.

Но они не просто выжили. Эти одержимые построили свой