Отдел «Массаракш» - Антон Первушин

Да, статья серьезная, — вздохнул Рубанок.

Всё, пошли, — отрезал Облом. — Первым идет Фельдфебель. За ним я и Птицелов. Рубанок в арьергарде. Смотреть в оба!

И они пошли — карабины наготове, головы крутятся, как волчки, — перепрыгивая через ручьи, пролезая под стволами поваленных деревьев, реагируя на малейший шорох. Как ни странно, но джунгли притихли. Ни одна тварь не показывала носа. Может, тоже услышали гул винтов гидрохода и приняли его за боевой вертолет? Сообразительные такие твари. Вроде той обезьяны, которая умела метать бумеранги, изготовленные из нижней челюсти крыслана. Кем, спрашивается, изготовленные? Наверняка — самой обезьяной.

Птицелов вспомнил рассуждения пьяницы Вику о популяции мезокрылов. Древние, видите ли, твари, невесть как восставшие из небытия. А может, не восставшие? Может, завезенные? Чужаками из других Миров! Вдруг и мезокрылы, и обезьяны с бумерангами, и эта тварь, умеющая заколдовывать взглядом единственного, но о трех зрачках глаза, — все они завезены из соседних Пузырей или — Дырок в Мировом сыре?! Вместе с хреновинами, что продвинули, видите ли, цивилизацию… Птицелов чувствовал, что недалек от истины, но ему не хватало знаний.

Учиться мне надо, думал Птицелов, пробираясь под низко свисающими ветками. Господин Таан, упокойся он в Мировом Свете, многое мне дал своими лекциями, но настоящее знание там, в Столице! Вот куда нужно обязательно попасть. Да ведь и штаб-врач хотел этого… И Колдун… Странно, что между ними общего? Ничего, вроде. Кроме того, что оба хотели, чтобы я обязательно оказался в Столице…

— Просвет, ребята! — крикнул Фельдфебель. — Клянусь, там просвет! Река!

Не дожидаясь, пока остальные сообразят, что к чему, дэк по кличке Фельдфебель ринулся вперед, не разбирая дороги. Он не успел пробежать и нескольких метров. Мирные с виду лианы, свисающие по обе стороны тропы, проворно сцапали делинквента и вздернули высоко, к самым кронам. Фельдфебель закричал, забился, уронил карабин, выхватил из-за пояса мачете и попытался перерубить лиану, которая держала его за правую ногу. Лиана натянулась, как струна. Она даже завибрировала, зазвучала на басовой ноте. Но когда делинквент взмахнул мачете, еще одна безобидная с виду лиана обхватила его запястье. Раздался хруст, Фельдфебель подавился и выронил мачете. Все это заняло счита- ные секунды.

Когда трое других дэков прибежали на крик, они не сразу сообразили, что плотно спеленатый кокон у них над головами — это опутанное хищными лианами тело их товарища. Первым догадался Рубанок, да и то лишь потому, что споткнулся о карабин, оброненный Фельдфебелем.

Гвардия своих не бросает! — заорал Рубанок и принялся палить по лианам.

Стрелял он довольно метко. Ошметки древесины вперемешку с липким, остро пахнущим соком летели во все стороны. Но выстрелы не освободили Фельдфебеля, а только разворошили колонию лиан-хищников. Стремительные плети их засвистели в воздухе, отрезая делинквентов от берега.

Придурок! — накинулся на стрелка Облом. — Они всех нас сейчас передушат!

Гвардия не сдается! — огрызнулся Рубанок и добавил просительно: — Прорывайтесь, братишки, ладно?.. Я их задержу-у…

Идем! — буркнул Облом Птицелову.

Они ринулись в еще не затянутый лианами просвет, беспрестанно нажимая на спусковые крючки. Из чащи им вторил карабин Рубанка. Пока еще вторил!

Птицелов выскочил на узкую песчаную полосу берега первым. И сразу же увидел гидро- ход. У самой кромки, всего лишь в десятке метров — огромный, надежный, мощный…

Облом! — заорал Птицелов. — Наши!

Но бывший Неизвестный Отец не отозвался. Птицелов, замирая от ужаса, обернулся. Облом был рядом, он ничком лежал на песке, судорожно за него цепляясь, и несколько хищных лиан без спешки волокли его обратно в заросли. Птицелов с воплем бросился к лианам, принялся бешено молотить по ним прикладом. Он оглох от собственного крика и поэтому не слышал, как ожило носовое орудие гидрохода и первые зажигательные снаряды разорвались в гуще смертоносного леса.

Часть третья

М-АГЕНТ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Шипастая и клювастая тварь пала с верхнего яруса джунглей. Кудлатой голове старшего корчевщика угрожала нешуточная опасность. Птицелов вскинул ствол, поймал на мушку чешуйчатый бок хищника и нажал на гашетку. Жахнуло. Ослепило оранжевой вспышкой. Эхом отдалось в обглоданных эрозией скальных останцах. Запахло паленым. Стих на мгновение сводящий с ума гвалт: корчевщики бросили треп и песни, кинулись занимать оборону по боевому расписанию. Вышколены они были самой жизнью — тут ни один инструктор руки не приложил, самим пришлось научиться всем маневрам и прочим премудростям.

Раненый мезокрыл свалился на землю. Заклекотал — ну явно от досады. Перевернулся, как заправской морпех, взгромоздился на лапы. Хвостом, утяжеленным костяной пилой, рассек воздух. Еще миг, и слетела бы голова Птицелова с плеч, а там и до Облома бы очередь дошла. Мезокрылы никогда не оставляют выбранную жертву в покое. Прут дуром, даже если из прожженного брюха дымящиеся кишки свисают.

Птицелов снова сжал гашетку и подержал палец на тугой кнопке секунд пять. Для верности.

Мезокрыл попытался удрать, подпрыгнул, но его обугленный труп остался болтаться под ветвями, запутавшись в лианах.

Дура безрукая!

Спасенный Облом принялся метать громы и молнии. Не иначе как с перепугу! Зачастил короткими руками, выбираясь из грязевого омута, куда провалился по грудь.

Ты же мне чуть голову не отстрелил, упырь косоглазый!

Птицелов демонстративно плюнул на раскаленный ствол огнемета.

Уймись, мамаша, — сказал он. — Иначе взаправду башку снесу.

Облому очень хотелось сказать, что он думает о всяких сосунках, но он сдержался: позиция была не самая лучшая, да и Птицелов не раз доказывал, что не лыком шит. Хоть и года не прошло, как «с дерева спустился», до сих пор в силу привычки вертолеты с аэропланами «железными птицами» называет…

Ладно, — пробормотал Облом примирительно, — с меня причитается, мутоша…

Джунгли как будто ждали этих слов. А потом разразились привычной какофонией: воплями, свистом, рычанием, чавканьем… Джунгли устрашали и верещали от страха, рыком возвещали победу и выли, разочарованные поражением, рвали клыками сочную плоть и меланхолично перетирали столь же сочную зелень. И в этом оркестре торжествующей жизни-смерти как-то не очень уверенно вели свою партию секиры корчевщиков.

Из-за бурелома показалась сутулая фигура Штыря. На лагерных харчах Штырь немного отъелся, но нарастить на себе вдоволь мяса так и не смог. По-прежнему ходил доходягой из доходяг, зато с гонором отменным. Такого гонора, как у Штыря, не отыскать ни у кого на всем Крайнем Юге.

Что за пальба, братки?

Мезокрыл надумал позавтракать обломовским котелком, — пояснил Птицелов, показывая стволом на обугленного ящера. — Пришлось жахнуть…

Ага. — Десятник без интереса оглядел убитого хищника и спасенную, но оставшуюся без волосяного покрова голову Облома. — Стало быть, так, доходяги, — деловито начал он. — За потраченный без разрешения заряд полагается тройной штраф, а за убитого мезокрыла — премия. Стрелял ты, — огрызок указательного пальца уперся в мускулистую грудь Птицелова, — выходит, тебе и отвечать. А так как в летуна попал тоже ты, то и премия твоя. Один вычесть из трех, останется два. Так? Стреляя, ты спасал шкуру Облома, верно? — Он вопросительно посмотрел на старшего корчевщика, тот нехотя пожал покатыми плечами. — Выходит, один штраф по справедливости полагается ему. Вопросы есть? Вопросов нет…

Вопросы есть, — возразил Облом. — Ты, Штырь, как был пальцем деланный, так и остался. Хоть, массаракш, в десятники записался.

Я не услышал здесь вопроса, Сладкоголосый… — Штырь почесал низ живота; он всегда так делал, когда чуял назревающую драку.

На пару корчевщиков выдается один огнемет, но стрелять без команды коменданта запрещено! Ну скажи ему, мутоша! Где логика? Где смысл?

Штырь закатил глаза. Он-то думал, что его действительно сложным вопросом собираются озадачить. Что ему, говоря по-лагерному, отвечать за что-то предстоит. А тут — пустой треп.

Огнемет выдается на пару корчевщиков согласно директиве командующего округом! — заорал Штырь так, что Облом невольно втянул голову в плечи. — Ты, тупой говорливый мешок с короткими руками! Думай, что спрашиваешь!

В штабе округа не дураки сидят! Сам ведь закорючку ставил, мол, «с приказом командующего ознакомлен».

А стрелять тогда почему нельзя? — встрял рассудительный Птицелов.

И мутоша туда же! — Штырь треснул себя кулаком по лбу. — Стрелять без команды нельзя, потому что директиву командующего «О надлежащей экономии боеприпасов» никто не отменял! В случае, если вашей никчемной жизни угрожает опасность, следует внятно и громко позвать коменданта, а затем обороняться с помощью секиры или самострела, пока комендант не прибудет и не оценит степень угрозы! — Десятник сдернул со спины, а затем продемонстрировал Облому и Птицелову самодельный арбалет.