Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

быть уверен, что она ответит согласием. Хотя я любил ее, мне не хотелось доставлять ей удовольствие отвергнуть меня. Я продолжал досаждать ей, проявляя при этом робость и нерешительность. В силу своей молодости я еще не знал, что в любви, в отличие от политики, осторожность не является добродетелью. Я не был достаточно уверен в себе, чтобы рассчитывать на полный успех, и мне не хотелось потерпеть неудачу.

Я прожил в доме мистера Ксомы около года и так и не признался в своих чувствах. У Диди интерес к своему парню не спадал, а ко мне – не возрастал. В конце концов я расстался с ней, уезжая из их дома, с выражением благодарности за ее дружелюбие и гостеприимство ее семьи. После этого я не встречал Диди несколько лет. Позже, когда я уже самостоятельно вел юридическую практику в Йоханнесбурге, в мой офис вошли молодая женщина и ее мать. Как они объяснили, у женщины был ребенок, но ее парень не хотел на ней жениться, и она собиралась подать на него в суд. Этой молодой женщиной была Диди, только теперь она выглядела крайне изможденной и была одета в линялое платье. Я был очень огорчен, увидев ее в таком виде, и подумал, что все могло бы обернуться совершенно по-другому. В конце концов, если бы она не решила подать в суд на своего парня, то я бы ее больше никогда не увидел.

Несмотря на неудачи в своих романтических похождениях, я постепенно привык к жизни в Александре. У меня появилась уверенность в себе, вера в то, что я способен на многое за пределами того мира, в котором я вырос. Я стал понимать, что мне теперь нет необходимости в использовании племенных связей или в поддержке семьи для того, чтобы продвинуться в жизни. У меня наладились нормальные деловые отношения с теми, кто не знал о моей принадлежности к династической семье племени тембу или же не обращал на это никакого внимания. У меня был свой собственный дом, пусть и достаточно скромный, и у меня возрастала уверенность в своих силах, столь необходимая для того, чтобы крепко стоять на собственных ногах.

В конце 1941 года я получил известие о том, что регент находится в Йоханнесбурге и желает встретиться со мной. Я сильно разнервничался от этой новости. Наряду с этим я понимал, что просто обязан увидеться с регентом, и, действительно, хотел это сделать. Он остановился в штаб-квартире Ассоциации занятости коренных жителей Витватерсранда, агентства по подбору персонала для золотых рудников.

Регент сильно изменился, хотя, возможно, это настолько изменился я. Он ни разу не упомянул ни о том, что я сбежал, ни о Форт-Хэйре, ни о несостоявшемся браке по договоренности. Он был вежлив и заботлив, по-отечески расспрашивал меня о моей учебе и планах на будущее. Он понял, что я всерьез занялся устройством своей собственной жизни и что она пойдет по иному пути, чем тот, который он себе представлял и планировал. Он не пытался отговорить меня от моих планов, и я был благодарен ему за это неявное признание того, что я больше не являюсь его подопечным.

Моя встреча с регентом возымела двойной эффект. Я смог реабилитировать себя и в то же время восстановил свое уважение к нему и к династической семье племени тембу. Мне стало понятно, что я выработал в себе безразличие к своим старым связям отчасти для того, чтобы оправдать свою борьбу за самостоятельность и как-то облегчить боль от разлуки с миром, который я любил и ценил. Было приятно снова оказаться в теп лых объятиях регента.

В то время как регент, казалось, был вполне доволен мной, он не скрывал своей досады в отношении Джастиса, которому, по его словам, следует вернуться в Мэкезвени. Мне было известно, что Джастис завязал отношения с одной девушкой и не собирался возвращаться домой. После отъезда регента из Йоханнесбурга Бангиндаво, один из старейшин племени тембу, возбудил дело против Джастиса, и я согласился помочь Джастису, когда его вызвали к уполномоченному по делам коренных народов. На слушании я указал, что Джастис был уже вполне взрослым и не был обязан возвращаться в Мэкезвени только потому, что так велел его отец. Бангиндаво в своем выступлении не ответил на мои доводы, а вместо этого пытался сыграть на чувстве моего долга, на необходимости моей преданности регенту. Он обратился ко мне по моему клановому имени Мадиба. Это было явно рассчитано на то, чтобы напомнить мне о моей принадлежности племени тембу. «Мадиба! – сказал он. – Регент заботился о тебе, воспитывал и относился как к собственному сыну. Ты же теперь хочешь спрятать от него его настоящего сына. Это противоречит желаниям человека, который был твоим преданным опекуном, а также тому пути, который предназначен для Джастиса».

Речь Бангиндаво сильно задела меня. Джастису, действительно, была предназначена иная судьба, чем мне. Он являлся сыном вождя и должен был стать вождем. После слушания я сказал Джастису, что передумал и что, по моему мнению, он должен вернуться домой. Джастиса озадачила моя реакция, и он отказался прислушаться ко мне. Он решил остаться и, должно быть, сообщил своей девушке о моем совете, потому что с тех пор она никогда со мной не разговаривала.

В начале 1942 года, чтобы сэкономить деньги и быть ближе к центру Йоханнесбурга, я переехал из комнатки в доме мистера Ксомы в жилой комплекс Ассоциации занятости коренных жителей Витватерсранда. Мне помог в этом мистер Фестайл, управляющий шахтой из Горной палаты, который вновь сыграл судьбоносную роль в моей жизни. Он по собственной инициативе предложил мне бесплатное жилье в этом жилом комплексе, предназначенном для шахтеров.

Жилой комплекс Ассоциации занятости коренных жителей Витватерсранда представлял собой многонациональное сообщество, говорящее на многих языках современной урбанизированной Южной Африки. Там были сотосы, тсваны, венды, зулусы, педи, шангааны, намибийцы, мозамбикцы, свази, косы. Мало кто из них говорил по-английски, универсальным средством языкового общения была смесь множества языков, известная как фанагало[18]. Там я встречал как вспышки межэтнической вражды, так и исключительно вежливое общение, которое возможно среди людей разного происхождения. И все же я не чувствовал себя там комфортно, поскольку ощущал себя чуждым элементом. Ведь мне не приходилось проводить свои дни под землей, я учился (или работал) в юридической конторе, где единственным проявлением физической активности было выполнение поручений боса или укладывание канцелярских папок в шкаф.

Поскольку Ассоциация занятости коренных жителей Витватерсранда была своего рода перевалочным пунктом для приезжавших в Йоханнесбург племенных вождей, мне выпала честь встретиться со многими лидерами