Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

компании, и зачастую открыто упрекал их за манеру общения с африканцами. «Вы украли у нас нашу землю и поработили нас, – говорил он им. – А теперь вы дерете с нас втридорога». Однажды, когда я вернулся, выполнив очередное поручение, и вошел в кабинет мистера Сидельского, то застал там Гаура, который обращался к нему со следующими словами: «Послушайте, вы сидите здесь, как лорд, в то время как мой коллега вприпрыжку выполняет для вас поручения. Однажды все изменится, и мы сбросим всех вас в море». Когда Гаур вышел из кабинета, мистер Сидельский лишь уныло покачал головой.

Гаур являлся ярким примером человека без степени бакалавра, который оказался гораздо более образованным, чем парни, окончившие Форт-Хэйр с блестящими дипломами. Он был не только более осведомленным в своей профессиональной области, но и более смелым, более решительным, более уверенным в себе. Хотя я намеревался получить диплом и поступить на юридический факультет, на примере Гаура я уяснил, что степень сама по себе не является гарантией лидерства и что она ничего не значит, если только человек не проявит себя в обществе.

Я был не единственным клерком-стажером в компании «Уиткин, Сидельский и Эйдельман». Незадолго до меня здесь начал работать Нэт Брегман, парень примерно моего возраста. Он был умным, приятным и вдумчивым сотрудником. Он не делал различий между людьми с разным цветом кожи и стал моим первым белым другом. Нэт мог прекрасно имитировать голоса, он искусно подражал Яну Смэтсу, Франклину Рузвельту, Уинстону Черчиллю. Я часто обращался к нему за различными советами по правовым вопросам и служебным процедурам, и он неизменно оказывал мне действенную помощь.

Однажды мы сидели в офисе в обеденное время, и Нэт достал пакет с бутербродами. Он вынул один бутерброд и сказал: «Нельсон, возьми за другую сторону бутерброда». Я не понял, зачем он попросил меня об этом, но так как был голоден, то решил выполнить его просьбу. «Теперь тяни», – велел он. Я так и поступил, и бутерброд разделился примерно надвое. «А теперь ешь», – сказал он. Пока я жевал, Нэт объяснил: «Нельсон, то, что мы только что сделали, символизирует философию Коммунистической партии: делиться всем, что у нас есть». Он признался мне, что состоит в компартии, и объяснил основы того, за что она выступает. Я знал, что Гаур был членом Южно-Африканской коммунистической партии, но до этого дня он никогда не пытался обратить меня в свою веру. Теперь же он разъяснил мне достоинства коммунистического строя и попытался убедить вступить в партию. Я выслушал его, задал ряд вопросов, но согласия не дал. Я не был склонен вступать ни в какую политическую организацию, совет мистера Сидельского все еще звучал у меня в ушах. Кроме того, я был довольно религиозен, и враждебность компартии к религии отталкивала меня. Но половину бутерброда я оценил.

Мне нравилось общество Нэта, и мы часто ходили куда-нибудь вместе, в том числе на лекции и встречи членов компартии. Я посещал их, прежде всего, из интеллектуального любопытства. Я только-только начинал узнавать историю расового угнетения в моей собственной стране и рассматривал борьбу в Южной Африке как исключительно расовую. Однако компартия оценивала существовавшие в Южной Африке социально-экономические и политические проблемы через призму классовой борьбы. Для коммунистов это был вопрос Имущих, угнетающих Неимущих. Мне такая постановка вопроса казалась интересной, но неактуальной для современной Южной Африки. Возможно, это было применимо к Германии, Англии или России, но, как мне казалось, вряд ли подходило для страны, которую я знал. Несмотря на это, я внимательно слушал и учился.

Нэт пригласил меня на несколько встреч, в которых приняли участие и белые, и африканцы, и индейцы, и метисы. Встречи были организованы компартией, и большинство гостей были коммунистами. Я помню, как волновался, когда пошел в первый раз, главным образом потому, что не был уверен, что у меня найдется подходящая для этого одежда. В Форт-Хэйре нас учили на любые общественные мероприятия надевать галстук и пиджак. Хотя мой гардероб был не так велик, мне все же удалось найти галстук, чтобы надеть его на эту встречу.

Придя на мероприятие, я обнаружил группу общительных и доброжелательных молодых людей, которые, казалось, вообще не обращали никакого внимания на цвет кожи. Это было одно из первых смешанных собраний, на которых я когда-либо присутствовал, и я выступал на нем больше как наблюдатель, чем как активный участник. Я чувствовал себя чрезвычайно скованно, опасался совершить какую-либо оплошность и не был готов участвовать в горячих и бурных обсуждениях. По сравнению с утонченными диалогами, звучавшими вокруг меня, мои собственные мысли казались весьма ограниченными.

В какой-то момент меня представили Майклу Хармелю, который, как мне сказали, получил степень магистра английского языка в Университете Родса[17]. Я был впечатлен его степенью, но подумал про себя: «У этого парня степень магистра, а он даже не носит галстука!» Мне это несоответствие казалось просто вопиющим. Позже мы с Майклом подружились. Я не уставал восхищаться им в немалой степени потому, что он отвергал пустые условности, которые мне в свое время представлялись важными вещами. Он превосходно писал и до такой степени разделял коммунистические идеи, что жил так, как жили простые африканцы.

10

Жизнь в Александре была волнующей и полной риска. Ее атмосфера была живой, дух – отважным, люди – находчивыми. Хотя этот поселок в пригороде Йоханнесбурга и мог похвастаться отдельными приличными зданиями, в целом его с полным правом можно было назвать настоящей трущобой, живым свидетельством полного пренебрежения властей. Дороги были немощеными и грязными, и по ним босиком бегали полуголые голодные дети. По обочинам стояли лужи вонючей, застоявшейся воды, полные червей, каких-то личинок и разной прочей дряни. В воздухе постоянно висел густой дым от угля, сжигаемого в жестяных жаровнях и печах. Один водопроводный кран был рассчитан на несколько домов. С учетом полного отсутствия электричества Александра была известна как «Темный город». Возвращаться домой ночью в полной темноте было опасно, тишину периодически нарушали крики, смех и отдельные выстрелы. Мгла Александры разительно отличалась от сумерек Транскея, которые, казалось, нежно окутывали тебя долгожданными объятиями.

Поселок был отчаянно перенаселен. Каждый квадратный фут был занят либо ветхим домишком, либо лачугой с жестяной крышей. Как это часто случается в районах с отчаянной нищетой, на улице хозяйничали криминальные элементы. Жизнь здесь стоила дешево. Ночью правили пистолет и нож. На каждом шагу можно было встретить цоцис, бандитов с выкидными ножами. В то время они старались походить на кинозвезд из американских боевиков и носили фетровые шляпы, двубортные костюмы и широкие аляповатые галстуки. Полицейским рейдам никто