Законный брак - Элизабет Гилберт

И вот мы поехали к Кео – нас отвез его друг Хамси, хозяин гостиницы, – причем не с пустыми руками. Фелипе взял несколько бутылок лаосского пива, а я – симпатичную одежду, которая подошла бы как мальчику, так и девочке: купила на рынке в подарок жене Кео.

Дом Кео стоял в конце изрезанной колеями дороги на выезде из города. Последний в ряду одинаковых домиков, он занимал прямоугольный участок площадью двадцать на тридцать футов – а дальше начинались джунгли. Половина участка была заставлена бетонными резервуарами, где Кео держал лягушек и бойцовых рыбок. Он разводил их в качестве дополнительного источника дохода (помимо зарплаты учителя начальной школы и периодических заработков экскурсовода). Лягушек употребляли в пищу. Как с гордостью объяснил Кео, они шли по двадцать пять тысяч кип ($2,5) за килограмм, а в среднем на килограмм приходилось по три-четыре штуки, потому что лягушки у моего гида были упитанные. В общем, приработок получался неплохой. Еще у него были бойцовые рыбки, которые хорошо размножались и шли по пять тысяч кип за штуку (50 центов). Рыбок покупали местные устроители водных боев. По словам Кео, он начал разводить бойцовых рыб еще в детстве, пытаясь найти способ заработать, чтобы не слишком обременять родителей. Хотя Кео был не хвастун, он не мог не заметить, что во всем Луангпхабанге его рыбки конечно же лучшие.

На оставшейся территории (не занятой цистернами с рыбами и лягушками) стоял дом Кео, занимавший, собственно, около пятнадцати квадратных футов. Представьте себе сооружение из бамбука и фанеры с крышей из гофрированной стали. Единственную комнату недавно поделили на две, разграничив гостиную и спальню. Стенка представляла собою не что иное, как фанерный лист, аккуратно оклеенный англоязычными газетами: «Бангкок пост» и «Геральд трибюн». (Фелипе потом сказал, что Кео, наверное, лежит ночами и учит газеты наизусть, не упуская ни единого шанса улучшить свой английский.) В доме была всего одна лампочка – она висела в гостиной. Кроме того, имелась крошечная ванная с бетонными стенами, полом, азиатским туалетом и ванной для мытья. Правда, в день нашего приезда в ванне плавали лягушки, потому что резервуары были переполнены. (Как объяснил Кео, дополнительное преимущество разведения лягушек в том, что «среди соседей мы единственные, кто не мучается от комаров».) Кухня была снаружи, под небольшим навесом, с чисто подметенным земляным полом.

– Когда-нибудь мы сделаем на кухне нормальный пол, – сказал Кео, и вид у него в тот момент был точь-в-точь, как у наших обеспеченных жителей пригородов, рассуждающих, как однажды они устроят в доме зимний сад. – Но сначала надо побольше заработать. В доме не было ни стола, ни стульев. На улице, на кухне, стояла маленькая скамеечка, а под ней лежала крошечная домашняя собачка, ощенившаяся всего несколько дней назад. Щенки были размером с хомячков. Единственное, чего стеснялся Кео в своем доме, так это слишком маленькой собачки. Ему казалось, что знакомить гостей с собачкой такого размера – сродни жадности, что ли, как будто ее малый рост совсем не соответствует жизненному статусу Кео или, по крайней мере, плохо отражает его стремления.

– Мы вечно смеемся над ней, что ростом не вышла. Извините, ведь могла быть и больше, – сокрушался он. – Но несмотря ни на что, это очень хорошая собака.

Еще у Кео была курица. Она жила в районе кухни и крыльца и была привязана к стене за веревочку – чтобы не убежала, но могла свободно гулять. У курицы имелась своя картонная коробка, куда она откладывала по одному яйцу в день.

Кео представил нам курицу и ее картонный домик с видом фермера-джентльмена, гордо вытянув руку:

– А это наша курица!

В этот момент я краем глаза взглянула на Фелипе и увидела на его лице целый спектр эмоций: нежность, жалость, ностальгию, восхищение и немного грусти. Фелипе вырос в нищете в Южной Бразилии и, как Кео, всегда был гордой душой. Он и до сих пор таким остается и даже говорит, что родился не в бедной семье, а в семье, у которой были «проблемы с деньгами», – подчеркивая тем самым, что бедность для него всегда была временным явлением (это выглядело так, что он, даже будучи беспомощным младенцем на руках у матери, всего лишь испытывал небольшие проблемы с деньгами). Как и Кео, Фелипе стремился любым способом заработать себе на хлеб, и эта тяга к предпринимательству проявила себя с малых лет. Он начал свой первый большой бизнес в девятилетнем возрасте, заметив, что у подножия холма в его родном Порто-Алегре есть большая лужа, где вечно застревают машины. Позвав на помощь друга, он целыми днями сидел в засаде, помогая выталкивать застрявшие автомобили из грязи. За старания водители давали ребятам мелочь, на которую впоследствии была куплена не одна книжка американских комиксов. В десять лет Фелипе организовал бизнес по сбору металлолома, прочесывая родной городок в поисках железа, латуни и меди на продажу. В тринадцать взялся за торговлю костями, добывая их у местного мясника и на бойнях. Он продавал кости изготовителю клея, и именно эти деньги частично пошли на его первый билет за границу. Если бы он знал толк в лягушках и бойцовых рыбках, поверьте, он бы тоже их разводил.

До того вечера Фелипе не слишком жаловал Кео. Назойливость моего гида даже раздражала его. Но когда он увидел его дом, оклеенную газетами стену, чистый земляной пол, лягушек в ванне, курицу в коробке и несчастную маленькую собачку, что-то в нем изменилось. А стоило ему познакомиться с Ной, женой Кео, которая была такой крошечной, несмотря на то что «теперь весила», он и вовсе растаял. Глядя, как Ной трудится изо всех сил, чтобы приготовить нам ужин на газовой горелке, он растрогался до слез – хотя проявил лишь дружелюбный интерес к ее блюду. А она смущенно поблагодарила его за комплимент. («Она говорит по-английски, – сказал Кео, – но стесняется».)

Когда Фелипе увидел маму Ной – миниатюрную даму в поношенном голубом саронге, которая, однако, держалась по-королевски (ее представили как «бабушку»), – в нем сработал какой-то глубокий инстинкт, и он поклонился крошечной бабуле от пояса. При виде такого почтения она улыбнулась самую малость, краешком глаз, и ответила почти незаметным кивком, словно неслышно телеграфируя: «Ваш поклон льстит мне, сэр».

В этот момент я поняла, что люблю Фелипе, как никогда еще прежде не любила.

Надо заметить, что, хотя у Кео и Ной не было мебели, три ценные вещи у них дома всё же имелись. Во-первых, телевизор со встроенным стереопроигрывателем и DVD-плеером, во-вторых, крошечный холодильники, в-третьих, электрический вентилятор. Когда мы вошли в дом, все три прибора работали на полную мощность, видимо в нашу честь. Вентилятор дул, холодильник жужжал, изготавливая лед для пива, а на телеэкране орали мультики.

Кео спросил:

– Что вы предпочитаете: послушать музыку за ужином или посмотреть мультфильм?

Я ответила, что мы хотели бы послушать музыку, спасибо большое.

– Тяжелую американскую рок-музыку? – уточнил он. – Или мелодичные лаосские песни?

Поблагодарив его за учтивость, я предпочла мелодичные лаосские песни.

– Замечательно, – ответил Кео. – У меня как раз есть подходящая, очень мелодичная лаосская музыка, она вам наверняка понравится.

Он поставил лаосские песни, но на оглушительной громкости, чтобы продемонстрировать мощность своей стереосистемы. По той же причине он направил вентилятор прямо нам в лицо. Раз у него были такие шикарные вещи, он хотел, чтобы и мы познали все их преимущества.

Так что, сами понимаете, вечерок выдался не из тихих, но нас это не пугало: громкая музыка создала праздничное настроение, и мы ему поддались. Очень скоро мы уже пили лаосское пиво, травили байки и смеялись. По крайней мере, я, Фелипе, Кео и Хамси пили и смеялись; сильно беременная Ной мучилась от жары и пиво не пила, а тихо сидела на жестком земляном полу, время от времени меняя позу в поисках удобного положения.

Что до бабули, она пила с нами, но не смеялась, а просто наблюдала с довольным и спокойным видом. Как мы потом узнали, бабуля была из семьи крестьян, выращивавших рис, с севера, из области рядом с китайской границей. Ее предки трудились на рисовых полях в течение нескольких поколений, а сама она родила десятерых (Ной была младшей), и все роды были домашними. Она рассказала нам все это лишь по той причине, что я напрямую стала расспрашивать историю ее жизни. Благодаря Кео, который выступал в роли переводчика, мы узнали, что ее замужество (она вышла замуж в шестнадцать) было «случайным», – ее супругом стал человек, который просто проезжал мимо их деревни: остановился на ночь в доме ее родителей и влюбился в нее. Через день после приезда незнакомца они поженились. Я пыталась задать бабуле наводящие вопросы по поводу ее замужества, но она лишь повторила уже известные факты: рисовые поля, случайный брак, десять детей. Мне очень хотелось знать, что скрывается за словами «случайный брак» (в моей семье многим женщинам тоже пришлось выйти замуж по такой вот «случайности»), но больше сведений выудить не удалось. «Она не привыкла, что кто-то интересуется ее жизнью», – пояснил Кео, и я не стала настаивать.