Явление хозяев - Наталья Резанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сальвидиен недрогнувшей стопой пересек луговину и оказался рядом с ареной. Сейчас, со своими высокими каменными бортами, молчаливая и пустая, представала перед ним, как огромный колодец. В юности, еще до отъезда на Остров Роз, ему приходилось слышать в какой-то деревне, где останавливался в дороге, что на дне колодцев часто живут демоны… Демонами – и, похоже, искренне – считал собак Петины Апроний Евтидем. И она сам назвала их именами демонов. Наверное, тогда это казалось весьма остроумным… Навес от солнца над скамьей был снят. Все же Сальвидиен подошел туда. Садиться не стал. Каменная скамья, без сомнения, совсем раскалилась. Он попытался представить себе Петину, сидящую здесь, и обнаружил, что это ему не удается. Только фигура, закутанная в просторную шелковую паллу, предстала его мысленному взору, а сам облик уже ускользал из памяти. И это, пожалуй, было хорошо.
Адвокат приблизился к борту и взглянул вниз. Что бы он ни ожидал там увидеть, действительность скорее разочаровывала. Арена больше напоминала строительную площадку. Свленные когда-то здесь бревна и колоды, с помощью которых устраивались искусственные препятствия, исчезли. А может быть, их сожгли? Вместе с трупами собак? Вряд ли это происходило здесь. На арене не было никаких следов кострища. А песка, которым арену заново присыпали, было явно мало, чтобы это кострище скрыть.. Хватало лишь на то, чтобы скрыть следы крови.
А валуны и каменные блоки на арене еще оставались. Их перетащили от центра к стенам, но, чтобы поднять их наверх, понадобились бы специальные приспособления, которых на вилле, очевидно, в настоящее время не имелось. Сальвидиен повернулся взглянуть, открыты ли ворота, и обнаружил, что ворот нет. Вообще. Возможно их сломали еще тогда, когда вооруженные топорами слуги рвались на арену – добивать взбесившихся псов. А может, снесли позже, чтобы не мешали, когда вытаскивали снизу деревянные колоды. Так или иначе вход на арену зиял открыто. Странно, что это обстоятельство настолько притягивало внимание Сальвидиена.
Тогда он не решился спуститься вслед за Петиной. Позволил ей себя отговорить, убедить себя, что она в безопасности. Кроме того, тогда рядом с госпожей была Гедда…
Гедда, которая нескрываемо тряслась от ужаса. Она знала, чем чреваты подобные развлечения.
«Страсть к опасности у нас в крови», – сказала Петина. Нет, не Петина. Это слова Луркона. Неважно. Эти двое оттого так хорошо понимали друг друга, что мыслили одинаково.
Однако Луркон сказал также, что если бы на месте Стратоника оказался он или Сальвидиен, то Петина была бы спасена. И относительно себя он не солгал. Но Сальвидиен? В обморок позорный он бы не упал, верно, тут наместник не ошибся. Но решился бы он, безоружный служитель закона, схватиться с обезумевшими от крови зверями? Утвердительный ответ чрезвычайно льстил бы самолюбию, но Сальвидиен был достаточно честен с собой, чтобы усомниться в этом.. Может быть он слишком много времени провел в Архипелага, чтоб оставаться истинным носителем духа Империи, каковым наравне с собой счел его Луркон. Или напротив, Сальвидиен был прав, всегда и во всем руководствуясь доводами рассудка, которые Петина считала скучными и утомительными?
Подобные прения с самим собой могли продолжаться до бесконечности, и желая прекратить их, Сальвидиен двинулся дальше, вдоль борта. Прямо к пролому.
Хотя бы сегодня он посмел ступить туда, где прежде бывали лишь звери, женщины и рабы.
Ступеньки не показались ему такими высокими, какими представлялись ему прежде. Возможно, они были излишне круты лишь для Петины с ее маленькими ногами в изящных туфельках. Все же, спускаясь, Сальвидиен рукой придерживался за стену. наконец, под подошвами сандалий заскрипел песок.
Наверное, это было очень острое ощущение – по своей воле оказаться там, где никогда не должен был находиться свободнорожденный гражданин Империи – разве, что он – или она – совершил преступление, столь страшное и омерзительное, что не достоин был обычной казни.
Может быть, дело было в отсутствии опасности. И точно – все равно, что спуститься на дно пересохшего колодца. Еще говорят, что со дна колодца днем можно увидеть звезды… Сальвидиен закинул голову, но либо те, кто сочинил эту красивую историйку, бесстыдно лгали, либо для того, чтобы увидеть звезды, уровень арены был недостаточно глубок. Ограниченные стенами, глаза слепил круг небесного свода – жадной, поглощающей синевы, не искаженной ни тенью, ни облаком. А стены, отсекавшие пространство, были крайне грубы, даже более грубы, чем это представлялось сверху. Мощные, нетесаные глыбы, словно изъеденные проказой, составляли их. Между камнями виднелись заметные зазоры, и, казалось, стены удерживает лишь их собственная тяжесть. Удивительный контраст остальным постройкам виллы, где торжествовала красота и гармоничность. Правда, Петина как-то упомянула, что арена обязана существованием прежнему владельцу виллы, который увеселял себя кровавыми боями. Сама Петина верила, что в развлечениях подобного рода можно обойтись без крови.
Он двинулся вдоль стены и медленно обошел арену. Как это все случилось? В какой миг собаки бросились на Петину – стоило ли ей ступить на арену, или позже, когда она гладила их по загривкам, насмешливо поглядывая вверх? Сальвидиену не удалось поговорить ни со Стратоником, ни с Салампсо – а других свидетелей трагедии не было. Со Стратоником он мог бы попытаться встретиться, но большого желания не испытывал, и вдобавок предполагал, что Стратоник уклонится если не от встречи, так от неприятного разговора. Но сам адвокат склонен предполагать, что несчастье произошло не сразу. Иначе Петина успела бы убежать. Итак, она спускается, идет по лестнице, подзывая к себе бравронов, смеясь, протягивает к ним руки, и…
Петина с гордостью рассказывала, что собаки перервали горло напавшему на нее грабителю. У Петины также, если верить Полифилу, было прокушено горло.
Отвлекшись, Сальвидиен споткнулся о валун у стены, и пребольно ушиб ногу. Вполголоса выругался. Сел на злосчастный валун, растирая ноющую щиколотку. Скамья для зрителей находилась позади него, почти над головой – чуть правее.
Благие боги! Петина могла приказать хотя бы побелить эти стены, чтоб придать им более ухоженный вид. Но ей, очевидно, нравилось иметь перед глазами, помимо прекрасного, и нечто безобразное. Что там было сказано насчет хорошего и плохого вина? Разумеется, в небольших пропорциях. Она была уверена, что сумеет эти пропорции соблюсти.
В задумчивости Сальвидиен набрал горсть песка, пропустил сквозь пальцы. В ладони остался небольшой плоский камушек. Галька. такими укрепляли выщербины в стене, наверное оттуда камень и выпал… Нет, не совсем гладкий. Повертев камушек в пальцах, Сальвидиен увидел на серой поверхности царапины. Три белых полоски, точно по камню поскребли ножом.
На чем он остановился? Он думал о ранах, нанесенных Петине. Об ее безупречном теле, которое терзали псы. Он прикрыл глаза, и на миг ему показалось, что запах ее благовоний, столь памятный по тому сну, смешавшись с запахом крови, все еще витает над ареной. Он тряхнул головой, и наваждение исчезло. Это все жара…
Луркон был прав, но, следуя его советам, не следует заходить слишком далеко. Обязательно захотелось выяснить причину? «На тех же самых играх один человек сидит в почетной ложе, а другой бьется на арене насмерть», – утверждает старинная пословица. Петина одновременно хотела быть и на арене, и в ложе. Вот и вся причина.
Но, несмотря на то, что он сумел прийти к правильному выводу, У Сальвидиена оставалось неприятное чувство. Напрасно он пошел на арену. Нужно было оставаться в ложе. Отшвырнув камушек, он направился к лестнице.
* * *Префект был в ярости. И поводом к ней послужило такое во всех отношениях замечательное событие, как общественные игры в театре Астиоха. Устроитель вывел на арену не каких-то жалких рабов, которые ни убить, ни умереть с толком не умеют, а настоящих, хорошо обученных профессионалов. Ему удалось заполучить даже знаменитого гастролера Азиниана, уже не впервые появлявшегося в Арете, и успевшего завоевать здесь немало поклонников – гораздо больше, чем маг Партенопей. И на сей раз он не обманул их ожиданий, за три дня сразив пятерых сильных противников. Вследствие чего компания молодых людей из числа названных почитателей меченосца, так преисполнилась духом победы, что направилась в портовый квартал и там учинила погром, иные заведения разграбив, а иным причинив значительный ущерб. Кроме того, было перевернуто и сожжено несколько повозок с товарами. Излишне упоминать, что все нарушители спокойствия были пьяны, как варвары. Что за безобразие! В Арете и прежде бывали беспорядки, но по более благопристойным поводам. Взять, например, недавнюю казнь проповедника гоэлитов. Раньше бы это вызвало такой гнев народного негодования против сектантов, что мало не показалось бы. А теперь – полное равнодушие. Что доказывает: народ Ареты не только терпит это злостное суеверие, но и свыкся с ним. Какое падение нравов!