Я твоя черная птица - Елена Федина

— Грим у тебя… — покосился мне за воротник Веторио, — смазался, — и усмехнулся заговорщески, — долгожительница.

"О, кудесник старый седой,

Дай мне зелье, чтобы забыться…"

Мне всё надоело. Не было ни выхода, ни надежды. К утру гости разошлись спать по своим комнатам. Меня разместили в одной спальне с Корнелией. Она сидела на кровати, вся изящная и чистенькая, как всегда, и тупо смотрела, как я раздеваюсь.

— Боже, — сказала она удивленно, но очень устало и потому еле слышно, — какое красивое у тебя тело… или ты не старуха?

— Нет, — сказала я безразлично, — я не старею. Я вообще бессмертна.

— Что ты такое говоришь, Веста?

— Хочешь стать бессмертной, девочка? — обернулась я к ней.

— Как ты?! — ахнула она, — О! Я же всегда говорила, что ты колдунья!

— Вместо меня, — сказала я.

— А тебе что, надоело? — склонила она на бок прелестную головку.

— Да. Мне надоело, — смотрела я на нее в упор, — хочешь быть вечно-молодой и красивой? Хочешь иметь крылья и летать? Хочешь быть сильной, как сто богатырей? И бессмертной… И никого не любить. Никогда.

Глаза у Корнели, было, загорелись, но сразу потухли.

— Не хочу, — сказала она.

21

Мой предельно усиленный инстинкт проявил себя очень скоро. Уже через несколько дней я ощутила тревогу, и поняла, что это в барахолке.

Лаиса в это время стирала крошки со стола и очень удивилась тому, как изменилось мое лицо.

— Что с вами?

— Где сейчас Веторио? — спросила я.

— Не знаю… — она уронила салфетницу со стола, — а что?

— Ничего, — сказала я мрачно и вышла из комнаты.

Дверь барахолки была приоткрыта. Это наконец случилось. Я застала его там, и уже не представляла, чем это может кончиться!

Лампу Веторио поставил на пол, но присмотревшись, можно было разглядеть, что он стоит, прижавшись к фреске всем телом и обнимая ее руками. Щека его припадала к стене, глаза были закрыты.

Черная птица заговорила во мне с неожиданной силой. Я стояла и боролась с нарастающей агрессивностью. Веторио почувствовал чье-то присутствие и обернулся. Нет, он не испугался, он выглядел скорее разочарованным.

— Веста? Опять ты? Ну, зачем ты следишь за мной? Я же не вор. И не шпион.

— Ты слишком много знаешь, — сказала я.

— Ошибаешься, — сказал он, — я ничего не знаю. Я понятия не имею, почему она, — он обернулся к фреске и погладил ее ладонью, — такая теплая!

— Теплая? — удивилась я.

— Возможно, это не то слово… Она излучает как биогенератор. Кто бы мог подумать, что в ваше время можно найти что-то подобное… И где? В средневековом замке!

— А ты жил в другое время? — спросила я, чтоб услышать объяснения от него самого.

— Конечно, — ответил он сразу, как будто я поинтересовалась, умывается ли он по утрам.

— Мы для тебя — древность, не так ли?

— Я к вам уже привык.

— Зачем ты здесь?

— Так получилось. Я просто жертва катастрофы, и совершенно не опасен. Мне ничего не нужно, кроме этого излучения.

— Я не понимаю, о каком излучении ты говоришь.

— И не поймешь. Сытый голодного не разумеет.

Мне хотелось его понять, но это было очень трудно. Мешала агрессивность и разница в полтора тысячелетия. Я подошла к фреске и тоже припала к ней. Тепла я не ощутила, но мне показалось, что у меня прибавилось сил, и еще я почувствовала какую-то нежность, словно ласковая мама погладила меня по голове. Мне всегда было как-то особенно хорошо в барахолке, но я не связывала это ощущение с дверью за фреской. Я думала, это всё тишина, уединение и память о прошлом.

— И ты хочешь сказать, — спросила я недоверчиво, — что это всё, что тебе нужно в нашем замке?

— Это всё, — кивнул он, — и не переживай больше, никакого вреда от меня не будет. Не нужно меня выгонять.

— Как же ты ее нашел? — продолжала я допытываться.

— Это допрос, Веста?

— Считай, что да.

— Ну что ж, — он вздохнул, — я вышел к ней, как голодный приходит на запах хлеба, как продрогший приходит на огонь, как слепой — на отдаленный звук, как пчела летит на мед… Я ее почувствовал.

— Тебе так необходимо это излучение?

— Как тебе солнце.

Мы долго смотрели друг на друга. Мне стало ясно, что уйти от этой фрески для него равносильно гибели. Запугивать и предупреждать его совершенно бесполезно.

— Это дверь, — сказала я.

— Дверь? — он обернулся назад, потом снова ко мне, — черт возьми, что же у вас там за дверью?

— Этого никто не знает, — сказала я торжественно, — и никто никогда туда не войдет. Я никого туда не впущу. Хочу, чтоб ты это понял.

— Я понял. Ты — сторож.

— Да. Я сторож этой двери. Я не знаю, что там, но если ты попытаешься туда войти, я убью тебя не задумываясь.

— Не волнуйся, — сказал Веторио, — я туда не полезу. Ты даже не представляешь, что за мощная штука должна там находиться, если мне хватает излучения, которое проходит через стену.

— Будет лучше, если ты станешь приходить сюда как можно реже.

— Я и так стараюсь, но последние приключения меня слишком истощили…

Я немного успокоилась. У меня появилась надежда, что мы с Веторио сможем ужиться мирно. Если он не собирается проникать за дверь, то у меня хватит выдержки не отрывать его от фрески. Я же сильная, я очень сильная!

— Ты обещаешь мне?

Он даже не спросил что.

— Обещаю.

Ноги стали ватные, голова закружилась, как всегда после сильного напряжения. В глазах снова защипало. Я сама к нему прижалась, ухо мое припадало как раз к его сердцу, которое стучало спокойно и ровно.

— Я не хочу тебя убивать, Веторио…

— Ты такая замученная, Веста, — он тихо гладил меня по волосам, — ты сама-то из какого времени?

— Из этого.

— Что-то верится с трудом. Ты не такая как они. Они наивны и слепы, а ты всё понимаешь без слов.

— Если бы!

Я подняла к нему заплаканное лицо и встретилась с его губами. Мим, наверно, лопнул бы от злости! Мы стояли в темной барахолке, тесно прижавшись друг к другу, я целовала его, как свое убегающее счастье, нежно и отчаянно.

— Я, наверно, умру, если ты не придешь ко мне сегодня…

— Я приду.

Как это оказалось просто! "Я приду" — и всё. Я подумала, что ослышалась!

— Придешь? Правда? — переспросила я.

— Если не случится землетрясения, — усмехнулся он.

— Не шути так…

Через какое-то неопределенное время, я вспомнила, что мне вообще-то некогда. Я спешила, потому что заболела Корнелия, и к ней должен был приехать известный доктор из Семисора. Я видела его карету в окно, когда завтракала. Теперь он, наверное, был уже у нее.