Миссия выполнима - Брайан Гарфилд

Они снова положили его на спину, и он не пытался сопротивляться: со связанными руками это было бесполезно. Женщина подошла к нему со шприцем. Она подняла иглу вверх, брызнув небольшим фонтанчиком. По крайней мере, у нее есть опыт – она не убьет его, пустив в кровь несколько пузырьков воздуха.

Фэрли лежал с открытыми глазами, с отвращением глядя, как игла входит в вену на тыльной стороне руки.

Абдул поднял с пола крышку и посмотрел на него сверху вниз. Его челюсти шевелились; Фэрли почувствовал запах жевательной резинки. То ли этот запах, то ли сделанный укол вызвали у него слабую тошноту. Он услышал, как Селим кому-то говорит:

– Пусть этот Ортиц слушает, что ему говорят.

– Ты же знаешь этих чиновников. Стоит дать кому-нибудь из них на лапу, как он тут же превращается в живой счетчик.

У Фэрли начала кружиться голова. Ему казалось, что чавканье Абдула громко отдается по всему гаражу. Селим:

– Я встречусь с ним через двадцать минут.

Ахмед:

– В Паламосе?

– М-м-м.

– Время еще есть.

Фэрли закрыл глаза.

– Выключи свет, когда я открою дверь.

Темнота. Фэрли все еще боролся. Откуда-то издалека донесся скрежет и грохот гаражной двери; он попытался сосредоточиться на этом звуке, но голова кружилась все сильнее, словно он скользил по бесконечной спирали. Когда он терял сознание, его последней мыслью было, что он оказался глупцом и что это очень плохо, потому что миру не нужен лидер, который мог свалять такого дурака.

21.40, восточное стандартное время.

Головная боль, как острое лезвие, вонзилась в правый глаз Декстера Этриджа. Он пытался не обращать на нее внимания. Президент Брюстер говорил:

– Было бы большой ошибкой, если бы случившееся заставило нас позабыть про наши испанские дела. Значение этих баз трудно переоценить.

– Мы не собираемся откладывать этот вопрос навечно, – ответил Этридж.

– Некоторые проблемы нельзя решать с точки зрения вечности, Декс. О них нужно думать прямо сейчас. Сегодня, завтра, в ближайшие двенадцать месяцев.

Этридж знал эту манеру вести дела: она исходила от Билла Саттертуэйта и в последние несколько лет все больше проникала во все, что говорил и делал президент.

Президент продолжал:

– Повторяю: прямо сейчас, немедленно, иначе красные обставят нас по кораблям и пушкам и в результате будут доминировать во всем Средиземноморье. Единственное, что может установить равновесие, – это наши испанские базы.

– Я не думаю, что мы находимся на краю войны.

Этридж закрыл правый глаз, пытаясь унять сверлившую его боль.

– Декс, мы находимся на краю войны уже с тысяча девятьсот сорок седьмого года.

Президент выглядел усталым; его утомленный голос звучал шероховато и натужно, как плохо смазанные дверные петли. Но Этриджу даже нравилось слушать его голос – это было так же приятно, как вытираться грубым полотенцем после горячей ванны.

Их личная встреча проходила в зале Линкольна, беседа продолжалась уже два часа, прерываясь только появлением помощников, приносивших новости из министерства юстиции. Аноним, позвонивший в полицию Лос-Анджелеса, предупредил, что в здание федерального суда заложена пластиковая бомба, и пригрозил, что, если вашингтонскую семерку не освободят, волна взрывов прокатится по всей стране. Это звучало так, словно он говорил от имени какой-то большой подпольной организации национального масштаба. Однако никакой бомбы в здании суда не оказалось; кроме того, правительство уже неделю вело массовую слежку за всеми радикалами и не обнаружило в их среде никакой особенной активности. Наоборот, казалось, что трагедия в Капитолии остудила многие головы; даже ультралевые газеты призывали прекратить насилие.

Все это не помешало президенту отвлечься от основной темы встречи – похищения Фэрли, чтобы в течение получаса гневно обрушиваться на тех «предателей, которые ползают в ногах у радикальной швали». Этридж слушал его с вежливым интересом. Разошедшийся Брюстер обладал особым красноречием, но при этом частенько хватал через край. Сегодня он пребывал в настоящей ярости. Воздух в зале был отравлен дымом его сигары.

Президент не стеснялся в выражениях:

– Надо было сразу остановить этих ублюдков. Еще тогда, в шестидесятых. Но мы хотели выглядеть терпимыми и либеральными. И вот к чему это привело.

Брюстер говорил, обращаясь к собственным коленям. Голова его была опущена, он даже не шевелился, только время от времени быстро поднимал на Этриджа глаза, как будто хотел пронзить его своим взглядом.

– Ох уж эти их праведные речи о свободе и справедливости. Меня от них тошнит, Декс. Когда они говорят «освобождение», значит, скоро кто-нибудь взлетит на воздух. Когда они говорят об активном участии в управлении государством, то подразумевают передачу власти каким-нибудь отбросам общества, живущим на помойке. Они заставляют нас усваивать свои гнусные понятия и свой грязный язык – вспомните, когда вы в последний раз были шокированы, услышав о «фашистских свиньях»? Они вколачивают свою идеологию нам в мозги; настало время покончить с этим.

Этридж чувствовал, что головная боль сводит его с ума. Она не давала ему сосредоточиться на разговоре, хотя их диалог становился все более тревожным. Брюстер долго распинался по поводу либералов, но несколько минут назад неожиданно перешел на испанские базы. Этриджа это насторожило, поскольку он знал, что президент ни о чем не станет говорить просто так. Ярость Брюстера была вовсе не случайна – она служила преамбулой к следующему шагу, который Этридж, измученный своей головной болью, тщетно пытался предугадать.

– Как вы думаете, не одолжит ли мне кто-нибудь пару таблеток аспирина?

Брюстер быстро поднял голову, и на его лоб упала темная прядь.

– Вам плохо?

– Просто головная боль.

– Я позову доктора.

– Не стоит.

– Декс, вас накрыло взрывом, вы повредили голову, а теперь у вас появились головные боли. Вам надо показаться врачу.

– В этом нет необходимости. Я всю жизнь страдаю головными болями, время от времени они появляются, но потом всегда проходят.

Этридж слегка поднял руку, чтобы показать, что он оценил внимание президента.

– Беспокоиться тут не о чем, клянусь вам. Врачи уже провели надо мной все обследования, какие только знает медицина. Со мной все в порядке. Мне просто нужно выпить аспирин.

Президент потянулся к телефону. Этридж услышал, как он что-то говорит в трубку, и, уловив слово «аспирин», с облегчением откинулся на спинку кресла.

Ему вовсе не хотелось снова начинать весь круг обследований под присмотром целого отряда врачей, переводивших его от одного диагностического аппарата к другому, подвергавших его всевозможным тестам и анализам и следивших за каждым его шагом, как будто он попал в тюрьму. С ним было все в порядке; это всего лишь плохая погода и пазушные кости. Поначалу его беспокоила какая-то странная летаргия, огромное количество сна, которого требовал его организм; на следующее утро после взрыва он проснулся с раскалывающейся головой и чувством необычной слабости в правой части тела. Он честно рассказал об этом врачам – он вовсе не был гордым идиотом. За сим последовало несколько серьезных бесед о возможности инсульта или, может быть, «метаболических церебральных нарушений»; дополнительное просвечивание черепа, еще несколько электроэнцефалограмм. На третье утро Дик Кермод, его лечащий врач, вошел в палату с сияющим видом: «Какого черта, у вас ничего нет. Человек, которого стукнули по голове, имеет право на небольшую головную боль. Никаких внутренних повреждений, никакого инсульта. Голова сегодня не болит? Прекрасно, значит, мы вас выписываем – у нас не осталось ни одного теста, все дали отрицательные результаты. Но если появятся какие-нибудь проблемы, сразу же со мной свяжитесь, обещаете? А от головы пейте аспирин».

Говард Брюстер положил трубку на телефон:

– Вы должны мне кое-что пообещать, Декс. Завтра утром вы первым делом позвоните доктору и расскажете ему об этих болях.

– Но я…

– Пообещайте мне эту маленькую вещь, ладно?

Этридж наклонил голову:

– Обещаю.

– Вы очень важны для нас, Декс. Мы не хотим, чтобы у вас были какие-то проблемы со здоровьем. Если мы не вызволим Клиффорда Фэрли ко дню инаугурации, вам придется встать на его место, а для этого вы должны быть достаточно здоровым человеком.

– К этому времени он уже будет с нами, господин президент. Я в этом абсолютно уверен.

– Надо быть готовым к худшему, – ответил Брюстер, закурив новую сигару. – Поэтому вы сейчас здесь. У нас очень мало времени: я должен передать вам всю информацию, которой прежде уже нагрузил Фэрли. Мой предшественник инструктировал меня шесть недель, столько же я потратил на Клиффа. А у нас с вами осталось только девять дней. Разумеется, вам надо посетить Госдепартамент и министерство обороны, поговорить с людьми из моего кабинета и Совета безопасности, однако есть только один человек, который может провести вас от начала до конца через все эти джунгли, и этот человек – я. Поэтому в ближайшие девять дней, Декс, вам придется проводить со мной так много времени, что скоро вас начнет от меня тошнить, если этого уже не случилось.