Миссия выполнима - Брайан Гарфилд

– А почему бы нет? Это очень малая цена за ваше благополучное возвращение домой. – Селим наклонился вперед. – Поставьте себя на место Брюстера. Вы бы это сделали. Значит, сделает и он. Соглашайтесь, Фэрли, и не будем терять времени. У нас его очень мало.

Фэрли еще раз пробежался глазами по печатным строчкам:

– «Инструкции последуют в дальнейшем». Какие инструкции? Неужели вы не понимаете, что у вас ничего не выйдет?

– Однако до сих пор у нас все прекрасно получалось. – В его голосе звучала спокойная уверенность.

Фэрли попытался разглядеть его сквозь бьющий в глаза свет. Завернутая в чалму голова Селима смутно проступала в темноте. Фэрли положил бумагу на стол, придерживая ее пальцами; потом он оттолкнул ее прочь.

– Вы отказываетесь?

– Допустим, что так. И что тогда?

– Тогда мы сломаем вам один из пальцев и вернемся к нашей просьбе.

– Вам меня не удастся запугать.

– Вы думаете? Хорошо, оставим это на ваше усмотрение. Только вы можете назначить цену собственной жизни, я не стану делать это за вас. Сколько боли вы сможете вынести?

Фэрли закрыл ладонями лицо, чтобы защитить глаза от слепящего света лампы.

Он услышал невозмутимый голос Селима:

– Поодиночке мы не представляем никакого интереса ни для себя, ни для других. С другой стороны, вы являетесь очень важной фигурой в глазах очень многих людей. У вас есть обязательства и перед ними, и перед самим собой.

Фэрли его почти не слушал. Он сидел, сжавшись в комок и не шевелясь, он должен был принять решение, перед ним был выбор, который мог стоить ему жизни. Его давно не волновали детские вопросы личной храбрости; позиция – вот что было важно. Если у вас есть какие-нибудь убеждения, подразумевается, что вы должны уметь их защищать. А раз так, вы не можете позволить себе произносить слова, которые являются насмешкой над вашими принципами. Даже если те, кто их услышит, прекрасно понимают, что вы произнесли их не по своей воле.

Он снова взял листок и поднес его к лампе, щурясь на отраженный бумагой свет.

– «Они должны быть освобождены и помещены в безопасное убежище». Где вы найдете такое убежище? В какой стране?

– Это уже наша проблема. Разве вам не хватает своих?

Селим слегка отодвинул лампу. Фэрли покачал головой:

– «Фашисты», «белые либеральные свиньи», «расисты и империалисты». Это дешевые пропагандистские лозунги, которые ничего не значат. Они звучат, как радиопередача из Пекина.

– Я не просил вас интерпретировать наш текст. Вы должны его просто прочитать.

Фэрли уставился в темноту рядом с лампой:

– Давайте смотреть в глаза фактам. Я занимаю в мире определенное положение; живой или мертвый, я должен за него отвечать. Человек на моем месте не может говорить некоторые вещи.

– Даже если они соответствуют истине?

– Но они не соответствуют истине.

– Значит, вы отказываетесь.

Он предпочел бы смотреть в глаза Селиму, но бьющий в лицо свет делал это невозможным.

– Мы сможем вас заставить, это потребует только какого-то времени.

– Посмотрим. Думаю, я достаточно устойчив к нажиму.

– Существуют психотропные средства.

– Мой голос будет звучать неестественно.

Наступило продолжительное молчание. Фэрли было холодно и тоскливо. Возможно, этот отказ будет стоить ему жизни; он не мог думать об этом с абсолютным хладнокровием.

Селим очень мягко сказал:

– Чего вы хотите, Фэрли?

– Чего я хочу?

– Давайте выслушаем вашу сторону – возможно, мы сумеем достигнуть соглашения. Какова ваша цена?

– Меня нельзя купить, вы это прекрасно знаете. Человек в моем положении не может позволить себе роскошь торговаться.

– Восхищаюсь вашей храбростью. Но все-таки у нас должна быть какая-то основа для разговора.

– Разумеется. – Его охватило неожиданное легкомыслие. – Мы можем обсудить условия моего освобождения.

– А если я соглашусь вас освободить? – Селим поднял лампу повыше; теперь она била ему прямо в глаза. – Вы ведь знаете, чего мы потребуем взамен?

– Да, я прочитал ваши требования.

– И?

– Я понимаю, что с вашей точки зрения они выглядят вполне разумными. С вашей, но не с моей.

– Почему?

– Моя свобода в обмен на семерых террористов, которые находятся под судом. Неужели вы всерьез…

– Вот это уже лучше, – еле слышно пробормотал Селим.

– Что?

Его охватило внезапное подозрение; он нагнулся вперед и повернул лампу в руке Селима.

Свет упал на магнитофон. Кассета по-прежнему не крутилась. Селим вырвал лампу у него из рук.

– Я включу его, когда вы будете готовы.

– Я буду говорить лишь так, как считаю нужным.

– И как вы считаете нужным говорить, Фэрли?

– Своими словами и без принуждения.

– Вряд ли это нас устроит.

– Вы всегда можете стереть запись. Я скажу только, что меня похитили, что я жив и нахожусь в добром здравии. Этого будет достаточно, чтобы предоставить свидетельство моего похищения. Больше я ничего не могу вам предложить.

– Разумеется, вы согласны на такой вариант, потому что он соответствует вашим интересам. Вы хотите, чтобы они знали, что вы живы. Тогда они будут искать вас еще более настойчиво.

– Это все, что я могу вам предложить. Можете соглашаться или отказаться.

Селим резко поставил лампу обратно на верстак. Фэрли нагнулся и повернул ее лампочкой к стене. Селим не стал его останавливать; его компаньоны, вряд ли слышавшие большую часть их разговора, как молчаливые призраки, смотрели на него из темных углов.

Селим включил запись, расправил микрофонный шнур и сказал в микрофон: «Uno, dos, tres, quatro[6]…» Он перемотал назад кассету, включил проигрывание, и динамик послушно повторил: «Uno, dos, tres, quatro…»

Селим еще раз перемотал ленту, чтобы новая запись стерла его слова. Он протянул микрофон Фэрли:

– Ладно. Попробуем сделать по-вашему. Говорите, когда будете готовы.

Фэрли взял в руки микрофон и поднес его к губам. Он кивнул. Селим нажал своим длинным пальцем на запись.

– Говорит Клиффорд Фэрли. Я похищен, и меня держат в неизвестном месте люди, которые не показывают мне своих лиц и о которых я ничего не знаю, кроме их псевдонимов. Они не причинили мне никакого физического вреда, и я думаю, что они не собираются меня убить. – Он опустил микрофон. – Это все.

– Скажите, что вас освободят, если правительство согласится на наши требования.

Он отрицательно покачал головой. Повисла пауза. Наконец Селим что-то пробормотал и выключил запись.

– Абдул.

Зажегся верхний свет; Селим выключил свою лампу.

– Абдул, свяжи его.

Он устало наблюдал, как Абдул подходил к нему с проволокой и снова связывал руки.

– Ноги тоже?

– Пока нет.

Селим встал. Он поднял с верстака лампу и что-то вытащил из ее корпуса – маленький диск, опутанный проводами. Провода тянулись вдоль электрического шнура лампы к кучке мусора, лежавшего возле розетки. Селим подобрал ящик, на котором все это время сидел. Под ним оказался еще один магнитофон, точно такой же, как и тот, что стоял на верстаке. Селим поставил его на верстак.

– Думаю, нам хватит. – Он начал перематывать ленту, одновременно поясняя Фэрли: – Для хорошего монтажа, как вы понимаете, нужно два записывающих устройства.

Было слишком поздно возмущаться и протестовать. Фэрли закрыл глаза. Они вытянули из него то, что им было нужно; он позволил им себя провести. Все, что он говорил в последние полчаса, было записано на пленку.

– Спасибо за то, что пошли нам навстречу, – сказал Селим. – Мы очень ценим ваше сотрудничество. В самом деле ценим. – Он поставил два аппарата рядом. – Ахмед, твоя очередь.

Еще один человек подошел к ним из угла – коренастый, с темно-коричневыми руками. Он действительно походил на араба. Селим освободил ему место у верстака, и Ахмед надел наушники и начал возиться с проводами, соединявшими два магнитофона. Его руки двигались с профессиональной ловкостью.

Абдул вытащил изо рта резинку и прилепил ее снизу на верстак; повернувшись, он взял Фэрли за руку:

– Пойдемте, господин новоизбранный президент. Пора упаковать вас обратно.

Селим и Абдул отвели его к открытому гробу. Снаружи он выглядел довольно грубовато, вся его роскошь сводилась к золотистой внутренней подкладке. На крышке из дерева были вырезаны шесть свечей. Фэрли заметил, что в днище возле изголовья было просверлено небольшое отверстие, чтобы внутрь мог поступать свежий воздух.

Селим сказал:

– Ложитесь. Сейчас мы сделаем вам укол. Это анестезирующее средство, оно не токсично и вызывает только замедление дыхания. Вы останетесь живы, но впадете в кому. Всего на несколько часов. В течение этого времени вы будете похожи на мертвеца. Ваша кожа станет неестественно бледной, а дыхание – слишком слабым, чтобы его можно было различить. Однако потом вы вернетесь в обычное состояние и все быстро пройдет. Готовы?