Счастливая встреча - Айрин Хант

Ей нужно было немедленно бежать в свою комнату, подальше от него: она не сможет выдержать этого кошмара! Она уже успела спуститься до середины лестницы, но потом внезапно и быстро повернулась и пошла обратно с бешено колотящимся сердцем. Из-за невероятно высоких каблуков, которые она всегда любила, и узкой короткой юбки она не могла идти быстро. Кроме того, ее охватила паника, когда она почувствовала, что он приближается к ней.

Его прикосновение обожгло ее так, что она почувствовала, что ноги ей не подчиняются и она вот-вот упадет. Ей удалось удержаться на ногах только благодаря его поддержке.

— Делай вид, что тебе приятно меня видеть, — приказал он жестко, глядя в ее испуганные глаза. — И не останавливайся, киска, не останавливайся. — Он улыбался ей, однако это была пустая холодная улыбка, выражающая глубокое презрение. — Похоже, Мартин всему миру рассказал о нашей помолвке; если ты устроишь сцену — а я чувствую, что ты уже на грани, — то мы станем героями самых гнусных сплетен, и на весьма продолжительное время.

— Убирайся! — вполголоса выпалила она. Видеть его, чувствовать его прикосновение было для нее сущей мукой. Она так любила его, так хотела быть с ним всегда. Его присутствие заполнило ту пустоту, с которой она все время пыталась бороться, такой мучительной болью, о существовании которой она даже и не подозревала.

— Ты что, не слышишь, что я говорю? Или ты слишком много мнишь о себе, чтобы обращать на это внимание? — На его лице еще сверкала эта пустая улыбка на случай, если кто-нибудь смотрит на них, однако в его словах, как ей казалось, слышалось лишь отвращение и презрение, и она огрызнулась:

— Помолвка разорвана, и большего она не заслуживала!

— Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — он сверкнул зубами и сильнее сжал ее руку, подталкивая вперед и заставляя ковылять на своих десятисантиметровых каблуках. — Однако другие еще не в курсе. И ради Мартина надо сделать так, чтобы все выглядело пристойно. Если ты устроишь здесь на лестнице, на глазах у сотни человек, потасовку со мной, то это будет не лучший способ решить наши проблемы.

Когда они дошли до верхней площадки, послышались одобрительные возгласы и двусмысленные шуточки со стороны более молодых и развязных гостей, из которых Селина поняла, что все вокруг не сомневаются в том, что Адам не может дождаться момента, чтобы остаться с ней наедине.

Она покраснела от стыда и возмущения, но Адам ехидно заметил:

— Ты сама на это напросилась. Если ты одеваешься, как девица по вызову, то не удивляйся, что вызываешь подобную реакцию. И кого ты надеешься заполучить на сегодняшнюю ночь? Можешь не отвечать. Мне это совершенно неинтересно.

На секунду она потеряла дар речи от возмущения и, открыв рот, с яростью смотрела на него. Они свернули в коридор, ведущий в ту часть дома, где находилась ее комната еще с тех пор, как она пришла сюда десятилетней сиротой, затем он остановился и, нагнувшись, снял с нее туфли. На секунду что-то в его движениях и позе заставило ее подумать: сейчас он погладит ее по лодыжкам, проведет рукой по обтянутым в шелк икрам, бедрам. Она почувствовала, как у нее закружилась голова, от сладостного предчувствия ее охватила дрожь, во рту пересохло.

Однако он спокойно выпрямился, держа ее туфли в одной руке, а другой продолжал тянуть ее вперед со словами:

— Может быть, теперь дело пойдет быстрее.

От испытанною ею разочарования ей стало не по себе. Но ведь она совершенно не хотела, чтобы он дотрагивался до нее, абсолютно не хотела, — уверяла она себя. У них нет будущего, никогда его не было и никогда не будет. И хотя его бесцеремонное замечание относительно ее туалета больно задело ее, она решила ничего ему не говорить и позволить ему думать все, что он хочет.

— Что же тогда тебе интересно? — все же спросила она холодно, не желая спускать ему его оскорбительного замечания и желая задрать юбку еще выше, чтобы не отставать от его энергичного движения вперед, а не ковылять, как подбитая утка. И, отворив дверь ее комнаты, он подтолкнул ее внутрь.

— Давай-ка договоримся. Нужно найти подходящий предлог, чтобы прекратить наши отношения, и держаться его до конца. К сожалению… — он прошел за ней в комнату. — Мартин, похоже, придерживается мнения, что мы перестанем дурить и помиримся, это лишь вопрос времени. Иногда он может быть ужасно упрямым. Именно поэтому он никому и не говорил, кроме Ванессы, и то под страшным секретом, о том, что свадьбы не будет. Нам надо придумать, что сказать ему, чтобы убедить его, что это действительно так. Но я не думаю, что настоящая причина приведет его в восторг, а ты как считаешь?

Он ходил взад и вперед по комнате, затем повернулся к ней, насупив брови, и скомандовал:

— Ради бога, закрой дверь. Можешь не волноваться, я тебя не трону. Хотя упаковка и великолепна, но то, что под ней, меня не интересует.

— Тебе повезло! — бросила она ему, ненавидя его за это оскорбление. — Потому что тебе все равно ничего не получить! Во всяком случае, когда Ванесса увидит тебя рядом с этой размалеванной красоткой, она тебя вышвырнет из дома. Интересно, как это тебе удалось пройти? Переоделся официантом? Или мальчиком-подавальщиком?

Она и не думала, что в состоянии быть такой ехидной. И если она не может позволить себе полюбить его всем сердцем, то уж ненавидеть его она научится! Но если не считать выводящего ее из себя блеска в его зеленых глазах, он, казалось, совершенно не обратил внимания на ее оскорбления, ответив ей совершенно спокойно:

— Ванесса знает, что я здесь. Она прислала мне приглашение. Мартин, по всей вероятности, рассказал ей все — про Элен, про то, какой она была на самом деле, про то, как в течение многих лет общался со мною. Слава богу, теперь между ними нет тайн, и Ванесса признала, что была неправа, пытаясь разлучить Мартина со мной. У супругов не должно быть секретов друг от друга. Так что, поскольку я теперь вхож в очаровательный семейный круг Ванессы, — сообщил он ей бесстрастным тоном, — мы должны действовать сообща. Нельзя допустить, чтобы при каждой встрече мы норовили вцепиться друг другу в горло.

— Я не желаю никаких встреч, — мрачно ответила она, шлепая в чулках к креслу, стоящему у окна. Она была рада, что Ванесса и Мартин все уладили между собой и что у ее тетки хватило благородства признать свои ошибки, и на Адама больше не будут смотреть как на изгоя. Он этого не заслуживал. Но она не могла смириться с мыслью о том, что ей придется видеться с Адамом во время всевозможных семейных торжеств, которые так любит устраивать Ванесса.

Ну и что теперь?

Сев на край кресла, она машинально пощипывала золотую ткань своей юбки, слыша, как он продолжает говорить:

— Почему тебе стыдно? Чего ты стыдишься — того, что сделала, или того, что сказала? Знаешь, — он закрыл дверь и подошел к ней, — я не думаю, что ты та хищная распутница, которую изображаешь из себя. Мне было бы слишком больно и обидно, слишком противно думать об этом. Но когда ты была со мной… ну… понимаешь… — он угрожающе навис над ней. — Я не буду вдаваться в подробности, однако если ты и не была девственницей, то уж, по крайней мере, очень долго не спала ни с одним мужчиной.

Она судорожно вздохнула, жалея, что ее физическая слабость не позволяет ей вышвырнуть его из комнаты. И когда она отказалась что-либо отвечать, он сердито продолжал:

— Ты заставила меня поверить, что ты из тех девиц, которые могут переспать с любым, кто их заинтересует, а затем уходят, чтобы поискать кого-нибудь еще. Когда я немного успокоился и все обдумал, то понял, что ты намеренно хотела сделать мне как можно больнее. Я не понимаю почему. Я даже не хочу этого знать. Но для того чтобы разорвать наши отношения, тебе не надо было прибегать ко лжи. Любая правда меня удовлетворила бы. А теперь… — он схватил стул, стоявший у туалетного столика, поставил его перед ней и сел на него так, чтобы отчетливо видеть ее глаза, — мы должны прийти к решению и придумать приемлемую причину для разрыва нашей помолвки.

Гнев, боль и унижение составили слишком отвратительный коктейль эмоций, и Селина не собиралась его попробовать. Пусть он сочиняет любую историю, она на все согласится, однако он не имеет права называть ее лгуньей и хищной распутницей.

И она не собиралась безучастно сидеть, как побитая собака, и выслушивать его оскорбления.

Чувство возмущения заставило ее вскочить с кресла, отбросить со лба волосы и отвести его руки, готовые толкнуть ее обратно в кресло.

— Не очень-то воображай! — закричала она на него, глаза ее сузились до золотистых щелок, все ее сожаления, боль от того, что она потеряла его, — все вылилось в эту яростную слепую вспышку, заставившую ее забыть о самообладании… — И ты говоришь о лжи, которую я якобы придумала! Придумала ложь, чтобы порвать с тобой — мой бог! Это ты начал с наглой, бессовестной лжи. Разве не так?! — Она вскочила и стала большими шагами ходить по комнате, не заметив, как разошелся шов на ее узкой золотой юбке, давая ей большую свободу движения, как сузились его умные зеленые глаза и в них мелькнули огоньки понимания.