История германского фашизма - Конрад Гейден

Верный Рем слушал и молчал. Ему дается теперь поручение отправиться в министерство и сообщить там, что генерал фон Лоссов считает г-на Гитлера и его партийный съезд неопасными и в интересах национальной обороны он сожалел бы, если бы национальные союзы подверглись зажиму; он предлагает поэтому правительству пересмотреть свое решение. Рем не только выполнил это поручение, он также показал министру Швейеру, что национально настроенный капитан рейхсвера ставит его ни во что. Рем отправился не к Швейеру, а к старому патрону и покровителю всех националистов фон Кару. Последний в качестве начальника округа Верхней Баварии был подчиненным Швейера, но как политическая величина он был сильнее последнего. Ему Рем и Гитлер передали пожелания генерала фон Лоссова, причем, чтобы равенство было полным, Кару тоже пришлось выслушать излияния Гитлера. В конце концов правительство уступило. Нортц на втором свидании с Гитлером лишь просил его уменьшить вдвое число собраний и произвести освящение знамен в помещении цирка Кроне, расположенного на Марсовом поле. Гитлер знал, что эти условия должны лишь замаскировать поражение полиции. «Пожалуй, — ответил он, — посмотрим, что можно будет сделать». Побитый полицей-президент должен был проглотить эту пилюлю. На самом деле состоялись все двенадцать митингов и знамена были освящены под открытым небом.

Это было позорным поражением государственной власти на глазах у всего населения. Посвященные знали, что это было скорее отступлением гражданской власти перед военщиной, но ни широкая общественность, ни штурмовики Гитлера не принадлежали к этим посвященным. Общественность видела теперь в Гитлере сильного человека, не испугавшегося полицейских карабинов и благодаря своей твердости одержавшего верх над слабым полицей-президентом и злонамеренным министром. Положение Гитлера в партии еще более укрепилось на этом партийном съезде; старый противник Кернер был удален со своего поста второго председателя партии, его место занял Якоб. Вероятно, при этом не обошлось без бурных сцен; Дрекслер упал в обморок посреди своей приветственной речи к многотысячному собранию.

Приток членов в партию все усиливался. Пришлось закрыть на время центральное бюро партии, так как оно не в состоянии было справиться с заявлениями о вступлении в партию. В апреле Гитлер мог позволить себе роскошь устроить в течение четырех недель восемь массовых митингов в цирке Кроне; мюнхенцы наперебой устремлялись на собрания, чтобы послушать Гитлера.

Чем больше росла слава Гитлера, тем легче ему было добывать деньги на руки, минуя посредников и соглядатаев вроде Эккарта. Денежная поддержка восторженных друзей позволила ему отнять «Фелькишер беобахтер» у Дитриха Эккарта.

Это было сделано в несколько приемов. 8 февраля газета в первый раз вышла ежедневным изданием; 10 марта Розенберг, ментор Гитлера, стал ее главным редактором. Дитрих Эккарт еще несколько месяцев подписывался как издатель. Когда 29 августа «Беобахтер» перешел на его нынешний громадный формат, Эккарт перестал уже значиться и как официальный издатель. В финансовом отношении газета трещала по всем швам. Но если она и была ненадежна в этом смысле, если она по уши задолжала своим меценатам, то все же она была теперь бесспорным политическим орудием в руках Гитлера. Эккарт остался верен партии и пользовался в ней почетом, он остался также другом Гитлера. Но пока что он выбыл из строя, так как ему пришлось скрываться от имперской прокуратуры за нарушение закона о защите республики. Потом он избрал несколько более созерцательный образ жизни как художник и любитель удовольствий, для которого существовали кроме политики и другие интересы.

Была одержана еще одна победа: в северной Баварии Гитлер привел к подчинению своего старого соперника Штрайхера. Впрочем, вначале он приобрел в сущности только формальный патронат над нюрнбергским учителем и ничего более. Против Штрайхера, как в свое время против Гитлера, имелась фронда в собственном лагере в лице Бюргера и Келлербауера, но Штрайхер не справился с ней так удачно, как Гитлер с Дрекслером и Кернером; он даже выпустил из рук нюрнбергскую националистскую газету. Он основал свою газету «Штюрмер», которая достигла гигантского тиража благодаря своему граничащему с порнографией смакованию еврейских скандалов — еще почище, чем это делал Эссер. Но пока Штрайхер должен был быть рад, что в склоке со своими соперниками он нашел моральную поддержку в лице Гитлера. Последний выступил в январе 1923 г. в Нюрнберге перед собранием в несколько тысяч человек, на котором Штрайхер превозносил его как образец немецкого вождя. Несмотря на внешнее единение, отношения между ними остались натянутыми, и до ноября 1923 г. Штрайхер не отказывался от надежды иметь с Гитлером дело на положении равного с равным. Мюнхенцы считали его ненормальным, не совсем чистым на руку и учредили за ним слежку с помощью нескольких эмиссаров, в том числе руководителя штурмовых отрядов Буха; кроме того, они основали в Нюрнберге собственную ячейку, верную Гитлеру. В вихре событий осенью 1923 г., когда Гитлер стал уже чуть ли не мировой знаменитостью, вопросы борьбы за овладение организацией отступили на задний план перед проблемой боевой готовности. Лишь в 1925 г. были окончательно урегулированы отношения между мюнхенским партийным руководством и Нюрнбергом, а также прочей Германией.

Третьим большим успехом Гитлера был заключенный в марте 1923 г. договор с недавно основанной «партией немецкой национальной свободы». Новая партия образовалась в результате отхода депутатов фон Грефе, Вулле[71] и Геннинга от немецкой национальной партии «банковского дельца» Карла Гельфериха, которая была для них недостаточно антисемитской; к ней принадлежал также писатель пангерманского направления граф Ревентлов.[72] По договору национал-социалистической партии возбранялась агитация в северной Германии, которая досталась Грефе; южная Германия осталась за Гитлером.

Между тем именно в этот период успехов Гитлеру пришлось убедиться в том, как мало он владел своей партией и самим собой.

Это было во время рурской «войны». Какая игра велась тогда, отчасти вскрывают слова Рема: «Теперь уже не тайна, что рейхсвер принял в то время меры для защиты отечества, которому угрожала опасность». Меры эти заключались в числе прочего в усиленном снаряжении и обучении военных союзов. В глазах последних этим преследовалась цель «понести немецкие знамена по ту сторону Рейна». Тогда началась военизация этих союзов, предназначавшихся первоначально для внутриполитических целей; именно этой военизации Гитлер обязан был тем, что Лоссов помог ему перед правительством при попытке запрещения его партийного съезда.

С тех пор как вооруженные силы нации были объединены для предстоящей борьбы в один военный кулак, лозунг «Долой ноябрьских преступников!» должен был потерять свою притягательную силу. Руководящие круги рейхсвера, которые, уж конечно, не были противниками внутренних переворотов, потеряли всякий интерес к этому лозунгу. В конце концов правительство Куно не было марксистским, а президент республики — это не было тайной — вряд ли еще оставался марксистом. В феврале имперский канцлер Куно приехал в Мюнхен и привлек Лоссова на свою сторону; впрочем, попытки некоторых лиц из его окружения воздействовать на Гитлера остались безрезультатными. Разговор между имперским чиновником и вождем национал-социалистов состоялся при посредничестве Рема в служебном бюро последнего. Гитлер и Рем убеждали гостя из Берлина, что первый выстрел должен быть сделан по внутреннему врагу и что марксисты худшие враги, чем французы. Гостю это показалось чуть ли не государственной изменой. Разговор принял резкий характер, и с тех пор Гитлер стал заклятым врагом Куно.

Самый крупный авторитет для военных и штатских генерал Людендорф — «целый армейский корпус на двух ногах» — объявил себя противником Гитлера и его взглядов. В конце февраля в Берлине состоялась конференция патриотических союзов всей Германии. На этой конференции Рему и капитану Гейсу, руководителю нюрнбергского «Имперского флага», союзнику Гитлера, пришлось убедиться, что Людендорф — солдат, мало смыслящий в политике. В самом деле, Людендорф заявил, что теперь необходимо поддерживать Куно и Секта,[73] что фронт должен быть обращен против внешнего врага. Все национальные союзы должны объединиться. В основе этой политики лежала мысль: выступая за отечество, мы добьемся также власти внутри страны.

Что мог сделать Рем в этой ситуации? Он продолжал сколачивать из баварских военных союзов военную организацию, в которой политическим лидерам доставалась чуть ли не роль швейцаров. Он связал национал-социалистическую партию с некоторыми другими группами, из которых самой значительной был «Имперский флаг», в «Объединение патриотических союзов борьбы». Гитлер тщетно пытался дать этому «Объединению» определенную программу; она не была принята. В этой программе он, между прочим, требовал, чтобы только военные союзы имели право заниматься политикой, и отстаивал необходимость создать национальное государство, «которое даст немцу все права, а тому, кто не желает быть немцем, оставит разве только смерть». Эта программа кровавой тирании по существу является конкретным дополнением к лозунгу «Долой ноябрьских преступников!», предназначавшемуся для внешнего употребления.