История германского фашизма - Конрад Гейден

Постепенно товаровладельцы получили отпущение грехов, и распространилось страшное подозрение-догадка, что государство путем какого-то алхимического процесса уничтожает частные состояния — конечно, сознательно, с помощью злостного обмана. Ибо, чем менее организованны массы, тем отчетливее они представляют себе организованные силы государства и хозяйства, тем меньше верят они в анархический ход событий. Внезапно многим показалось правдоподобным то, над чем они еще недавно смеялись; люди поверили, что государство, хищнически манипулирующее валютой, действительно находится в руках евреев.

В то время спекулировал каждый, у кого было несколько пфеннигов за душой; никогда еще биржевой отдел газет не имел так много читателей. По движению курсов своих бумаг мелкий спекулянт чувствовал, что его держат мертвой хваткой анонимные, темные силы биржи — те самые, против которых вот уже несколько лет Гитлер произносит по две большие речи в неделю. Мелкие вкладчики начали прислушиваться к Гитлеру; в ноябре 1922 г. он выступил в один вечер на десяти собраниях в самых больших помещениях Мюнхена, причем все эти собрания были переполнены.

Личные переживания Гитлера в этот период весьма сложны. «Когда, — говорил он близким друзьям, — проходишь через десять зал и тебе навстречу отовсюду несутся крики энтузиазма и восторга, это действительно возвышенное чувство». В то время его риторика была на высоте, он выступал с большой уверенностью. Ныне у Гитлера выработалась поза «под Цезаря», но в то время он позировал в роли добродушного народного оратора, делал слушателям знаки пивной кружкой, останавливал ревущую от восторга толпу комическим «тс» на манер директора цирка.

Но затем настроение упало. «Беобахтер» медленно, но верно завоевывал свой круг читателей; в 1922 г. их было уже двадцать тысяч; мало-помалу создавались предпосылки для превращения его в ежедневную газету. Итак у Гитлера, у бывшего скромного маляра, будет своя газета с большим тиражом, и он сам будет ее лучшим агитатором. Перед Гитлером открывалась заманчивая перспектива буржуазного благополучия. «Ведь я немногого требую от жизни, — говорит он тогда друзьям, стоящим на несколько другой политической платформе, — я хотел бы только, чтобы движение приостановилось и чтобы я мог прилично существовать как редактор «Фелькишер беобахтер».

Прилично существовать! Не прошло еще и года с тех пор, как ему приходилось жить на средства своих товарищей по партии. Да и теперь еще самый крупный оратор Мюнхена занимает только небольшой домик; в чужом автомобиле он едете собрания на собрание и старается, чтобы партия не тратилась на него.

Гитлер — человек богемы, которому хочется стать буржуа и иметь возможность существовать прилично. Вполне последовательно, что он начинает выступать; в пользу солидной, натерпевшейся страхов буржуазии. В интересах этой буржуазии он клянется защищать частную собственность, а в виде награды требует от нее признания себя вождем.

Эту буржуазию Розенберг (в своих комментариях к партийной программе, вышедших в 1923 г.) возвел тогда в герои и мученики национал-социалистической борьбы: «Единственное сословие, оказывавшее еще сознательное сопротивление (к сожалению, только в теории) этому всемирному обману, было среднее сословие». Он говорит о том, что в тисках процентного рабства и марксизма «грозит погибать идейная Германия, и не только одна Германия».

«Гибнет не одна лишь Германия!» — восклицает пекущийся о мире балтиец. Заметьте: национализм патриотичен, он подчеркивает свой немецкий характер, но антисемитизм интернационален. «Идея национал-социализма, — пишет Розенберг в «Беобахтер», — под тем или другим названием распространяется во всем мире». Затем следует пророчество: «Придет время, когда у нас будет французская национал-социалистическая рабочая партия, английская, русская и итальянская». Это уже не учение Рудольфа Юнга, согласно которому социализм — специфически немецкая форма государства и был ею даже при Вильгельме II; еще меньше это подходит к прусскому социализму Шпенглера, уж скорее — к тезису Меллера ван дер Брукка: «Каждый народ имеет свой собственный социализм». Мюнхенские националисты начинают хмурить брови и констатируют, что национал-социалисты не менее интернациональны, чем марксисты.

Растет русско-немецкий сектор партии. Розенберга почти затмил новый метеор: русский немец по происхождению, авантюрист по призванию — Макс Эрвин фон Шейбнер-Рихтер. У него бурное прошлое: между прочим он был политическим агентом в Турции, и генерал фон Лоссов, раскусивший его там, весьма недвусмысленно называет его темным авантюристом. Шейбнер еще энергичнее формулирует суть нового интернационализма. «Народы, — пишет он, — начинают понимать, где их враг, они видят, что под лозунгом извращенного, ложно понятого национализма они уничтожили друг друга в угоду этому общему врагу». Это уже нечто новое. До сих пор мы слышали лишь, что враг, сиречь еврей, извращает лозунг интернационализма; отныне для этих сверхнационалистических юдофобов уже сам национализм стал опасным призраком. «Если удастся развить в великую освободительную идею то, что теперь во многих случаях лишь смутно живет в сознании и еще ищет оформления, если удастся превратить ее в систему, причем не только для немцев, но также для других народов, то жертвы мировой войны были не напрасны».

Летом 1923 г. Шейбнер-Рихтер одно время задавал тон у национал-социалистов. Иные видели в нем будущего национал-социалистического министра иностранных дел. Этот русский антисемит умышленно старался вывести национал-социализм из внешнеполитического тупика. С тех пор за канонадой громких слов у национал-социалистов скрывается своя внешняя политика, отличающаяся большой гибкостью и порой также поразительной уступчивостью.

Наиболее резкие формулировки антисемитского интернационализма нашел сам Гитлер. «В удивительном сотрудничестве, — поучает он своих слушателей по части истории, — демократия и марксизм сумели разжечь между немцами и русскими совершенно безрассудную, непонятную вражду; первоначально же оба народа относились друг к другу благожелательно. Кто мог быть заинтересован в таком подстрекательстве и науськивании? Евреи». При этом Гитлер не брезгует следующей передержкой: «Да, Бебель, который не соглашался дать проклятому милитаризму ни единого солдата, ни единого гроша для защиты против Франции, этот Бебель заявил: когда дело дойдет до войны с Россией, я сам вскину на плечо ружье».

Между тем в известной цитате у Бебеля о России не говорится ни слова ни в прямом, ни в переносном смысле, а речь идет только о Германии и защите ее территории.

Далее: «Во Франции (у нее, правда, были коренные расхождения с Германией, но для Германии они после 1871 г. ликвидированы) всеми возможными средствами культивировали непримиримую ненависть к Германии. Здесь тоже вполне ясно, что евреи стараются создать конфликт, чтобы использовать его». Итак, слушайте и поражайтесь: даже борьба с «наследственным врагом» оказывается проделкой евреев. Англию тоже науськивает на войну против Германии еврейская пресса. «Кто возглавляет всю английскую прессу мировых лавочников? Еврей Нортклифф[64]». Нужды нет, что в настоящее время брат Нортклиффа, лорд Ротермир,[65] является рупором Гитлера в Англии. «Надо было разрушить Германию, последнее социальное государство в мире; с этой целью на нее натравили двадцать шесть государств. Это было делом прессы, находящейся в исключительном владении одного и того же вездесущего народа, одной и той же расы, которая фактически является смертельным врагом всех национальных государств. В мировой войне победил Иуда».

Это не значит, что Гитлер жертвовал шаблонным патриотизмом своих слушателей в угоду интернациональному антисемитизму и антибольшевизму, что он объявил французов дружественным народом, находящимся лишь под игом евреев. Но Гитлер был на пути к этому, и на практике его агитация во всяком случае действовала в этом смысле.

Когда в начале рурской войны в январе 1923 г. правительство Куно[66] старалось создать единый фронт и в Рурской области действительно возникло нечто вроде такого фронта, антимарксисту Гитлеру, разумеется, трудно было включиться в него. Ему удалось вскоре вывернуться из затруднительного положения благодаря возникшему спору о том, следует ли прибегать к активному или пассивному сопротивлению — спору о методах. Это послужило основанием для издевательств Гитлера над наивными людьми, надеющимися «выкурить врага из Рура своей ленью и ничегонеделанием». Но вначале ему не оставалось ничего, кроме ядовитых и весьма непопулярных насмешек над «болтовней об едином фронте». Старая тенденция — изображать национальные противоречия в качестве интернациональных манипуляций евреев — привела Гитлера на необычный путь: 12 января 1923 г. он заявляет на собрании в пивной Бюргерброй: «Долой не Францию, а изменников отечеству, долой ноябрьских преступников — вот что должно быть нашим лозунгом!» В то время национал-социалисты еще мало помышляли об активном сопротивлении, которое впоследствии они проповедывали с таким пафосом. Это полностью признал Дитрих Эккарт; 8 февраля он пишет в «Фелькишер беобахтер»: «Евреям, конечно, хотелось бы втянуть нас в безумную войну с Францией, безумную потому, что мы проиграли бы ее с молниеносной быстротой, как это заранее известно».