Анабиоз - Илья Бушмин

— Он без ног? И… без глаз?

— Вот прям описал, — заверила старуха.

Проклятье. Сергей…

— А сейчас он где? Когда его привозят — не каждый день?

— Никого не каждый день. Это я тут ударница, потому что на себя работаю. А этих доходяг Кирюха как перчатки меняет. Сегодня один, завтра другой. — она прищурилась, потягивая сок через соломинку. — А тебе-то что? Зачем ищешь? Почему, так сказать, спрашиваешь?

— Последний раз ты когда его видела? — я ткнул листовку ей под нос.

— Да не тычь ты! Пару дней назад. Значица, завтра или послезавтра опять привезут, — старуха снова мерзко захихикала. — У них посменная работа. Сутки через двое-трое. Ой, клиенты!

Она встрепенулась, завидев силуэт на горизонте. И прыгнула к своему лежбищу.

Я сидел в тени дерева и мычал, изображая нищего, сучащего ручкой заику-погорельца, когда мимо проходили люди. А мой мозг в это время рисовал картины, одна ужаснее и безумнее другой. Эти картины стояли перед глазами, а душа рвалась наружу от боли и отчаяния.

Знаете, что чувствует человек, соприкасаясь с таким? С тем, что можно назвать злом в его чистом виде? Не знаете? Тогда вам чертовски повезло. Лучше и не знать. Никогда.

…Синий фургон подъехал часам к пяти вечера. Он свернул с улицы на асфальтовую подъездную полосу к собору и медленно пополз к нам. Конкурентка бойко вскочила, загадочно поглядывая на меня. Я собрался. Пугаться, холодеть и думать о последствиях можно было раньше. Сейчас — уже нет. Левой рукой я нащупал рукоятку закрепленного на запястье ножа. И остался сидеть, как сидел.

Фургон тормознул около безрукого. Из машины выпрыгнул тип, которого я уже видел вчера — сухощавый, с черной бородкой. Он что-то процедил инвалиду сквозь зубы. Тот встал, балансируя культями. И побрел к распахнутой дверце фургона. Внутри кто-то находился, но кто — со своего места я разглядеть не мог. Тип с бородкой взял деньги инвалида, бросил на переднее сиденье. На водительском месте сидел вчерашний же пузан в джинсовке.

Я сидел, склонив голову и до последнего изображая равнодушного ко всему окружающему миру паралитика-погорельца. Сам же сквозь дебри застилающих обзор волос наблюдал за типом с бородкой. Вот он направился к старухам. Я расслышал его зычный голос:

— Подъем давай!

Слепая старуха была выдрессирована и послушно подчинилась. Тип с бородкой взял жестянку с деньгами, порылся внутри. Затем обратился к моей конкурентке. Пока они разговаривали, слепая терпеливо стояла и ждала.

У меня не умещалось в голове, что эти твари делают с людьми, что превращают взрослых людей в послушных рабов? Членовредительство, но все ли это? Что-то мне подсказывало, что нет. Побои, угрозы, пытки. Возможно, истязания, а может быть, что-то и поковарнее. Например, пытка жаждой или голодом. Не удивлюсь, если за повинность рабы платили жизнью. Показательная расправа в назидание другим. Тогда инстинкт самосохранения берет верх над всеми остальными. И вот ты уже безропотный раб, выполняющим любой приказ.

А ведь где-то у слепой рабыни могли быть любящие дети и внуки, гадающие, что стало с матерью и бабушкой.

Моя конкурентка что-то тараторила типу с бородкой. Он беззастенчиво забрался рукой в ее дневной заработок, отсчитал нужную сумму и бросил в жестянку рабыни. Старуха продолжала трещать. И вот тип бросил взгляд на меня. Короткий, но внимательный. Потом еще один.

«Подойди, — мысленно призывал я. — Просто подойди. И открой свой поганый рот».

Хмырь не подошел. Он окрикнул слепую и, брезгливо подталкивая ее к фургону, двинулся следом. Помог забраться ей внутрь с помощью толчков и пинков. Запрыгнул следом. Хлопнула дверца, фургон пополз задним ходом к улице.

Я сидел и таращился на него, не веря своим глазам. Ко мне так никто и не подошел!

Я неотрывно смотрел на фургон, пока тот задом не выкатил на улицу и не умчался прочь.

Конкурентки уже не было. Ее исчезновения я не заметил, а теперь ругал себя за это. Сейчас, по окончании «работы», из нее можно было вытянуть все, что она могла знать о Кирюхе и его банде.

Что происходит, я не понимал. Почему люди грозного Кирюхи, рабовладельца, вгоняющего ужас в попрошаек, проигнорировали меня? Испугались взгляда исподлобья?

Перед храмом я был один. День прошел впустую. Разве что я выяснил, что в любой день эти твари могут привезти Сергея. А значит, оставлять затею я не мог.

Выудив из кармана мятый пакет, я сунул внутрь картонку с мольбой о помощи и пакет с собранными деньгами. За день почти тысяча рублей. Если сидеть здесь каждый день, получится зарплата рядового пролетария. А для провинции — менеджера среднего звена в крупной фирме.

Наш мир когда-то шагнул в неправильную сторону. И все перевернулось с ног на голову. Так явно, как сейчас, я этого не чувствовал никогда.

Из калитки собора вышел человек. Полный, с длинными, собранными в хвост волосами, жидкими усиками и курчавой бородой. На вид ему было 35–40, не больше. На нем была обычная одежда — брюки, рубаха — но я догадался, что это не простой смертный.

— Простите, — шагнул я к нему. — Вы священник?

Бородач озадаченно посмотрел на меня. «Вежливый бомж-попрошайка?». «Да, святой отец, бывает и такое. Мы ведь у храма божьего, не так ли?».

— Я настоятель, — осторожно отозвался бородач. У него был приятный баритон. — Что вы хотели?

— Хотел спросить, как вы это терпите?

— Простите?

— Сегодня я провел здесь весь день. Просил милостыню, притворившись бог знает кем. И смотрел на остальных попрошаек, которые оккупировали все подступы к церкви. И мне стало интересно, церковь к этому как относится? Одобряет или не особо?

Священник переваривал информацию.

— И зачем вы притворялись?

— Считайте это социальным экспериментом.

— Вы думаете, это правильно?

— Двое крепких парней каждое утро привозят сюда калек, чтобы те зарабатывали для них деньги. А каждый вечер увозят. Слепую бабку, которая подчиняется им, как дрессированная собака. Парня без рук. Слепых, немощных. Этим заправляют откровенные бандиты. И свой бизнес они строят прямо здесь, у вас перед носом. Скажите мне, батюшка, это — правильно?

Священник угрюмо вздохнул.

— Обратитесь в полицию, молодой человек.

— Я обращаюсь к вам. Вы работник церкви. Храм божий и все такое.

Было очевидно, что я его достал. Но статус святого отца не позволял послать меня.

— А что вы мне прикажете делать? Оцепить здесь все полицией? Думаете, кто-нибудь мне это позволит сделать? — отозвался священник. — Церковь запрещает попрошайничество, но они за пределами церкви. Прихожане подают. Многие думают, что, если подадут милостыню и проявят заботу о бедных и больных, то достигнут спасения. Тем более, об этом и святой Иоанн Златоуст…

— Это не милостыня бедным и больным, а очень доходный и жестокий криминальный бизнес, — на слове «криминальный» я сделал ударение.

— Молодой человек. Я прихожанам всегда даю установку: если человек просит помощи — разберитесь. Человек голодный — накормите и напоите. Больной — вызовите ему врача. Если он отказывается от всего и просит только денег, тут уж понятно, кто есть кто. Я внушаю это прихожанам после каждой службы. Думаете, так все просто? Что вы предлагаете сделать — выйти с метлой и разогнать всех? Разбираться, устанавливать личность, проверять, мошенничество ли, или человек действительно доведен до отчаяния — это работа полиции. Вы сегодня здесь видели полицию?

Я не видел.

— И я не видел, — грустно согласился священник. — А думаете, в местном отделении полиции о проблеме не знают? Знают. И я знаю, но я — не полицейский. Я настоятель храма, молодой человек. Как и вы не судья, а… Кстати, кто вы? И почему вы здесь?

Вдаваться в подробности я не стал. Разговор был бесполезным. В принципе, особых иллюзий на этот счет я и не строил.

Подхватив пакет, я двинулся по дорожке к улице. Я брел по асфальту и думал, что делать завтра. Конечно, я снова приду сюда, к храму, и буду изображать нищего. И послезавтра. А может быть, и дальше. Пока не увижу Сергея.

А когда он окажется рядом…

Голова раскалывалась.

Рев двигателя отвлек меня от невеселых мыслей. На полном ходу серебристый «Пежо» вылетел с дороги, оказавшись в десятке метров от меня. Я инстинктивно шарахнулся назад. Визг тормозов, и машина пошла юзом, накатываясь задом прямо на меня. Распахнулись задняя и передняя пассажирские дверцы, и из автомобиля выскочили двое амбалов.

«А ты попробуй эту денежку, что заработал, унести. Сразу узнаешь! Кирюха тебя быстро найдет!»

Отшвырнув пакет, я приготовился к драке. Но драки не было. Ближний ко мне амбал выхватил из-за пояса пистолет. Щелчок затвора смешался с тихим — улица заглушала все звуки — хлопком выстрела. Грудь взорвалась от боли, и я рухнул на колени, задыхаясь. В глазах все потемнело, дыхание перехватило, и я не мог издать ни одного звука — слышал лишь мощный, застилающий все остальное гул в ушах и собственные невнятные хрипы.