Королева Жанна. Книги 1-3 - Нид Олов

— А, — сказал ди Биран. — В таком случае вам следовало бы, наверное, быть первым министром у королевы.

— Или где-нибудь в другом месте, — заметил ди Маро, не совладавший со своим голосом.

— Уж не намереваетесь ли вы угрожать мне? — спросил Грипсолейль тоном искреннейшего изумления.

— Мне просто не нравится ваша логика, — отрезал ди Маро. — Я вижу в ней стремление оклеветать совершенно неизвестного вам человека. На мой взгляд, это недостойно дворянина.

— В самом деле, — поддержал ди Биран. — Мы лишены вашего пророческого дара и видим только то, что Лианкар честно выполняет свой долг.

— Ну и отлично, — сказал Грипсолейль, — и не произносите имени Лианкарова всуе, да еще так громко. А то как раз лейтенант нагрянет… Сойдемся на том, что мне не нравится эта французская рожа…

— В это можно поверить, — желчно сказал ди Маро. — Слишком многие рожи вам не нравятся.

— Ну да, и разве я не прав? — нараспев спросил Грипсолейль. — Двор подл, дворянство развратно… Благородных имен много, но благородных душ мало: мужчины негодяи, женщины безнравственны. — И он засвистал какой-то похоронный мотив.

Маро с досадой дернул плечами, но промолчал. Воцарилась тишина.

— Выпить бы сейчас… — пробормотал Гилас, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— И при хорошей девочке на закуску, — подхватил Грипсолейль. — Ди Маро, не обижайтесь на меня. Вы любите некоторых вельмож, я — нет, но мы с вами, кажется, одинаково любим женщин. Я знаю, вы не из породы монахов, и ди Биран может подтвердить…

Ди Маро не сразу, но отошел. Грипсолейль втянул его в оживленную беседу о женских прелестях. Этот предмет был близок и понятен всем. Ди Маро сообщил, что ныне взял в осаду некую дворяночку, «надоело третье сословие».

— Девицу? — полюбопытствовал Грипсолейль.

— Нет, мужнюю жену, — усмехнулся ди Маро. — Это самое лучшее. Девицы приятны, спору нет, но до них куда труднее добраться, их надо всему учить, а это требует терпения. К тому же некоторые девицы настолько глупы, что пытаются навязывать кабальные обязательства. Это уж ни на что не похоже. Вдовы также страдают этим последним недостатком. Мужняя жена не имеет ни одного из перечисленных изъянов. Она часто изобретательнее и щедрее вдовы, ибо, во-первых, сказано, что нужно восемнадцать мужчин, чтобы одну женщину полностью удовлетворить, во-вторых, наставить мужу рога женщина считает мало не своим долгом. Это плод запретный, и потому он так привлекателен для женщин…

Ди Маро увлекся. Все слушали его лекцию с большим интересом, и настроение было самое мирное, но Грипсолейля черт дернул за язык, и он, разумеется, не удержался:

— Лично я, — заявил он, — предпочел бы королеву, если бы был выбор. Даже если она и девица. Помните, господа, праздник летом в замке Л'Ориналь? Какая она была миленькая и вкусненькая в своем мальчишеском костюмчике и сапожках?.. Эх, черт, подумал я, вот снять бы с нее сапожки и все остальное — вот где можно было бы порезвиться… Ну и конечно, пока я глазел и разевал рот, этот рыжий верзила Камарт из взвода ди Ральта сбил с меня шляпу…

Ошеломленный ди Маро не успел и слова сказать, как Гилас брякнул:

— Я скорее взял бы Черного Принца. Я сторонник брюнеток.

— О вкусах не спорят, — сказал Грипсолейль. — Самое печальное то, что девочка достанется этому поганому французу… Ну, пусть бы Вильбуа, я согласен — так нет же, Вильбуа теперь далеко, а этот здесь… Организовал заговор, тут же его продал, извольте платить за верную службу! Ваше Величество, не угодно ли поднять платьице?..

Ди Маро вскочил:

— Еще одно слово — и я убью вас на месте!

— Ну зачем же, — лениво ответил Грипсолейль, глядя снизу вверх на разъяренного ди Маро. Он нисколько не испугался. — Хотите честную дуэль, как принято между благородными дворянами? Пожалуйста, я готов, как только нас сменят, что, надеюсь, произойдет скоро… Секунданты налицо. Идет?

— Возьмите! — Ди Маро кинул ему свою перчатку.

— У меня нет, — сказал Грипсолейль, ловя ее на лету. — Я заложил свои в кабаке. А эти у вас откуда? Первые знаки благосклонности мужней жены?

Ди Маро отсел на другой край ступеньки и там фыркал, как кот. Грипсолейль, играя желтой кожаной перчаткой, подсыпал соли на его раны:

— Неплохая вышивка… и совсем еще не потерлась… Вы счастливец, ди Маро, если вас так любят женщины… Не сердитесь, ди Маро, я никогда не желал вам зла… Если хотите, я дам вам фору в два удара, обрежьте мой длинный язык…

Ночь опустилась черная и плотная, классическая ночь для злодеев, желающих привести в исполнение свои злодейские замыслы — или скрыться, если замыслы не удались.

Гвардейцы Марвского батальона, стерегущие запертые Гантранские ворота, меньше всего думали об этом На улице было холодно, зато в караулке трещал очаг и багрово светилось вино в бутылках. Добрые господа помнили о солдатах, которые вынуждены терпеть холод и дождь во имя служения королеве. Поэтому солдатам оставалось только восхвалять господ. Лейтенант, сидящий во главе стола, подавал пример. Время от времени он высылал кого-нибудь посмотреть, все ли в порядке. Разумеется, все было в порядке.

Один из гвардейцев, Монир, чернявый и тщедушный субъект, вел себя иначе, чем другие. Никто ни о чем не думал, он один был погружен в размышления. Все были уверены, что беспокоиться не о чем, — Монир, казалось, был обратного мнения на сей счет. Он то и дело выскакивал на улицу, отговариваясь тем, что угорел от жары; впрочем, на него никто не обращал внимания. Монир явно кого-то ждал и нервничал. Когда пробило одиннадцать, он вышел на улицу и стоял там, коченея от ветра. Прочие гвардейцы не заметили его отсутствия: они играли в кости.

Около половины двенадцатого к воротам подъехала группа всадников. Качающийся над караулкой фонарь позволил разглядеть, что их было человек двадцать, они были в монашеских плащах, под капюшонами.

Монир шагнул им навстречу.

— Пароль? — спросил он с сильно бьющимся сердцем.

Герцог Фрам скрипнул зубами: надо было произнести ненавистное имя… Проползло несколько страшных секунд молчания. Наконец он выдавил, дотронувшись рукой до лба:

— Иоанна…

Вышел лейтенант, привлеченный стуком копыт.

— Кто такие? Пароль?

— Они знают, — поспешил вмешаться Монир. Ему уже мерещились вынутые пистолеты. — Это члены конгрегации Мури, едущие в Марву, я не ошибся, господа?

Передний всадник ответил;

— Нет. Мы торопимся.

— Сию минуту! — засуетился лейтенант. — Эй, отпереть!.. Чертова погодка, господа мурьяны, вы рискуете промокнуть до костей, начинается дождь. Но святая служба не терпит проволочек, я понимаю. Видимо, по делу проклятых мятежников?..

Монир был близок к обмороку. Однако другой всадник строго, но спокойно ответил:

— Мы не имеем права говорить о нашей святой службе.

— О да, конечно! Я понимаю! Сейчас вас выпустят! Может быть, по стаканчику вина на дорожку, господа?

Фрам не слышал всей этой болтовни. Он был зол и мрачен, как окружающая его ночь. Все, кроме него, были уверены, что это спасение; он не сказал им, что это могла быть и ловушка. Лично он готов был поклясться, что это именно ловушка. Но когда обнаружилось, что это отдушина, сердце его переполнилось яростью, тем более жгучей, что она была бессильна. Она заполнила его всего, не оставив места даже для самой маленькой искорки радости. В самом деле, радоваться было нечему. Его выследили и провели, как мальчишку, а теперь его выпускают — играй дальше, заговорщик, пока нам это выгодно! И он бессилен! Совершенно бессилен! О Бог и все его ангелы!

Сат-тана, как говорит Кейлембар, он совсем не уверен, Что не увозит в числе двадцати двух, что едут с ним, того же французского шпиона, который предал их и теперь по указке патрона выводит их из западни. Но кто это? Кто?! О, если бы знать!.. «Иоанна»… Лианкар придумал все, даже и это последнее унижение. Ну хорошо же, он и заплатит за все. Сиятельный герцог допустил ошибку в этой игре — он дал нам уйти. «Вы просчитались в октябре семьдесят пятого, ваше сиятельство» — так скажут этому красавчику, когда он повиснет на дыбе…

…Ворота наконец отперли. Лейтенантишка крутил шляпой, что-то дружески кричал. Лигеры отвечали ему словами и жестами. Уж эти-то рады, что вырвались Трусливое племя, вот уж воистину волки…

Слава Богу, все сошло благополучно. Монир вернулся в караулку, дрожащими руками налил стакан вина и судорожно выпил.

Глава XIII

ЗИМА

Motto:

Проказу наших тел питает летний зной.Проказу наших душ — довольство и покой.Зима нас исцелит от ядовитых токов,Беда здоровая избавит от пороков.

Кровь, пролитая на уличные камни, сходит быстро, тем более в осеннее время, когда часты дожди. Через два дня ранние прохожие, видя кровяные пятна на плитах площади Мрайян, безошибочно решали: «Ночью была дуэль». Согласно славной традиции виргинских мушкетеров, Грипсолейль при свете факелов дрался с ди Маро и ранил его, после чего они помирились.