Мoя нечестивая жизнь - Кейт Мэннинг

– Я сказала – НЕТ!

– Я мечтал о тебе. Весь срок.

– Не бывать этому.

– Господи.

– Я серьезно.

– Да уж вижу.

– Тогда смотри лучше, скотина!

– Хоть поцелуй меня.

И он улыбнулся, совсем как прежде – внезапная кривая улыбка озарила его мрачное лицо.

– Экси Малдун. Ну ты и штучка.

Он был переменчив как ветер. Вся его ярость внезапно улетучилась, Чарли сделался мягким, обходительным. Он нежно целовал меня, а я не сопротивлялась. Я была счастлива и наслаждалась его поцелуями. Моя податливость сбила его с толку.

– Ты дикая женщина с Мадагаскара! – простонал он, отшатываясь. – Господи боже…

Я позволяла ему все. Но только не ЭТО.

– Пожалуйста, Экси, разочек…

Но я была неумолима. Нет, и точка. Конечно, защита моя была слишком слаба, и мне просто повезло, что я не поддалась реву разгоряченной крови, клокочущей во мне. А еще, что Чарли оказался джентльменом.

– Твоя взяла, – признал он в конце концов.

В изнеможении мы лежали возле очага среди мешков с сухим горохом, ячменем и маисом, и меня вдруг охватило такое блаженство, какого я сроду не ведала, – ну словно белый рислинг дали глотнуть тому, кто не знал ничего иного, кроме воды из колонки.

– Выходи за меня, – сказал Чарли.

Глава третья

Щит

Хорошо известно, что тот, кто поцеловал саламандру, в огне не горит. Пожалуй, мы с Чарли и были саламандрами, выползшими из грязи и мусора острова Манхэттен, и присущая нам жизнестойкость толкнула нас в объятия друг друга. Нам были ведомы тайны другого. Мы знали, что такое сиротство, и видели самих себя в партнере: моя жесткость отражалась в Чарли, оборачиваясь в нем умением вызывать доверие. Его голова была полна мечтаний, а моя – амбиций, или наоборот. Во всяком случае, казалось, нас соединяет нечто куда большее, чем просто влечение. Вот мы и поженились.

Историческое событие произошло в воскресенье перед моим восемнадцатым днем рождения, в 1865 году, и для меня совершенно неважно, что в том же году застрелили президента, сгорел музей П. Т. Барнума, а Джозеф Листер провел первую операцию с антисептикой[54]. Куда важнее, что мисс Энн Экси Малдун и мистер Чарлз Грейт Джонс вступили в брачный союз в присутствии свидетелей в гостиной дома 100 по Чатем-стрит. Церемония не была ни модной, ни роскошной. Ни хора, ни арфы, ни даже бродячего музыканта с мартышкой и аккордеоном. Ни матери, ни отца, которые подвели бы невесту к жениху, поскольку оба уж много лет как умерли. Ни сестрицы Датч, ни братца Джо, которые держали бы мое кольцо, ни прочих обломков семейства Малдун. Только Эвансы да миссис Броудер и соседка Грета в качестве свидетелей. Церемонию провел рябой клирик по фамилии Робинсон, с фляжкой в кармане и в черном сюртуке, засыпанном перхотью, – его позвала миссис Броудер.

На мне было новое платье – подарок миссис Эванс, – сшитое из хлопкового муслина очаровательного василькового цвета, с короткими цельнокроеными рукавами.

– Коль невеста в голубом, – сказала миссис Эванс, – полной чашей будет дом.

Дом-то будет полная чаша, не спорю, только я была несколько разочарована нарядом, ибо голубому предпочла бы желтый. Мы с Гретой, листая «Книгу для леди», наткнулись на свадебный наряд, описанный до того мило, что слова впечатались мне в память.

…богатый желтый парчовый шелк, собранный тремя оборками до талии, так что они представляются тремя верхними юбками. Бюст украшен двойным воротником из зубчатых кружев, перчатки длинные, волосы причесаны в манере, которую французы именуют «английские колечки».

Ох, как же мне хотелось зубчатых кружев и английских колечек. Впоследствии я легко могла купить и то и другое, не говоря уже о парчовом шелке и бархатных шапочках. Но в день свадьбы все мечтания о французских оборках были повержены во прах, стоило мне взглянуть на Чарли, стоявшего у окна гостиной: волосы зачесаны назад, темные глаза неотрывно смотрят на меня, а губы сжаты так, что мне сразу стало ясно – он едва сдерживает улыбку. И я поняла, что не смогу сегодня грустить. Когда я встала рядом с ним, он закусил нижнюю губу – как в детстве, когда передразнивал Дикса. Я прыснула, но тут пропойца Робинсон возложил наши руки на Библию и вопросил, глядя на Чарли:

– Обещаешь ли ты любить, почитать и преклоняться?

– Я был бы дурак, если бы не пал к ногам Энни Малдун. Обещаю.

– Обещаешь ли ты любить, почитать и быть послушной? – спросил меня Робинсон.

– Обещаю, – сказала я, пропустив мимо ушей «быть послушной», что впоследствии обернется многими невзгодами.

Робинсон забормотал о всемогуществе Господа, о Святом Духе, который осенил то да се, но мы его не слушали. Главное для нас было не засмеяться или не расплакаться. Никаких роскошных колец у нас не было, и флердоранж никто не раскидывал. А вот свадебный торт имелся – шоколадный, щедро пропитанный бренди, посыпанный мускатным орехом, утыканный цукатами. Испекла его миссис Броудер. Мы съели торт, и к одиннадцати часам утра со свадьбой было покончено. Вся процедура заняла полчаса. Отныне я была миссис Джонс со всеми вытекающими последствиями.

Опущу занавес скромности над первой супружеской ночью, но у нашего ложа никакого занавеса не было в помине. Ложе, впрочем, тоже отсутствовало. Имелась только бедная комната в пансионе на Вильям-стрит за пять долларов в месяц. В нашем распоряжении были топчан, хромоногий стол, пара тарелок. Ничего такого, только вечно возобновляемый спор… все о том же.

– Пожалуйста, – умолял он.

– Нет, – отвечала я.

– Мы женаты.

– Ну и что? Не буду.

– Почему?

Я вытирала слезы и поворачивалась лицом к стене:

– Не хочу быть матерью только ради того, чтобы умереть. Не хочу плодить сирот.

– Каких еще сирот? Ради бога. Ты моя жена.

– Не отрицаю.

– Так чего же ты хочешь?

– Не хочу страдать! Как эта толпа истекающих кровью девчонок с Чатем-стрит.

Бледные щеки Чарли залила краска.

– Истекающих кровью? Так хочет природа, скажешь, нет?

– А я не хочу! И желаю избежать! – прорыдала я. – Просто для примера. Не хочу, чтобы у меня была ФИСТУЛА!

– Фистула?

Я не стала ему объяснять, что мягкие ткани женского организма от деторождения изнашиваются и начинают протекать, словно рыболовная сеть, и текут всю оставшуюся жизнь.

– Мужчине это знать негоже.

Он сел на постели и закурил. Сидит голый и пускает дым в потолок.

– Но мы ведь женаты. У мужчины есть свои желания. Ты меня совсем не любишь?

– Мне больше некого любить.

– Ну, если так, веди себя, как полагается жене.

Он не брал меня силой, храни его Господь. Хотя мог. Но не стал. У бедняги был пунктик.

– Господи Иисусе, Экси.

– Еще не время. Проживем чуть-чуть подольше. Спасем мне жизнь.

– О, растак твою.

Мы были женаты три месяца, но я держалась стойко. Как-то утром, после долгой и болезненно сладкой борьбы, он совсем уж было изготовился, но я исхитрилась извернуться.

– Боже! То ты горячая и на все готовая, а пройдет минута – и делаешься холодна, как дохлая макрель, – воскликнул он. – Мы женаты, черт бы тебя драл, так что будь послушна, как обещала на свадьбе.

– Это убьет меня, как убило маму.

– Я первым тебя убью. – Чарли вспыхнул и принялся натягивать штаны.

– Чарли!

Он в ярости выбежал вон. Потолок скрыла пелена слез. Он убьет меня или бросит. Это несправедливо. Он желает одного. А я другого. Прежде у нас было одно общее желание: распрощаться со своим сиротством. С одиночеством. И вот мы не одиноки. Мы поженились. У Чарли есть работа в «Гералд». А мне всего один квартал до Эвансов, где мой лежак больше не стоит у печи, а, сложенный, покоится в чулане. У меня есть банка со сбережениями и обещание выдать куда большую сумму, когда мне стукнет двадцать один. И у нас нет иных преград, кроме отношений мужчина-женщина, которые способны свести меня в могилу. Отплакавшись, я оделась и отправилась нести вахту на Чатем-стрит.

Миссис Броудер потела в кухне над бараньей ногой.

– Припозднилась, девочка.

Я повесила пальто на крюк.

– Что случилось?

– Ничего особенного.

– Беды молодых возлюбленных, да?

– Он мне проходу не дает.

– Это долг жены, милая моя.

– Тогда я не хочу быть женой.

– Удачи тебе, в таком случае. Только кем ты тогда будешь?

А кем я могу быть, кроме жены и служанки? Где же вы, любовь во имя самой любви, где сердечные радости? Миссис Броудер дала мне маленькую белую книжку под названием «Советы жене» с закладкой на той странице, где автор, мистер Чевассе, поместил свой самый главный совет. Как только леди выходит замуж, романтические бредни школьницы исчезают, уступая место суровым реалиям жизни, и тогда она понимает, порой заплатив немалую цену, что жена-хозяюшка ценится значительно выше, чем жена-модница или даже образованная женушка. Я-то была, вне всякого сомнения, хозяюшкой, вот только та часть брачных обязанностей, за которые женщины расплачиваются здоровьем и жизнью, мне не давалась.