Замок из стекла - Джаннетт Уоллс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама задумалась в поисках ответа. «В доме нет канализации и воды», – сказала она наконец.
Папа подыскивал новый автомобиль по цене до ста долларов, поэтому нам пришлось идти пешком к дому, чтобы его увидеть. Мы прошли через центр города, вдоль склона горы мимо небольших и аккуратных кирпичных домиков, построенных после того, как на шахтах появились профсоюзы. Потом мы миновали небольшой впадавший в Таг ручей и вышли на практически грунтовую дорогу под названием Литтл Хобарт Стрит. Улица поднималась вверх по склону горы под таким крутым углом, что приходилось идти на носках (если ставить ступню, как при обычном шаге, сильно напрягались и начинали болеть икры ног).
Домишки на этой улице были не такими аккуратными, как внизу в долине. Они были построены из дерева, веранды покосились, крыши осели, и водостоки проржавели. У каждого дома сидела на цепи, привязанной к дереву, одна или пара дворняжек, которые ожесточенно и гулко лаяли. Как в большинстве других домов в Уэлче, топили здесь углем. Семьи с достатком имели специальный сарай для угля, а у тех, кто победнее, уголь лежал горой на неухоженной лужайке перед домом. Веранды были обставлены основательно. Там можно было увидеть старые проржавевшие холодильники, складные карточные столы, кушетки или автомобильные сиденья – у тех, кто серьезно относится к сидению на любимой веранде. Изредка на верандах попадался даже домик для кошки.
Мы прошествовали по улице почти до самого конца, когда папа, наконец, с гордостью показал на наш новый дом.
«Вот, дети, добро пожаловать на Литтл Хобарт Стрит, номер девяноста три! Вот он, любимый наш дом», – сказала мама.
Это было обшарпанный домишка, стоящий вдалеке от дороги – на крутом склоне горы. Гора была настолько крутой, что только задняя часть дома стояла на земле, а передняя вместе с покосившимся крыльцом опасно зависла, словно в воздухе, поддерживаемая высокими столбами. Очень давно дом был покрашен в белый цвет, что сейчас угадывалось с большим трудом.
«Хорошо, что вы у нас не неженки, – сказал папа, – потому что этот дом построен для людей, сильных духом».
Он подвел нас к нижним ступенькам лестницы, ведущей в дом. Нижние ступеньки лестницы были сделаны из больших, скрепленных между собой цементом валунов. Плохой фундамент, дожди, а также отвратительное и безответственное качество работы горе-строителей было видно уже по этим первым ступенькам, которые разошлись или осели под разными углами. После первых каменных ступенек на веранду дома вела хлипкая деревянная лестница, которая больше походила на веревочную или цирковую.
В доме было три комнаты размером три на три метра. Туалета не было, но под одним из поддерживающих дом столбов ютился сортир с цементным полом. В этом сортире не было канализации и спуска воды, а была дырка и яма глубиной три метра. Воды в доме тоже не было. Около сортира стояла колонка, из которой можно было набрать ведро воды, чтобы потом поднять по лестнице в дом. Дом был подключен к электросети, но, как сказал папа, у нас не было денег, чтобы пользоваться электричеством.
Впрочем, дом стоил всего тысячу долларов, и хозяин был готов отдать его в рассрочку без аванса. В месяц родители должны были платить пятьдесят долларов, так что через несколько лет дом мог стать нашей собственностью.
«Мне просто не верится, что в один прекрасный день все это будет принадлежать нам», – ехидно сказала Лори. Как уже подметила мама, с возрастом в Лори начало развиваться чувство иронии.
«В Эфиопии люди могут за такой дом убить», – сказала мама. Она привлекла наше внимание к тому, что у дома есть свои плюсы. В гостиной стояла большая «буржуйка», на которой можно было готовить еду. Эта была красивая пузатая печь из тяжелого железа с ножками в виде лап медведя с когтями. Мама была уверена, что антиквары такую вещь дорого оценят. Однако дымоход печи представлял собой железную трубу, выходившую через окно. Кто-то заменил стекло форточки фанерой, через которую и вывел обернутую фольгой трубу на улицу. Правда, дымоход не был герметичным, и на потолке комнаты лежал толстый слой сажи. Кто-то пытался отчистить сажу, но только размазал ее по всему потолку, отчего в нескольких местах потолок казался белее, чем в других. В результате потолок стал пятнистым, и более светлые его части лишь подчеркивали черноту других.
«Дом, конечно, не самый лучший, – признался папа, – но мы не будем жить в нем слишком долго». Он объяснил, что вместе с домом они приобрели участок земли, на котором можно возвести новое строение. Папа собирался приступить к строительству в самое ближайшее время. Он планировал построить Хрустальный дворец, но сперва должен был пересчитать количество необходимых солнечных батарей, потому что участок был расположен на северном склоне и был со всех сторон закрыт горами, что означало, что солнца здесь будет немного.
Мы переехали в тот же день. Слава богу, вещей у нас было мало. Папа одолжил машину в магазине хозтоваров, где работал дядя Стэнли, и перевез в дом софу, которую знакомые дедушки собирались выкидывать. Папа где-то нашел пару стульев и стол, а также очень изобретательно соорудил подобие гардеробной – из труб, горизонтально подвешенных к потолку на проволоке.
Родители взяли себе комнату с печкой, которая помимо их спальни стала служить гостиной и художественной мастерской. В эту комнату поставили софу, которую разложили, но уже не смогли сложить. Вдоль стен папа смастерил полки для маминых материалов и художественных принадлежностей. Мама поставила мольберт рядом с окном, через которое проходила труба от печи, объясняя свой выбор тем, что в этом месте хорошее естественное освещение. Печатные машинки мама поставила у другого окна рядом с полкой, на которой хранились ее незаконченные произведения. Она начала кнопками пришпиливать к стене листочки бумаги с идеями и синопсисами новых гениальных творений.
Все дети спали в средней комнате. В первое время мы продолжали спать в одной кровати, доставшейся нам от прежнего владельца, но вскоре папа решил, что мы уже слишком выросли, чтобы спать всем вместе. Спать в картонных коробках мы тоже уже не могли, и для них не было места, поэтому папа построил нам две двухъярусные кровати из реек и веревок. В качестве матрасов мы использовали картон. Кровати показались нам слишком неказистыми, и мы покрасили их красной краской из баллончика. Папа притащил домой выброшенный кем-то комод с четырьмя выдвижными ящиками, и у каждого из нас появился свой собственный ящик для хранения вещей. Эти ящики мы прибили к стене около кроватей, и в своем я хранила жеод.
Третьей комнатой в доме по адресу Литтл Хобарт Стрит, 93, была кухня. Здесь стояла электрическая плита, но проводка была сделана из рук вон плохо. «Видимо, проводку в доме делала Хелен Келлер»[41], – сказал папа и не стал с ней возиться.
Кухней мы пользовались крайне редко. Однако когда деньги в семье были и электричество включали, на кухне было очень легко получить разряд тока от прикосновения к металлическим или мокрым поверхностям. Когда меня в первый раз ударило током, у меня перехватило дыхание, и я упала на пол. Мы поняли, что перед тем, как прикасаться к чему-либо на кухне, надо обмотать руки сухими носками. Если кого-то из нас било током, мы предупреждали об этом остальных: «Сегодня на кухне надо быть аккуратнее, используйте больше тряпок».
Потолок в углу кухни протек. Во время дождя потолок в углу набухал, и с него начинало капать. Во время одного сильного дождя весной часть потолка обвалилась, и на кухне начало лить, как из ведра. Папа не хотел его чинить. Мы безуспешно пытались залатать дыру фольгой, пенопластом, деревом и клеем и, в конце концов, сдались, поэтому, когда дождь шел на улице, он шел и у нас на кухне.
Первое время мама воспринимала жизнь в доме 93 по Литтл Хобарт Стрит как приключение. Прежние обитатели дома оставили нам в наследство древнюю швейную машинку с ножным приводом. Мама решила, что мы можем шить свою одежду даже тогда, когда у нас нет электричества. Кроме того, мама придерживалась мнения, что для шитья одежды не нужны выкройки, потому что к этому вопросу можно подойти «креативно». Мама, Лори и я обмеряли друг друга и начали шить свои платья.
Казалось, что мы шили свои платья целую вечность. Когда работа была закончена, платья получились мешковатые и кривые. Рукава оказались разной длины и были расположены на спине. Я никак не могла надеть свое платье до тех пор, пока мама не разорвала шов на несколько сантиметров. «Потрясающе!» – воскликнула мама, глядя на меня. Я сказала ей, что мне кажется, что я одета в большую наволочку с раструбами по бокам. Лори вообще не хотела носить свое платье ни дома, ни на улице. В конечном счете маме пришлось признать, что шитье платьев – не лучший способ использовать наши таланты и деньги. Самая дешевая ткань стоила семьдесят пять центов за ярд, а на платье уходило минимум два ярда. Дешевле было купить одежду в секонд-хенде. К тому же рукава на покупной одежде всегда были пришиты там, где надо.