Война мёртвых - Александр Михайлович Бруссуев

внутрь бассейна. Вероятно, его любопытство передалось и Тойво с Илейкой, потому что те так же испытующе глядели на старого викинга.

Ай, ладно, — махнул рукой Охвен и пошел прямиком к бассейну.

Люди, было, устремились за ним, но Мортен их попридержал.

А старый викинг подошел к углу емкости, возле которого было не так густо чертовых посетителей и громко сказал:

А ну, расступитесь, сволочи! Дайте взглянуть, как нечисть пресмыкается. Дайте унизить ее и оскорбить!

Бесы захихикали. Они понимали толк в извращениях. Глумится желает старик — да пожалуйста! О, да он еще душ с собой понабрал!

Охвен махнул рукой, и к нему поспешили закутанные в тряпье люди. Чем ближе они подходили, тем медленнее передвигались. Аромат здесь стоял еще тот! А бесы, обнаружив к себе внимание, старались вовсю: они давили из себя чертов стул, или, по другому рассмотрению, дьявольский кал, норовя угодить на медленно проплывающую мимо человеческую голову.

Да, вместо червей в бесовском помете барахтались, конечно, не человеки, а души человеков. Они пучили глаза, фыркали ноздрями, выпускали из открытых ртов фонтанчики. Это было ужасное зрелище, если бы не одно «но».

Все эти люди при жизни сделали все от них зависящее, чтобы в посмертии оказаться навечно в чане с дерьмом. «Как в Турции!»[42]

Макс с отвращением заметил проплывающую мимо края голову Валентины Терешковой. Она была похоже на жабу с пухлыми старческими щеками и бессмысленно глядящим перед собой выпуклыми глазами. Рот у нее был открыт до ушей, и она постоянно что-то пережевывала.

Тойво заметил Льва Розенфельда, скрывавшего свое еврейское происхождение под фамилией Каменев. И у него глаза были навыкате и раздутые щеки. Ну, а Илейко обратил внимание на Александра Невского, погубителя и предателя Ливонского ордена. Его тонкий нос, как волнолом, разрезал поверхность, в то время, как глаза едва не выпадали из орбит.

И таких, незнакомых и некогда величественных, в бассейне с дерьмом плавало несколько сотен. Некоторые ходили по дну раком, как это называлось раньше в деревнях, на них наступали другие. Их выворачивало то ли от усердия, то ли по старой памяти, но все они продолжали без всякого перерыва производить топливо для Геенн.

Утолить любопытство удалось очень быстро. Обратно люди бежали друг за другом, каждый борясь с приступом рвоты. Бесы радостно улюлюкали им в спины.

Ну, что, выяснили чертову кухню? — с явным сарказмом поинтересовался Охвен, когда они удалились уже на достаточное для разговоров расстояние.

Макса не стошнило только потому, что ему очень было жаль с таким трудом добытую пищу. Илейка и Тойво держались получше — глубоко вздыхая и задерживая выдох.

И кто там еще? — наконец, спросил майор.

Ну, как бы тебе получше объяснить, — не очень искренне ответил Охвен. — Ты заметил кого-то, тебе известного?

Макс сразу вспомнил лицо жабы, некогда бывшей Терешковой. Он хотел ответить, но Охвен, оказывается этого не ожидал.

В общем, все, кто в дерьме объединены одним грехом, — сказал он. — И это не корысть, если вы об этом подумали. Это жажда власти и получение наслаждения от ограничения свободы других людей. Не судите, да не судимы будете.[43]

То есть, все судьи, прокуроры, приставы, менты, прочая провластная шушара, придумавшая себе название «силовики» — все в дерьме? А еще дэпутаты, банкиры, юристы, политики — тоже калом питаются? — спросил Макс, внезапно разволновавшись.

Проще скажу, — ответил Охвен. — Все те, кто поддерживает чудовище, именуемое «государством» — все обречены ловить головами бесовской помет. Господь не создавал общество, Господь создал Человека. Стадо не бывает без вожака. Но так это животное стадо. Люди должны жить по совести, а не по чьим-то законам. Если у них это не получается — Господь им Судья, а не какая-то потная тетка в мантии или лысый хмырь с простатитом.

Круто, — сказал Тойво.

Рационально, — добавил Илейка.

Абырвалг, — заключил Макс.

На этой красной планете не было старожилов, поэтому опыт существования у каждого был примерно одинаковым. Просто не всегда в голову приходили те или иные факты, как, например, с викингами это произошло в отношении погоста. Может быть, срабатывал своего рода предохранительный клапан, или, вернее, байпас, который отсекал ненужную в этот момент информацию.

Вот и теперь Охвен выдавал то, в чем он сам нисколько не сомневался. Стало быть, и людям сомневаться в этом не следовало.

Тойво подумал, что нет в мире большей справедливости, нежели увидеть врага своего в безвыходном и отчаянном положении. Просто по жизни надо научиться распределять людей на врагов и прочих. Глупости, что он не враг — работа у него просто такая. У каждого есть выбор. Враг же делает вражеский выбор.

Врага можно простить, когда он ползает в бассейне с дерьмом и будет там находиться вечно — он получил по заслугам. Но соглашаться с врагом нельзя — иначе ты сам становишься на его сторону.

Илейка решил, что кара за содеянное ждет всех, только одни будут жариться на сковородах, вариться в котлах, а другие — тонуть и задыхаться в нечистотах. И разница в их страданиях одна. У первых есть надежда на искупление, у вторых — ничего. Они все свои надежды потеряли, когда занимались на Земле злодеяниями против своих ближних. Разделение такое.

А Макс подумал, что таких бассейнов с навозом по всем девяти кругам должна быть превеликая уйма. В каждой эпохе, в каждой стране достойных такой участи наберется пруд-пруди.

Один парень в той далекой земной реальности, оказавшийся перед выбором: забить на дело своей жизни или отдать его на блюдечке кому-то безразличному левому человеку, в сердцах сказал фразу, за которую получил не только конфискацию, но еще и тюрьму. Удивительно, что не расстреляли прямо по месту.

«Почему наверх вылезают такие, как ты?» — это он спросил безразличного левого субъекта.

А потом обернулся ко всему суду — дело, конечно, рассматривал один из карманных судов этого безразличного человека — и добавил, ни к кому уже конкретно не обращаясь: «В чем у нас изъян?»

Действительно, если мы все сотворены по образу Господа и его подобию, тогда в чем получился изъян? Почему среди людей столько гнили?

Однако вопрос был чисто риторическим, сообразным с общим настроением. Ответа на него дать было совершенно невозможно. Да это и неважно. Важно было то, что где-то в бесовском кале ворочаются и передвигаются по дну раком Путин, и Гитлер, и Сталин, и даже Дмитрий Анатольевич Медведев, не говоря уже про всяких там Ангел Меркель, либо Валентин Матвиенко. Вот и нашлось у них дело и по вкусу