Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3 (СИ) - Токсик Саша

Виталик смотрит на меня сердитым взглядом. Как ни крути, сейчас именно я являюсь причиной всех его бед.

— Ты меня тоже пойми, — говорит он. — Насчёт работ твоих я договорюсь. И с тёткой побеседую. И даже поспособствую тому, чтобы они Ваграмяну на стол легли. Но здесь слишком уж риск большой.

— Хорошо, — говорю. — Убедил. Давай я тебе залог оставлю.

— Какой залог? — заинтересовывается Терёха.

— Магнитофон, — говорю. — Кассетник. «Весна».

— А записи у тебя к нему есть? — тут же глотает наживку Виталик.

— Только ритмы советской эстрады, — говорю, и тут же иду на попятную. — Ну, сам посуди. Откуда у нас там записи? Деревня-деревней.

— Ну ладно-о-о… — тянет он. — А тебе трёх дней-то хватит?

Очевидно, у этого раздолбая уже возникают планы на предмет моего кассетника.

— А то, — подтверждает он мои мысли. — У нас два телевика. Так, чтоб двух сразу хватились, случиться не может. Так что я могу и на неделю тебе его выдать.

— На неделю не надо, — тут же обрубаю я его мечты. — Мне и трёх дней хватит. А стандарт какой?

— Чего? — таращит на меня глаза Терёха, очевидно,впервые слыша это слово.

— Под какой фотоаппарат объектив, говорю. — Даже я, пробывший в этом времени чуть больше месяца, прекрасно знаю о непримиримой войне советских форматов: Зенита и Киева. Объективы от одного категорически не подходят к другому, и наоборот. Я-то прекрасно помню, что сам Терёха снимал на Киев-10. Но надеюсь, что в редакции окажутся и другие камеры.

— А тебе какой нужен?

— Мне на Зенит.

— Как раз на Зенит и есть, — успокаивает меня Терентьев.

— Стало быть, договорились.

Не даю ему возможности сдать назад, хлопаю Виталика по плечу и оставляю его в пивбаре.

* * *

Времени в обрез, но всё-таки успеваю заскочить на площадь, носящую гордое имя Карла Маркса. Кэт оказывается на месте, вместе с долговязым приятелем. А вот Джона поблизости не наблюдается. Неужели так серьёзно повздорили?

— Вспомнил обо мне наконец, — заявляет она. — Гуляка!

— Что поделать? — отвечаю ей в тон. — Дела, заботы, соблазны большого города.

Кэт под заинтересованными взглядами долговязого клюёт меня быстрым поцелуем в щеку и тут же недовольно морщит нос.

— Ой, да, чувствую, какие у тебя дела, — говорит она, — уже напился где-то. Только оставь тебя без присмотра.

Со стороны это больше всего напоминает милую семейную сцену. Я уверен, что разыгрывается это для отсутствующего здесь Джона. Наверняка приятель передаст происходящее в деталях. Ну а мне то, что я актёрствовать тоже люблю.

Вот такой я скверный тип, — обнимаю Кэт за талию. — Я слышал, девчонки любят негодяев.

Кэт фыркает, не удержавшись в рамках образа. Мы отходим в сторону подальше от любопытных ушей.

— Ты куда рубашку дел, которую у меня купил? — оглядывает меня Кэт. — Эта сюда не подходит. Выглядишь как… Как обсос, — смеюсь. — Я помню.

— Ничего смешного, — она приподнимает на лоб свои круглые зеркальные очки, чтобы продемонстрировать мне свой серьёзный взгляд.

Ну, понеслось. Правы всё-таки психологи-бихевиористы: если нацепить на лицо улыбку, то настроение само собой начнёт улучшаться. А если девушка изображает влюблённость, то волей-неволей, выдаёт весь спектр сопутствующих эмоций.

— Порезали ту рубашку, — отвечаю я. — Помнишь, у меня дырка в боку была? Так вот, ножик через рубашку сначала прошёл.

— Новый купи, — не успокаивается она.

— Денег нет, — не соглашаюсь я.

— Возьми, потом отдашь. — настаивает Кэт.

— Нет, — говорю. — Я не из таких. Гусары не берут от девушек ни денег, ни подарков.

Вижу, что Кэт мои слова приходятся не по вкусу. Джон, видимо, не отказывался, что заставляет её задуматься.

— Тоже мне, принципиальный, — она решает не показывать обиду, потому что тут же меняет тему. — А мне папа фотокамеру обещал подарить.

— Какую? — любопытствую я.

— Ой, такое название смешное! — Кэт морщит лоб. — То ли кружка, то ли поливалка.

— Лейка? — догадываюсь.

— Точно, Лейка! — радуется Кэт. — Смешно, правда?

— Очень смешно, — говорю. — Кто ж так фотокамеру называет?

В очередной раз поражаюсь жизненной несправедливости. Я вот хожу, кручусь как могу, добываю себе аппаратуру.

А девочке после одной фотографии импортную камеру дарят. Просто так, чтобы поигралась. Нет, в мире справедливости. Если эту мысль понять и с ней смириться, жизнь становится намного легче.

— Только я отцу сказала, что давно снимаю, — прикусывает губку Кэт. — А ведь ты все выдержки, диафрагмы сам мне наводил.

— Ну? — смотрю на неё, ожидая предложения.

Научишь меня, как ей пользоваться? — просит девушка.

— Почему бы и нет, — пожимаю плечами. — Только не думай, что это часто будет получаться. Это сейчас у меня больничный, а потом на работу выхожу.

— Тебе надо сюда перебираться. Чего ты там забыл в своей деревне?

— Слушай, — соскакиваю с опасной темы, — я действительно на пять минут забегал. На поезд опаздываю. Убежит последняя электричка, и придётся тебе на диванчик меня пускать к себе в прихожую.

— У меня диванчика в прихожей нет, — мстительно заявляет Кэт. — Я тебе на балконе постелю, тебя там ночью комары съедят.

— Спасибо. Я лучше пойду.

— Чао, — отвечает мне советская мажорка.

А потом повторяет отработанный трюк, который один раз уже повернула на пляже. Гибко приникает всем телом, целуя в губы.

— Ух! — говорю, я отдышавшись.

— Смотри, не загордись, это не в твою честь, — шепчет Кэт. — Это для конспирации.

— Конечно, конспирация, — наше всё, — соглашаюсь, целуя её в ответ.

Исключительно, для поддержания образа, естественно.

* * *

Вернувшись в Берёзов, первым делом еду в лагерь археологов, чтобы поговорить с профессором Аникеевым и похвастаться чудо-техникой, которую я, по случаю, отхватил, якобы исключительно для съёмки его древностей.

Аникеев радуется, кивает, трясёт большой окладистой бородой, но когда речь заходит о бюджете, идёт на попятный.

Аккуратно прощупывав друг друга в разговоре, мы выясняем, что потратить на съёмку больше 20 рублей он не готов.

Экспедиция оказалась чересчур расходной, средства потрачены. В общем, раньше надо было думать и срубать с профессора бабло.

Но кто же мог предполагать, что меня в больницу уложат? Да и не рассчитывал я, если честно, на археологов, как на серьёзный источник дохода.

Скорее это выстрел в будущее. Ещё одно знакомство в Белоколодецке, которое может пригодиться. Ещё один голос в мою пользу, который может прозвучать в трудную минуту.

Поэтому я легко соглашаюсь с указанной суммой. Как говорится, всё хлеб.

Съёмки мы планируем на послезавтра. Я договариваюсь, что археологи подвезут свои находки к фотоателье, и ставлю себе пометку в памяти договориться об этом с Митричем.

После чего я получаю на руки два червонца и настоятельную просьбу закрыть это всё чеками и бумагами. С этим как раз проблем не будет. Съезжу к Людмиле Прокофьевне, закуплюсь фотореактивами — их мне в ближайшее время понадобится немало.

* * *

Ночь выдаётся бурной. На смену дневной жаре на Берёзов внезапно обрушивается гроза. Я то и дело просыпаюсь от раскатистого грохота под окном. Но две предыдущих бессонных ночи дают о себе знать, поэтому, не успев толком сообразить, что происходит, я снова погружаюсь в тревожный и беспокойный сон.

Просыпаюсь около 4-х утра от внезапно навалившейся тишины. Только что грохотало что-то, а теперь ни звука. Тихо так, словно уши заложило.

Мама уже третий день подряд ночует у подруги. Говорит, что пробуждение под звук падающего с крыши рубероида плохо влияет на её творческое вдохновение.

Предполагаю, что она вернётся домой, только когда наша, по её выражению, «поехавшая крыша» вернётся на своё положенное место.