Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3 (СИ) - Токсик Саша

Но тут же жалость смывает из головы осознание, что этот пожилой человек, ни на секунду не задумываясь, оставил мой дом без крыши, а меня играючись обнёс на трёхмесячную зарплату. Так что совесть, вяло потрепыхавшись, уходит куда-то на дно сознания, а на её место приходит глубокое моральное удовлетворение от восстановления социальной справедливости.

— Гляди, — показывает мне Николай.

Листы железа с одной стороны свешиваются с тачки, так что похитителю приходится их придерживать. В тот момент, когда они клонятся в земле, нижний углом черкает по дороге. Вот и след.

Действительно, самое идиотское преступление, с которым мне пришлось столкнуться.

— Тут у нас недавно на железной дороге один деятель рельс упёр, — развлекает меня тем временем рассказами Николай. — Спохватились парни, и за ним. Так, он за собой погоню увидел и с рельсом убегать кинулся. Упирается, тащит и не бросает.

— И чего? — спрашиваю я.

— Да то, что потом они вдвоём этот рельс еле от земли оторвали. Еле назад доволокли.

— А что самого похитителя вернуть не заставили?

— Да «скорая» его забрала, — говорит Николай. — Надорвался доходяга.

Хуторянин, услышав это, издаёт протяжный стон.

— Давай-давай, куркуль. Не расслабляйся, — подбадривает его Степанов. — Когда к себе железо вёз, небось, не охал.

— Так, своя ноша не тянет, — простодушно заявляет мужик.

Вернув металл на место, я договариваюсь с узником совести, что он явится к девяти утра для того, чтобы начать выплачивать свой моральный долг. Ещё прошу Николая присмотреть за этим процессом.

— Опять в Белоколодецк поедешь? — догадывается тот. — Смотри, женят тебя там, — делает он совершенно неожиданный вывод.

— Кто? — удивляюсь я.

— Известно, кто, — подмигивает Степанов.

Кажется, он уверен, что я катаюсь в областной центр исключительно на свидания. Лейтенант оказывается весьма романтичной натурой. Хотя вспоминая мой недавний поцелуй с Кэт, не так уж он и не прав.

На следующее утро я любуюсь вернувшимся на место кровельным железом, после чего снова сажусь на электричку.

* * *

Фотограф Виталий Терентьев выполняет первую часть нашего договора и передаёт мне огромный телеобъектив в солидном кожаном футляре. За свой магнитофон, который мне приходится отдать в ответ, я, конечно, переживаю, но умеренно.

Во-первых, телевик, как ни крути, стоит как минимум вдвое больше. А во-вторых, другого выхода у меня нет. Так быстро аппаратуру не достать, а другого предмета, чтобы подкупить сотрудника областной газеты, на ум просто не приходит. Так что, как говорится, игра стоит свеч.

Извлекаю агрегат и прикручиваю к своему Зениту. Объектив называется «Таир 3» и с виду напоминает телескоп или ствол гранатомёта. Уж больно солидная металлическая штука. Камера приобретает сразу серьёзный, и изрядно милитаристский вид.

А я с ней становлюсь похож на шпиона из фильма «Ошибка резидента» или «ТАСС уполномочен заявить».

Пожалуй, что светить такой аппарат на публике не желательно. Воспитанный на подобном кинематографе народ может и в КГБ заявить о подозрительной личности.

Но, к счастью, в своём наблюдательном пункте я нахожусь в полном одиночестве, и сейчас в видоискатель своей зеркалки с любопытством разглядываю противоположный берег.

Когда в 90-е и начале 2000-х на российский рынок хлынул дешёвый импортный фотохлам, самой популярной рекламной заманухой в то время был цифровой зум. Все аппараты предлагали просто невероятное цифровое приближение, забывая сказать, что качество при этом будет оставаться полным говном.

Телевик, в отличие от всех этих приблуд, действительно приближает изображение. Это своеобразная подзорная труба, или, если угодно, оптический прицел, установленный на фотокамеру. При подробном рассмотрении всё, конечно, не так просто и радужно.

При работе с телевиком тоже бывают искажения, надо учитывать множество факторов. Но самую главную задачу, которая сейчас необходима мне, он выполняет на ура: получить качественное изображение на большой дистанции, так, чтобы меня не видели.

Весит, объектив навскидку не менее чем полкило. Управляться с камерой без штатива становится критически неудобно. Более того, центр тяжести серьёзно смещается вперёд, из за чего привычный хват двумя руками, уже не работает. Левую руку приходится перемещать значительно дальше вперёд.

Да и о быстрой съёмке придётся забыть. Глубина фокусного расстояния на такой дистанции аховая. Всё сзади нужного объекта расплывается в эффектное боке. Красиво но совершенно бессмысленно в моём случае.

А при малейшей попытке «докрутить» резкость, объектив начинает гулять во все стороны, кроме нужной. В общем, качай бицуху, Алик, чтобы снимать на такую штуку без штатива.

С большим трудом нахожу себе удобную позицию, в которой могу опереть один локоть на ствол ивы, и уже в такой «позе стрелка» оглядываю окрестности.

Городской пляж, несмотря на будний день, уже забит. Среди фигур в купальниках встречаются весьма симпатичные, но я никогда не считал подглядывания особо интересным занятием, предпочитая ему непосредственное участие.

На веранде «Крейсера» репетируют. Давешняя певичка стоит у микрофона, а за её спиной стараются два мужика с электрогитарами и клавишник. Их я вижу прекрасно, а вот музыки не слышно совсем, словно в немом кино рты открывают.

На пристани яхт-клуба тишина. Морячок-охранник сидит возле своего вагончика и смолит сигаретку. В воздух поднимается струйка дыма. Исключительно ради эксперимента свожусь по нему и нажимаю на спуск. Есть первый кадр. С почином!

— Ну нихрена себе! — слышу сзади изумлённый и в то же время злой голос. — Ты чё здесь, за девками подглядываешь?

Оборачиваюсь и вижу загорелого до черноты парня, пожалуй, немного моложе меня, одетого естественно в одни плавки.

— Эй, пацаны! — кричит он в сторону тропинки. — Я тут извращенца поймал.

В таких ситуациях главное, не начинать оправдываться или спорить. Всё это принимается за слабость, и у любого, кто, хочет докопаться, включается охотничий инстинкт.

— Спокойно, ребята, — говорю невозмутимым голосом. — Я не извращенец, я фотокорреспондент. Репортаж делаю для областной газеты. Можете убедиться.

Достаю из кармана свой серый газетный пропуск, выручающий меня во все случаи жизни. Вот уж действительно, без бумажки ты букашка. Пацанов к этому времени становится уже трое, а из-за их спин выглядывает белобрысая девчонка с двумя косичками.

— Да не он это! — говорит девчонка. — Тот старый был и бородатый. А этот молодой и… — она сталкивается со мной взглядом и, смущаясь, не договаривает фразу.

— А чего ты тут делаешь, корреспондент? — недоверчиво заявляет первый, видимо, расстроившись, что поднятая им тревога оказалась ложной.

— Птиц, — говорю, — снимаю. Редких. Краснокнижных. Видишь, у меня даже фоторужьё для таких целей есть.

Демонстрирую им свою камеру.

— Ты прости, что Мишка тебя извращенцем назвал, — говорит один из пацанов. — Тут хрен какой-то повадился девок пугать. Замечает, когда они в кустики по нужде идут, выскакивает, плащ распахивает и яйцами трясёт, — сообщает он под ржание остальных. — Вон, Натаху в ту среду напугал до икотки.

— И ничего не напугал, — краснея, заявляет Натаха. — Чего там пугаться-то?

Ну да, «в кустики» на пляже дело актуальное. «Удобства» здесь появятся лет через тридцать.

— Так у меня и плаща нет, — говорю я.

— Да видим мы, — примирительно басит первый. — Извини, что обознались. Злые мы на него сильно. Как поймаем, точно яйца поотрываем.

— А что за птиц ты фотографируешь? — спрашивает Натаха, то ли чтобы сменить тему, то ли из природного любопытства.

— Да есть тут такой, зимородок длиннохерый, — говорю я. — Редкая тварь, в смысле редкий вид. Пока другие птицы летают и корм ищут, он к их самочкам на гнёзда подсаживается и трахает их, пока мужика дома нет.

— Ого, чего в природе-то творится, — качают башками пацаны.