Индиговый ученик - Вера Петрук

«Ну, спасибо, Беркут. Уж лучше бы ты назвал меня проклятым драганом».

– Так ты его знаешь? – поинтересовался Финеас у Шолоха, обходя Арлинга вокруг.

– Мы познакомились пару дней назад. Его к иману привел дядя, хотел для партутаэ предложить, но учитель не согласился.

– Как трогательно, – процедил Фин. – И чему ты будешь учиться, Арэлинк из Ерифреи? Боюсь, здесь никто не станет водить тебя за руку в отхожее место.

– Боюсь, ты слишком многое на себя берешь, Финегас из ниоткуда, – ответил Регарди, пытаясь заставить себя замолчать. – Мы узнали имена друг друга, и этого более чем достаточно. Отправляйся спать. Возможно, завтра иман снова заставит вас бегать. Стоит поберечь силы.

– Арлинг, остынь, – вмешался Беркут, вклиниваясь между ними. – Ты ведь не в Согдарии. Здесь свои правила, парень.

– А ты всегда такой заботливый? – прошипел Арлинг, с трудом сдерживая приступ ярости. Собственная нервозность удивляла. Оказалось, что нужно было не так уж много усилий, чтобы вывести его из себя.

– Слушай меня внимательно, умник, – Финеас подошел ближе, и Арлинг почувствовал его дыхание на своей шее. Вожак стаи, как и другие кучеяры, не отличался высоким ростом.

– Решай сам – будешь ли ты с нами или против нас. Те, кто выбирал войну, в школе долго не задерживались. Если одумаешься, вот, что ты должен сделать. Иман, наверное, рассказал тебе, что здесь много домов, и у каждого свое значение. Тебе нужен Дом Солнца, а точнее, кладовая, которая находится под крыльцом. Найти ее легко даже слепому. Дом Солнца стоит слева от нашего, примерно в ста шагах. Дверь склада не запирается. Проникнешь внутрь и возьмешь кусок орехового шербета. Принесешь мне. Выполнишь, и мы забудем твое неосторожное поведение. Если оно, конечно, не повторится.

Арлинг выслушал Фина с непроницаемым выражением лица, а когда тот закончил, криво усмехнулся.

– Браво! Воруем у учителя сладости. Весело тут у вас. Наверное, школа имана процветает, раз у него такие изобретательные ученики. Только знаешь что? Придется тебе обойтись без шербета, потому что раньше утра я выходить из этой комнаты не намерен. Я думаю, вот что нужно сделать тебе. Пойти к своей циновке, лечь на нее и заснуть. А завтра мы сделаем вид, что этого разговора не было.

«Сейчас меня будут бить», – подумал Арлинг и на всякий случай поднял руки, чтобы защитить лицо – удары в нос были чертовски болезненны. И хотя на задворках сознания тихий голос неприятно нашептывал, что, если ему поставят фингал, это будет честно заработанный синяк, Регарди поспешно от него отмахнулся. Он приехал в такую даль не для того, чтобы его унижали какие-то школьники.

«Ты мог быть хотя бы вежливым».

«Они первые начали».

«Не они в тебе нуждаются, а ты в них».

«Мне никто не нужен. Никто кроме Магды».

– Слабак, – усмехнулся Финеас, и Арлинг почти почувствовал, как скривились его губы в презрительной усмешке. – Я так и думал. Вряд ли его сюда привезли для партутаэ, Беркут. Такие Нехебкаю не нужны. И иману тоже. Готов поспорить, что учитель взял его из-за денег. Помните, он хотел восстановить старую часть стены? Будем надеяться, что деньги слепца окажутся более полезными, чем он сам.

И они ушли, не тронув его ни пальцем. Арлинг слышал, как ученики негромко переговаривались, устраиваясь на ночлег, но победителем себя не чувствовал.

«Я все сделал правильно. Никаких сомнений – ни в прошлом, ни в будущем», – попробовал убедить он себя. Но чувство, что он допустил ошибку, было сильнее.

– Зря ты так, – раздался рядом шепот Беркута. – Все новички проходят посвящение. Фин выбрал для тебя не самое трудное.

– Я предпочитаю по ночам спать, а не воровать продукты у человека, который согласился мне помочь, – буркнул Арлинг, поворачиваясь лицом к стене. Однако он перепутал стороны, потому что Шолох вдруг оказался еще ближе.

– Мы соседи, – пояснил мальчишка, когда Регарди вытянул руку, чтобы определить, на каком расстоянии находился Беркут. Как оказалось, чересчур близком. Он хотел отодвинуться, но тут Шолох горячо зашептал ему на ухо:

– Ты не понимаешь! Это не воровство, а ребячество, проделка! Иман не запрещает нам брать еду из кладовки. Продукты ведь покупаются на наши же деньги. Это не унижение, а, вроде как проверка. Ее все новички проходят. Я, к примеру, ползал на животе вокруг псарни и…

– Послушай, Беркут, – перебил его Регарди, сумев найти паузу в потоке слов кучеяра. – Мне совершенно не интересно, чем ты занимался на псарне, чтобы заслужить хорошее расположение Фина. Я не ученик имана и быть им не собираюсь. Так что можешь передать Сахару, что скоро он получит свое место обратно. Надеюсь, что скоро. А теперь я буду спать.

Ему бы хотелось, чтобы это оказалось правдой, но надежды на скорое излечение было мало. Впрочем, Беркуту этого знать не следовало. Он не нравился Арлингу, так же как и вся эта страна вместе с ее раскаленными песками, обжигающим ветром и равнодушным светилом. Еда, люди, язык, обычаи – все было чужим, враждебным. От местной пищи тошнило, кучеярская речь сводила с ума, а жители и их традиции вызывали недоумение. Жаркая, больная, непонятная Сикелия…

Но в Согдарии было еще хуже. Там умерла Магда.

Регарди натянул на голову тонкое одеяло и попытался раствориться во сне, чтобы вновь увидеть улыбающееся лицо Фадуны. Но в последнее время она улыбалась ему редко.

Он не ожидал, что Шолох действительно замолчит, однако со стороны мальчишки больше не доносилось ни слова. Может, он обиделся, а может, заснул. Арлингу было все равно. В Доме Утра, наконец, наступила тишина, нарушаемая еле слышным дыханием людей. Знакомство прошло более чем не гладко, но если бы ему выпал шанс вернуться на полчаса в прошлое, вряд ли бы оно прошло по-другому. Завтра обещало быть трудным. Если оно наступит. А вдруг Фин с ребятами просто перережут ему во сне горло? Пара ночей на улицах Балидета научила его быть осторожным, а иман так и не сказал, чему обучал своих учеников.

Арлинг приподнял голову и прислушался, но в комнате по-прежнему было тихо. Где-то тоскливо завыл пес, и от его воя Регарди захотелось вскочить на ноги и пуститься бежать до тех пор, пока хватит дыхания. Если не считать конфликта с учениками имана, сейчас его дорога шла ровно, жизнь продолжалась, и на горизонте брезжили слабые проблески надежды. Но отчего же на душе было так тревожно?

Заглянувший в комнату ветер принес сладкий аромат незнакомых цветов, ночной росы и благовоний. Принюхавшись, Арлинг различил запах дыма и понял, что слуги зажгли курильницы. Этот странный обычай он заметил еще во время путешествия с караваном Рафики Аджухама. По ночам кучеяры жгли благовония в курильницах, отпугивая запахом ладана пайриков и других демонов, которые, как они верили, в темное время суток получали власть над человеком. И хотя Регарди не верил ни в духов, ни в демонов, эта традиция ему нравилась. Легкий аромат успокаивал и внушал уверенность.

Наверное, курильница находился где-то поблизости, потому что Арлинг отчетливо слышал треск пламени. Через какое-то время он повторился, но на этот раз ниже и протяжнее. Впрочем, так могли скрипеть половицы. Раздавшийся следом звук развеял все сомнения. Скрипучий и вздыхающий – несомненно, он принадлежал доскам, прогибающимся под тяжестью крадущегося человека. Вскоре Арлинг различил и его дыхание. Вдохи и выдохи были тяжелыми, сиплыми, с подсвистом. Человек, издававший их, должен был иметь большую массу тела. И замышлять недоброе. Не нужно было обладать острым слухом, чтобы понять, что он двигался к нему. Шаги раздавались все ближе.

Может, закричать?

Единственная промелькнувшая мысль оказалось глупой. Крадущийся был уже рядом. Он успеет сломать ему шею, до того как из его глотки вырвется хотя бы подобие звука. Лязг вынимаемого из ножен клинка подсказал, что шею ему ломать не станут. Взмах острого лезвия, и его голова откатится Беркуту на одеяло. Арлинг сглотнул и замер, стараясь не шевелиться. Несмотря на то что в комнате было зябко, его прошиб пот. Капля влаги скатилась со лба и впиталась в повязку на глазах, которая внезапно стала слишком тугой и шершавой.

Страх был непонятен. Разве он не ждал смерти с того момента, как Магда исчезла из его жизни? Разве не мечтал об этом, когда согласился ехать с Абиром в далекую Сикелию? Прозреть или увидеть Фадуну – он так и не решил, чего ему хотелось больше.

Меч – красивый, хорошо наточенный клинок, пьющий кровь быстро и безжалостно, – опускался целую вечность. Регарди расслабился и разжал зубы. Сейчас все случится. Он чувствовал дыхание человека, который стоял над его матрасом, широко расставив ноги и высоко подняв оружие. От него пахло чесноком и печеным луком. От всех кучеяров воняло одинаково, а в том, что человек был местным жителем, Арлинг не сомневался. Наконец, раздался долгожданный свист опускающегося меча.