Послание к Римлянам - Джон Стотт

в. Авраам не оправдался законом (13–17а)

Павел начинает этот новый абзац с резкого противопоставления «ибо не…, но…», где особенно акцентируется отрицательный аспект. Здесь уже больше нет вопросов и ответов, которые были в длинной диатрибе. Здесь есть бескомпромиссное утверждение, что если оправдание не достигается ни делами, ни обрезанием, то и не законом. Ведь как пришло Божье обетование к Аврааму и семени его? Ответ таков: не законом… но праведностью, обретаемой по вере (13)[244].

Следует помнить обетование, данное в Быт. 15:5, о том, что потомство Авраама будет многочисленно, как звезды. Оно было дано без каких бы то ни было условий или требований. Божье слово сошло на Авраама как безвозмездное обещание, но не как закон. Он просто поверил Богу и получил оправдание.

Сразу поражает, что Павел интерпретирует Божье обетование Аврааму так: …быть наследником мира (13). Однако в книге Бытие Аврааму была обещана земля Ханаан, лежащая «к северу, и к югу, и к востоку, и к западу» от того места, на котором он стоял (Быт. 13:12,14,17), и границы которой были очерчены позднее. Как же «земля» стала «миром»? Здесь частично проявляется общий принцип исполнения библейских пророчеств, наделе всегда превосходящих свои первоначальные рамки. Частично же имеет место дополнительное обетование, что в бесчисленном потомстве Авраама «благословятся все народы земли» (напр.: Быт. 12:3; 18:18; 22:18). Это обещанное умножение Авраамова потомства привело раввинов к выводу, что Бог «даст им наследие от моря до моря и от реки до самого отдаленного места земли»[245].

Третья причина, почему Авраам, по мнению Павла, унаследует «мир», носит очевидно мессианский характер. Как только в семени Авраамовом был опознан Мессия (Гал. 3:16; ср.: Ин. 8:56), так сразу же утверждается, что Он будет обладать правом вселенского владычества (напр.: Пс. 2:8; Ис. 9:7). Также Его народ — это Его сонаследники, поэтому кроткие наследуют землю (Мф. 5:5) и поэтому во Христе и чрез Христа «все — наше»[246], включая весь мир.

Почему Павел, прояснив суть этого обетования, так энергично настаивает на том, что оно обретается и наследуется по вере, а не по закону? Он отмечает три причины. Первая — историческая. Он уже четко дал понять в Послании к Галатам (3:17), что «завет… прежде утвержденный Богом», не может быть никак отменен законом, данным спустя почти 430 лет. Та же истина имеется в виду и в главе 4 Послания к Римлянам, хотя и не развивается дальше. Вторая причина касается языка. В данных стихах у Апостола наблюдается обилие таких слов, как закон, обетование, вера, гнев, нарушение закона, благодать. Все они обладают своей собственной логикой, и недопустимо их смешивать. Так, если «утверждающиеся на законе суть наследники», то есть если право наследования зависит от послушания, тогда «тщетна вера» (kekenotai — буквально «опустошена», то есть лишена значимости) и «бездейственно обетование» (katergetai — буквально «уничтожено» или стало неэффективным, 14). Но что–то должно все же быть нам дано либо по закону, либо по обетованию, поскольку Бог — автор и того, и другого, но одновременно они не могут действовать. Как Павел писал в Послании к Галатам, «если по закону наследство, то уже не по обетованию» (Гал. 3:18). Закон и обетование являются противоположными и несовместимыми категориями мышления. Язык закона («Ты должен…») требует послушания, а язык обетования («Я буду…») требует от нас веры. Бог не сказал Аврааму: «Подчинись этому закону, и я благословлю тебя», но Он сказал: «Я благословлю тебя; верь моему обетованию».

В стихе 15 логически развивается объяснение того, почему закон и обетование исключают друг друга. Потому что закон производит гнев, а где нет закона, нет и преступления. Слова «закон», «нарушение»[247] и «гнев» относятся к одной категории мышления и языка. Закон превращает грех в преступление (преднамеренный проступок), а преступление вызывает Божий гнев. Соответственно, «где нет закона, нет и нарушения закона» (ПАБ) и, следовательно, нет и гнева.

Стих 16 — это еще одна иллюстрация языковой логики, так как в нем рассматриваются понятия «благодать» и «вера». Греческое предложение звучит более драматично, чем английское, так как в греческом оригинале отсутствуют и глаголы, и существительное «обетование». Оно буквально звучит следующим образом: «Потому по вере, чтобы по благодати». Неизменно то, что Бог милостив и что спасение происходит только по Его милосердию. Но для этого от нас требуется лишь вера, поскольку благодать — отдает, а вера — берет. Исключительной функцией веры является смиренное получение того, что предлагается благодатью. В противоположном случае «благодать не была бы уже благодатью» (11:6).

Антитеза, проводимая Павлом в стихах 13–16, аналогична антитезам «дела — доверие» и «заслуга — дар» в стихах 4–5. Подведем итог: Божий закон ставит требования, которые мы нарушаем, в результате навлекая на себя гнев (15); Божья благодать дает нам обетования, которым мы верим, получая в результате благословения (14,16). Таким образом, закон, послушание, преступления и гнев принадлежат к одной категории мышления, а благодать, обетование, вера и благословения — к другой. Этот аргумент имеет отношение и к языку, и к логике.

Помимо лингвистической и исторической аргументации Павел далее развивает теологическую дискуссию о доктрине единства иудеев и язычников в семье Авраама. Смысл изречения, что оправдание получается по благодати через веру или верою по благодати (16а), не в том, чтобы сохранить лингвистическую и логическую состоятельность текста, а в том, что «обетование… было гарантировано всем потомкам Авраама: не только тем, которые от закона (то есть иудеям, потомкам Авраама по плоти), но и тем, кто Авраамовы по-, томки по вере, то есть всем верующим (и иудеям, и язычникам), принадлежащим к единой духовной линии веры» (16б; ср.: 116–12).

Закон (включая культурные и обрядовые действия) разделяет. Объединяет только Благая весть, так как открывает дверь язычникам, уравнивая всех у подножия Христова Креста (ср.: 3:29 и дал.). Вот почему так важна вера. Все верующие принадлежат к семени Авраама и, следовательно, наследуют его обетование. Тема отцовства Авраама проходит через всю эту главу. В первом стихе Павел называет его «наш отец по плоти», то есть он есть предок всего Израиля. Но затем он делает три заявления: он стал «отцом… верующих», обрезанных и необрезанных (11–12); он есть «отец всем нам» (16); и он наш отец «пред Богом» (17). Таким образом исполнилось Писание, которое говорит: Я поставил тебя отцом многих народов (17а). Это смогло исполниться только через оправдание по вере.

Большая часть главы 4 дана в отрицательном ключе. Павлу было необходимо доказать, что Авраам оправдался не делами (так как написано, что он поверил Богу и был оправдан) и не обрезанием (поскольку он вначале был оправдан, а затем обрезан), и не законом (так как закон был дан спустя столетия и Авраам всегда отвечал обетованиям, а не закону). Во всех случаях Павел утверждает приоритет Авраамовой веры. Вера его была вначале, затем пришли дела, обрезание и закон. Это был процесс постоянного очищения. Теперь, наконец, Апостол переходит к положительной части своих заключений.

г. Авраам получил оправдание по вере (176—22)

От вопроса о первичности веры Авраама Павел переходит к вопросу о ее разумности. Такое определение, как «разумная», применительно к вере кажется многим людям странным, поскольку они считают веру и разум понятиями несовместимыми в процессе познания реальности. Разве вера не является синонимом слова «доверчивость» и даже «предрассудок?» Разве она не оправдывает иррациональность, то, что Бертран Рассел называл «убеждением, которое нельзя сокрушить никаким контрсвидетельством»?[248]

Нет. Хотя вера, несомненно, выходит за пределы разума, все же она всегда стоит на твердом, рациональном основании. В частности, вера — это доверие какому–то лицу, и ее разумность зависит от надежности того, кому доверяют. Верить достойному доверия — всегда разумно. Но нет никого более достойного доверия, чем Бог, об этом знал Авраам и в этом убеждены мы, находящиеся в более благоприятном положении, поскольку живем после смерти и воскресения Иисуса, через Которого Бог полностью открыл Себя и Свою надежность. Прежде чем мы будем готовы поверить Богу, обетованиям, мы должны быть уверены в Его силе (что Он способен их исполнить) и в Его верности (что мы можем на Него положиться в этом). Именно эти два атрибута Божьей сущности составляли основание Авраамовой веры, и над этим размышляет Павел в данном отрывке.

Поговорим сначала о силе Бога. В конце стиха 17 приводятся два доказательства, где Бог, будучи объектом веры Авраама, назван «Богом, животворящим мертвых» (то есть речь идет о воскресении мертвых), и «Богом, называющим несуществующее, как существующее» или еще лучше «вызывающим из небытия несуществующее» (ПАБ). А это уже процесс творения. Пустота и смерть — вот что больше всего смущает человеческий ум, ставит его в тупик. «Смущение ума» экзистенциалистов XX века в своей высшей точке есть не что иное, как их страх перед зияющей пропастью пустоты. А смерть — это еще одно явление, над которым (в итоге) мы не властны и которого мы не можем избежать. Вуди Аллен так вкратце изложил неспособность многих современных людей справляться с мыслью о предстоящей смерти: «Не то чтобы я боялся умереть, просто я не хочу быть там, когда это случится»[249].