Скверный маркиз - Барбара Картленд

На это Орелия ничего не смогла ей ответить. В словах Кэролайн прозвучала острая боль, и сомневаться не приходилось: она говорит откровенно. Да, она хочет любви, но красиво обставленной, даже картинной… Однако такая любовь никогда — и Орелия была в том уверена — не принесет настоящего счастья. Вожделение как таковое — Кэролайн назвала это страстью — никогда не приносит чувства защищенности, столь необходимого любой женщине, и не только в молодости, но, главным образом, в преклонные годы. Страсть пройдет, но останется душевная привязанность и забота, и в этом оба супруга обретут свое счастье… А если у них при этом будут общие интересы, то большей радости в жизни и придумать нельзя.

— О Кэролайн, Кэролайн! — тихо сказала Орелия. — Как я могу убедить тебя, что большое богатство — это не самое главное?

— Этого ты не можешь, поэтому и не пытайся, — быстро ответила ей кузина. — С твоей стороны это был бы неверный шаг на пути моего спасения. — Она усмехнулась. — Я очень хорошо понимаю, что действую безрассудно, и тем не менее я намерена выйти замуж за маркиза Райда — тогда я стану самой удачливой женщиной в высшем обществе, и мне будут завидовать больше, чем кому бы то ни было! У маркиза есть все, и, в конце концов, он очень красив, и, как сказала бы наша старая Сара, он «сильно представительный»!

Орелия улыбнулась: да, старая Сара выразилась бы именно так — и вдруг почувствовала странную боль в сердце: а как же тот одинокий мальчик, у которого в детстве не было ни одной такой Сары? Став взрослым мужчиной и собираясь жениться, что он найдет в своем браке? Какое воздаяние — за годы, прожитые без любви?

Глава 5

Рука об руку Орелия и Кэролайн спускались по большой парадной лестнице. Кэролайн оживленно рассказывала о приеме, на котором побывала накануне вечером. Кузины уже почти сошли вниз, когда заметили, что их ожидает маркиз, вернувшийся с верховой прогулки, и Орелия почувствовала, как краснеет при воспоминании о прошлой ночи, а Кэролайн сбежала к нему со словами:

— Доброе утро, милорд! Надеюсь, вы не забыли, что обещали покатать меня в парке нынешним утром?

— Да, я вспомнил об этом и только что приказал подать фаэтон. Мы поедем с открытым верхом, чтобы все могли насладиться созерцанием вашего нового капора со всеми его авантажными достоинствами.

— Только созерцанием капора? — кокетливо уточнила Кэролайн. — Стыдись, Дариус, твой комплимент не слишком-то исполнен восторга! И это не комплимент, скорее насмешка…

В эту минуту к Орелии подошел дворецкий. В руках он держал серебряный поднос с небольшим пакетом на нем:

— Вот это только что доставили для вас, мисс, с посыльным.

Орелия в недоумении протянула руку к подносу, а Кэролайн оживилась:

— Пакет? На твое имя, Орелия? Что же там? Наверное, кто-то из твоих безнадежно влюбленных поклонников посылает тебе подарок! — Она коротко посмеялась, но никто не поддержал ее шутки. — Пакет, конечно, слишком большой для какого-нибудь драгоценного камня, а, как известно, самые лучшие подарки — самые маленькие, — и Кэролайн рассмеялась громче, словно призывала присоединиться к ней, но ответного смеха снова не прозвучало.

— Сейчас я это узнаю… — поспешно пробормотала Орелия, — наверное, ты права… У тебя верный глаз… — И, взяв с подноса пакет и не сказав более ни слова, она стала молча подниматься по лестнице. Кэролайн посмотрела ей вслед, но махнула рукой: ничего не значащие пустяки, надо просто забыть об этом и не придавать никакого значения…

И в этот момент в холл вошла герцогиня:

— Доброе утро, Кэролайн. Дариус — еще много раз тебе отпраздновать: я только что вспомнила, что сегодня твой день рождения.

— День рождения! — воскликнула Кэролайн, удивленная. — Но почему я ничего не знала об этом? Ты мне ничего не сказал! Не удостоил, Дариус? Я так это должна понимать?

— Полагаю, об этой дате жизни вообще лучше не вспоминать, — равнодушно отвечал ей маркиз, а Орелия, отойдя, обернулась: как это свойственно герцогине — вспомнить о дне рождения внука только в последний момент, и, очевидно, совершенно забыв о необходимости что-нибудь ему подарить! Да и вообще, вряд ли маркиз когда-нибудь получал подарки от родных в этот день!

А потом она вспомнила, что после свадьбы Кэролайн, когда она жила в доме дяди, он тоже иногда не помнил о ее дне рождения — правда, забывал он и о своем, уж такого склада это был человек, погруженный в бумаги и книги… Но как же она обижалась на то, что про ее день рожденья забыли, как остро ощущала свое одиночество: вот прошел еще один год ее жизни и сменился другим, но никто об этом не помнит!..

Она вбежала к себе в спальню, плотно закрыла дверь и дрожащими от нетерпения пальцами разорвала доставленный ей с посыльным пакет. Он был от известной книгоиздательской фирмы, и, расправив лист дорогой плотной бумаги, Орелия прочла:

«Мэдэм.

Имеем честь послать Вам экземпляр Вашей книги стихотворений — мы их опубликовали — и работы лорда Артура Стэниона, изданные посмертно. Работы говорят сами за себя, а к публикации Ваших стихотворений нас подвигло чрезвычайно одобрительное отношение к ним книгопродавцев и консультантов. В счет будущих потиражных отчислений прилагаем чек на сумму в 50 фунтов стерлингов. Мы рассчитываем, мэдэм, что Ваше творчество возымеет большое внимание со стороны читающей публики, и будем признательны Вам, если в ближайшее время Вы сможете обсудить с нами возможность издания следующей подборки Ваших стихотворений или прозаических произведений, если таково будет Ваше предпочтение.

Остаемся, мэдэм, преисполнены к Вам глубочайшего уважения,

Негромко вскрикнув, Орелия воззрилась на чек, словно не могла поверить в реальность его существования. Пятьдесят фунтов! Сумма показалась ей невероятной. Она взяла в руки экземпляр книги стихов и долго смотрела на нее, тоже еще не веря, что слова, над которыми она так долго трудилась, вдруг обрели собственную, отдельную от нее жизнь… Книжка выглядела изящно. На зеленом кожаном переплете прочитывалось название: «Лондон глазами наблюдателя». Никакого другого ключа к установлению личности автора не было, и Орелия вздохнула с облегчением: никому не догадаться, кто такой этот «наблюдатель».

Когда она работала над книгой дяди Артура, готовя ее к печати, ей пришла в голову мысль послать издателям и свои собственные сочинения — стихотворные… Она совсем не ожидала, что ее труд будет почти сразу же издан. И сейчас, держа в руке томик стихов, Орелия не слишком верила, что книга будет хорошо продаваться, как предполагают издатели: ну кому понравятся или могут показаться интересными стихи, изданные неизвестным, да к тому же анонимным автором! Да, благодаря лорду Байрону поэзия стала модным жанром творчества, но ее собственные стихотворения — так считала Орелия — вряд ли можно отнести к настоящей поэзии, а следовательно, что бы ни предполагали Уоткинс и Руфус, ее поэзия привлечет мало внимания. Возможно, все это она говорила себе в утешение, если ее попытка станет напрасной тратой сил и времени. Но сейчас ей было чрезвычайно приятно!