Русская жена - Наталья Копсова

Знакомых белок мы разыскали почти сразу. То была матушка с двумя подростками.

- Смотрите, смотрите, детишки уже прыгают лучше мамы, - восхищенно закричали мои шалунишки, предлагая зверюшкам угощение в виде изюма с орехами. Зверюшки и не думали упрямиться, завтракали с удовольствием.

"Хорошо, что хоть белки все еще живы, а то бы Ольга вообще..." - с оптимизмом подумала я.

Намотавшись по лесистым склонам и холмам и основательно проголодавшись, к двум часам дня мы вернулись домой. Что-то сегодня припозднившийся с питанием Гунар-Хельвиг сидел и трескал ланч в виде обожаемой им трески в укропной подливе и со свежими овощами. Он считал, что поскольку проводит свой день в неустанных физических трудах, да еще на свежем воздухе, то ему, кормильцу и поильцу, положена особо витаминизированная специальная диета. Ольга была с ним абсолютно солидарна, из кожи вон лезла, чтобы угодить вкусам требовательного мужа, да еще при этом и сэкономить. А первую жену Гунара-Хельвига, а заодно и всех остальных норвежек, она с удовольствием критиковала за их пристрастие к бутербродам и сухомятке.

Вообще, в Ольгиной семье питание было чем-то сродни таинству, поэтому приготовлению пищи и разговорам о том уделялось множество времени, внимания и сил. Я же искренне полагала, что беспрерывное ублажение желудка, а гораздо того более - частые дискуссии на подобную тему - занятия малоинтеллигентные; однако откушать экспериментальные подругины блюда не отказывалась никогда. Не припомню ни одного Ольгиного прокола в кулинарном искусстве.

Всех нас четверых Ольга немедленно отправила мыть руки. Теперь она опять стала нервно весела и суетлива, да еще отчего-то упрямо избегала встречаться со мной взглядом. Правда, и на любимого Гунара эта хлопотунья не очень-то глядела; заботливо кружилась вокруг, опустив долу скромные очи полубегемотик-полубабочка. Слишком хлопотливая, чересчур образцовая. Наверное, ему тоже пожаловалась на кота и чайку. Так же, как и я, Гунар-Хельвиг считал подобные приметы сущей чепухой, но в отличие от меня выносил свои вердикты, как не подлежащие повторной апелляции, закрывая вопрос раз и навсегда. Гунар-Хельвиг окончил подкрепление упавших на трудфронте сил, вытер губы салфеткой и поднялся из-за стола навстречу.

- Да, Наталья, кстати. Смогла бы ты уделить мне минуточку внимания? как бы между прочим спросил он, глядя мне куда-то в область третьего глаза. Я согласно кивнула и в напряженном ожидании последовала за ним в "телевизионную" комнату, налево от кухни.

- Послушай, Наталья, - с места в карьер загундосил Ольгин любящий супруг абсолютно загробным, но решительным тоном.

Догадаться, о чем конкретно пойдет речь, на этот раз оказалось делом затруднительным.

- Должен сообщить тебе, что просил бы вас уехать завтра с вечерним поездом. На вокзал я отвезу вас сам.

Вот уж чего-чего, а такого дикарства даже от него не ожидала. Между тем Гунар-Хельвиг продолжал:

- В последнее время у меня много работы и я сильно устаю, а домой придешь - дети озорничают, постоянно шалят и шумят. А мне, и в особенности Ольге в ее положении, нужны полный покой и тишина. Сама видишь: Ольга стала очень раздражительной и нервной, а это нехорошо. После отъезда ее родителей даже я стал страдать головными болями: ты только представь, Наталья, почти два месяца все в доме говорили только по-русски, а теперь вот опять... Мне даже пришлось выписать таблетки от головной боли и регулярно их принимать. Однако следующим летом мы непременно пригласим вас с Игорем к нам в гости на месяц. Летом здесь, согласись, гораздо приятнее и в море можно купаться, так что пойми меня правильно.

"Боже, неужели же он не шутит? Да нет, такие типы едва ли обладают чувством юмора, - серьезно задумалась я, оказавшись в противоречии между одновременно возникшими эмоциями возмущения и отчаяния: - Да как же его жена живет в Норвегии и слышит вокруг только чужую речь?"

Все же не успев до конца собраться с мыслями, я робко заикнулась о возможности убраться восвояси не завтра с вечерним поездом, который прибывал в Осло не в очень удобное для меня с детьми время, а послезавтра с дневным. Занудный Гунар согласился.

Ольга с виноватым видом робко заглянула в полуоткрытую дверь.

- Можно мне к тебе, Наташенька?

"Да я-то уеду, - горько усмехнулась я про себя, - но ты-то ведь останешься со своим психопатом, вот от этого и все твои нервные припадки. Господи, как же я сразу-то не сообразила!"

Ничуть не пытаясь деликатничать, я откровенно высказала свое мнение о причудливых капризах ее муженька. Встретив с нескрываемым облегчением конец моих эмоционально-логических излияний, она положила свою смуглую ладошку на мою, все еще подрагивающую от возмущения коленку и заговорила тихо-тихо:

- Могла бы я кое о чем тебя попросить... Для меня это очень важно. Увези с собой, пожалуйста, одну книгу. Она, правда, толстая, но зато на русском. Может, сама почитаешь, а я как-нибудь потом заберу обратно. Это очень ценная книга.

- Это что же - роман о любви? Мне сейчас он очень кстати. "Анну Каренину" не возьму, сразу предупреждаю, у меня есть, - отвечала я не без злой иронии на ее малоуместную просьбу. Однако Оленькин смущенный вид с чуть подрагивающими влажными ресницами завидной естественной длины был способен растопить даже самое ледяное сердце на свете. Она это хорошо знала и беззастенчиво пользовалась. - Ладно, тащи сюда свою книгу.

- Так я сейчас пойду принесу. Подожди секундочку.

Я с живостью вообразила себе книжицу, которую Ольга могла бы скрывать от любимого, и с удовольствием предвкусила, как, затаившись где-нибудь в доме, от души посмеюсь над неприличными картинками, опасными для нравственности и морали законного психа Гунара. Вот бы еще умудриться сделать с них ксерокопии и подкинуть ему в трактор!

Минут через пять Оля вернулась и опасливо прикрыла за собой дверь. В руках она держала нестандартно крупного формата объемистый том "Черной Магии" в глянцевой обложке с портретом довольной интеллигентной козлиной рожи, но, к сожалению, с полупьяно-косыми глазами, сверкающими синим пламенем. Очевидно, козел был неудовлетворен и жаждал большего.

- Ну и отчего я должна тащиться с этой тяжестью?

Скрывая невольную улыбку, я нарочно строго прищурилась на подругу. Конечно же, сочувствуя бедной Ольге всем сердцем, я была заранее готова выполнить все ее пожелания.

- Гунар может найти.

- Но до сего дня ведь не нашел. Держи в том же месте, не найдет и впредь.

Совершенно для меня неожиданно Ольга разразилась бурными слезами. Да нет, определенно пора мотать отсюда удочки и чем скорее, тем лучше. Гунар-Хельвиг прав, как всегда.

- Да меня, Натуль, черт попутал забыть "Черную Магию" прошлой ночью в гостиной, да еще вместе с пантаклем, - с периодическими всхлипываниями между тем причитала новоявленная ведьмочка.

- Вместе с чем забыла?

- Да с пантаклем, то есть с рисунком-талисманом. Без такого рисунка магия не удается. Вот он тут, в книге лежит, вместо закладки.

В круглом обрамлении, затем еще в шестиконечной звезде дополнительно Ольгин рисунок изображал поделенное надвое копыто, вероятнее всего, козлиное. По окружности Ольгиной рукой были начертаны некие латинские термины: Барбиэль, Юзель, Семе, Урде. Круг разделялся примерно пополам, несомненно, что не краской писанными, а настоящей алой кровушкой, сильно неуравновешенными весами. Так же кроваво выглядел и заголовок "Баршемод" вверху сего художества, выполненного в виртуозном стиле японской каллиграфии. Только "Баршемод" по трудно объяснимым магическим причинам оказался написанным буквами родной русской кириллицы.

- Сама рисовала? Я так и думала. Очень талантливо.

Небрежным жестом я вложила картинку обратно в страницы. Что-то мне сейчас не до веселых картинок, хотя в другое время я бы непременно поинтересовалась, чем же славен этот Баршемод. Но не до него мне что-то, точно не до него. Собираться надо и спасибо за добро, за ласку.

- Да заберу я твою книжку, только, ради Бога, кончай плакать!

Но Ольга завыла пуще прежнего.

- Натулечка, миленькая, прости меня, бестолочь. Гунар утром нашел книгу на столе и... - Неприятно заинтригованная, я совершенно позабыла о своих текущих проблемах. Вдобавок тупо заныло где-то под ложечкой. - Ну, начал он меня пытать, кто дал... Прости меня, прости Христа ради. Что хочешь со мной делай, но прости. Не думала, не собиралась, но ляпнула ему с испугу, что книга - твоя.

- Что?! И книга моя, и рисунок? Да он не мог тебе поверить! - В подтверждение своих слов она затрясла коротко стриженной предательской головой. - Ну ты сама знаешь, что я могу тебе сказать!

Ольга то ли встала передо мной на колени, то ли просто завалилась на пол возле и прямо-таки зашлась в остром приступе плача. Я же с горечью принялась осмысливать новую порцию малоприятной информации, полумашинально поглаживая неразумную подругину голову. Быстро прочувствовав, что оболганная Наташка, как всегда, сердится не очень, Оля в страстном порыве благодарности прижалась ко мне.