Русская жена - Наталья Копсова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Заманчиво и даже очень. И если на берегу моря в Крыму - мечта! Дорогая, очень дорогая вещь. Да Гунару такие суммы и не снились. Только как тут насчет твоего бывшего, Наташиного родного сына? Так он и пропал окончательно в своих Аргентинах-Америках? Поди ведь тоже может претендовать на родительскую собственность, судись с ним потом. Хотя я не юрист и точно не знаю.
Никакой новой информации об Олином прежнем муже не поступало. Для нее он сгинул, и все. Всем был бы хорош парень: высокий, веселый, а до чего красивый - глаз не отвести, анекдотами сыпал и шутил - заслушаешься; но страшный мот и бабник. И это еще цветочки. Ревнивый мужик был до одури. Телеграфный столб мог запросто разметать в щепы, если, не дай Бог, Оля взглянула мимо, не в ту сторону. Приличное нижнее белье на работу в детский садик не позволял надевать. Псих, что тут поделаешь! Что же я могла посоветовать Оленьке, если ее нынешний господин так категорически уперся. Конечно, иметь в Крыму дачу здорово и отказываться от нее из-за чьей-то дури - идиотизм сам по себе. Почему бы это моей тезке, Боренькиной бабуське, и в самом деле не обожать своего единственного внука. Такой прелестный мальчуган! Гунар-Хельвиг в вопросах Крыма и Кавказа, равно как и во всех прочих, несколько туповат, и потому его слушать, только...
Я вовремя спохватилась и честно призналась Ольге, что все еще обижена на Гунара за те его малолестные обо мне высказывания в стародавней беседе с многоуважаемым рисорским падре. Да разве я могу ему забыть, как много раз смущенно краснела и опускала очи, случайно встретя священника на улице? Разве мое "типично русское" стремление спаивать окружающих, приобщать их к курению и прививать последним любовь к кое-чему более горяченькому, чем эротика, не есть вымысел "лесного пенька"? В глубине души я знала, что Гунар такое мог выдать только в состоянии запальчивости. На самом деле ему нет дела ни до меня, ни до моих вконец испорченных вкусов, стремлений и намерений. Падре в России бывал и был знаком с традициями русского гостеприимства. Однако, несмотря на несомненные знания умного священника, я все равно всегда спешила смыться от него, хотя бы на другую сторону улицы. Ко всему, он еще приходился братом моей домовладелицы. Нет, не могу я Гунара простить!
Ольга расхохоталась и, кстати, вспомнила, что завтра всей компанией мы отправимся в церковь к заутрене, которую служит тот самый Отец Святой. И не вздумай отказаться, а то Гунар решит, что безбожница, и из дома непременно выгонит. Я с расстройства сразу же почувствовала в себе непреодолимое желание укрыться в какой-нибудь постели. Оля за руку отвела меня в спальню по соседству с детской. Главным украшением предоставленной мне комнаты являлся допотопный сундук исполинских размеров. Как объяснила все хихикающая подруга, расписной в цветах монстр - наследство от любимой бабушки является одной из главных достопримечательностей в доме, гордостью Гунара-Хельвига. Сундук - наиболее часто демонстрируемый экспонат наиболее достойным из норвежских гостей, понимающих толк в сундуках, так что мне выпала несомненная честь соснуть возле столь ценного антикварного предмета. Остальная мебель в спальне была хламье-хламьем.
Расцеловавшись с подружкой, я как подкошенная рухнула на с любовью постеленное ею белье: белоснежное в кружевах, хрустящее от крахмала, со стойким запахом лаванды. В узкое окошко сияла-просилась полная румяная луна. Треща суставами и кряхтя, пришлось встать и открыть ставни ей навстречу. Аромат ночной прохлады, лесной свежести и еще чего-то трудно определимого, вроде как даже любимых Оленькиных духов "Далиссимо", победно ворвался в душную доселе обитель. Я заползла обратно в кровать и закрыла утомленные глаза. День прожит и прожит неплохо, а завтра будь что будет. Глава третья
Меня разбудили звуки "Лунной сонаты" Бетховена. По комнате вовсю гулял-отсвечивал веселый солнечный свет, и я удивилась подбору репертуара. Прислушалась к звукам меланхоличной, задумчивой музыки, куда весьма органично, как это ни странно, вписывались бодрые утренние повизгивания детишек и приятное женственное воркование Оленьки. Я догадалась: дровосек Гунар упражняется на своем белом "Стенвее" с утра пораньше.
Я умылась в с шиком отделанной ванной комнате и, едва не сбитая на лестнице ватагой шалунишек, весьма успешно спустилась к завтраку. Ольга принесла вафельные трубочки с кремом и пастилу в ванильном соусе. Дети завизжали от восторга, но Гунар всем нам предложил прежде спеть молитвенную песню - благодарение Богу за ниспосланную свыше пищу. Пропеть потребовалось два раза, но зато кофе и соки наливали за просто так. Во время завтрака выяснилось, что мы опаздываем. В пожарном порядке вся команда бросилась к машине. Ольга в просторном, черном с белым кружевным воротничком торжественно-похоронном платье и Гунар при галстуке, в блестящем коричневом жилете, в парадных брюках сели впереди, как им, хозяевам, полагалось. Сережа в обнимку с Боренькой вольготно развалились на заднем сидении. Я скромненько притулилась рядом с мальчиками, а Машечка по-королевски восседала на моих коленях. Гунар едва заметно покосился на нас в зеркало обзора, скептически повел левой бровью и тронул машину с места. Наверное неправильно, что я одета слишком обыденно и скромно, но на переодевание просто не было времени. Церковь находилась в минутах двадцати-тридцати от дома и походила на сооруженную без затей дощатую избу с высокой крышей. Крышу венчал большой деревянный крест невзыскательной столярной обработки. У входа толпилось полно народу, и в толпе сновали некие седовласые дамы, бренча железными ведерками для сбора денег. Гунар направился прямо к ним и со значительным видом бросил в ведро денежную бумажку, я последовала его примеру.
Тут церковь растворила благостные свои врата, присутствующие без спешки зашли и чинно-благородно расселись по скамейкам. Мы - в самых первых рядах. Я огляделась по сторонам. Данный конкретный храм во Славу Божью был совсем новым, собранным из сосново-клеевых арочных конструкций А-образной конфигурации (вот уж в чем, в чем, а в конфигурации я всегда была потрясающе сильна!). Заметив и оценив мой интерес к архитектуре святой обители, степенный Гунар-Хельвиг любезно разъяснил, что сей молельный дом символизирует собой лодку, плывущую к Богу, то есть в правильном направлении. На грубо сколоченную кафедру вышел знакомый прист, одетый в белое длинное платье и с объемистой книгой в руках. Он подождал, пока дамы-благотворительницы не раздадут всем такие же, как у него, толстые книги и листки с текстами молельных песнопений, с достоинством открыл свой молитвенник и принялся читать хорошо поставленным голосом. Его голос был приятен, но не возбудил во мне ни малейшего интереса, как на то, может быть, рассчитывал почти насильно меня сюда затащивший Гунар-Хельвиг. Хотя едва ли лесорубы, подобные Гунару, вообще задумываются о каких-то там посторонних голосах и интересах, им вполне достаточно голосов кудрявых дубрав, березовых рощ и вишневых садов в ответственные моменты корчевания-распиловки леса.
Пока я это обдумывала, маленькая Машечка принялась юлой вертеться на моих коленях и тихонечко захныкала. Боренька с хитрющим выражением на и без того лукавом личике всевластного Амура демонстрировал моему Сереже что-то этакое. Сын слезно умолял его обменяться на своего пластмассового зайца и Машиного бегемота из "Макдональдса". Я шепотом поинтересовалась у Оленьки о смысле лекции. Она, вся сплошное внимание, лишь на полсекунды повернула ко мне серьезное, одутловатое лицо.
- О Святых Апостолах!
После чего продолжила усердное впитывание исповедей апостолов, видно немало повидавших на своем веку. Маша на коленях затихла и принялась тихонечко похрапывать. Я окончательно заскучала и снова рискнула прицепиться к Оле с расспросами о смысле проповеди. На сей раз она оказалась благосклоннее, и мне удалось разузнать, что как-то раз дьявол пылко убеждал одного странника не возвращать случайно тем найденный кошелек с золотом законному владельцу. Нечистая сила подкрепила свои доводы логически сильным аргументом, что Бог в любом случае просто обязан позаботиться о пострадавшем, так что волноваться за его безденежье нет особых причин. Но, как утверждал проповедник, дьявол был абсолютно не прав.
- Это почему же он не прав? Неужели Бог может отказаться помочь обиженному?
Подруга задумчивой ивой склонилась ко мне вновь и зашептала в самое ушко. Но тут потерявший всякое терпение Гунар-Хельвиг нас обеих смерил таким презрительным взглядом колких серых глаз, что разговаривать вообще отпала всякая охота. Внезапно раздались звуки замаскированного где-то в помещении органа, и все вокруг грянули песню, сосредоточенно глядя в свои листки. Боря и Сережа воодушевленно заблеяли, подражая молодым козляткам. Вышло очень похоже. Именно последнее обстоятельство вынудило недовольного всей компанией Гунара прервать святое пение и сделать мальчишкам последнее серьезное предупреждение. К моему тайному удовольствию, озорные парни и не подумали уняться, и я предложила Ольге вывести их на улицу и строго там за ними проследить. Подруга и ее супруг согласно кивнули, и я с мальчишками удалилась. Машечка осталась счастливо досыпать проповедь.