Русская жена - Наталья Копсова

- Я под нашим флагом шесть лет отходил капитаном. Лет пять назад иммигрировал в Канаду, так что судно наше канадское. Из Канады привезли в Скандинавию высококлассные пиломатериалы, которые здесь дороже стоят. Разгрузимся, а потом поплывем в Эстонию, заберем там русский лес и обратно в Канаду. Вот такой чартер. А вообще-то, я бывший ленинградец, то бишь санкт-петербуржец. А вы, наверняка, москвичка, узнаю по интонациям.

Я согласно кивнула и чарующе улыбнулась мужчинам. Их корабль назывался "Red Line" ("Красная Линия") и представлял собой нечто среднее между крейсером и баржей. Галантный Эдик помог мне взойти по трапу. Молчун Александр, ни слова не вымолвивший за всю дорогу, вежливо извинился, что вынужден нас покинуть для вахтенного дежурства, и даже снизошел до парочки предложений:

- А здорово ваши мальчуганы навострились болтать по-иностранному. Так у детей всегда все запросто, даже завидно.

- И мне завидно. До свидания. Счастливого дежурства. - Еще ласковее улыбнулась я ему в ответ, очень довольная фактом, что у такого сумрачного типа нашлись неотложные дела и он "отчаливает".

- Да не обращайте на его настроение внимание, милая Наташа. Он не всегда такой. Зубная боль у парня, а к врачу идти боится. Серьезная у Сашки проблема. - Махнул рукой вслед мрачному Александру добродушный Эдик.

По крутой винтовой лестнице, вслед за вторым капитаном, я и мальчики поднялись в рубку. Сережа и Боря с визгами восторга побежали к пульту управления. Сережа вежливо попросил у доброго дяди разрешения потыкать кнопочки и повертеть штурвал, Боренька просто все потыкал и повертел. Вице-капитан и два его новоявленных помощника развернули борт корабля сначала в одну сторону от причала, затем в другую. Все остались очень довольны друг другом. Далее Эдуард любезно пригласил нас посетить машинное отделение, а также кают-компанию и его персональную каюту. Лично я с благодарностью от дальнейшего осмотра отказалась, предпочтя капитанский мостик всем остальным закоулкам на судне.

Оставшись в гордом одиночестве, я скромно присела в сторонке на какую-то металлическую штуковину, с которой был виден райцентр Восточного Адгера: задумчиво пламенеющий в усталых лучах вечернего солнца, романтично плывущий в серебристо-алых переливах морской воды город Арендал. Вместе с мальчиками второй капитан привел в рубку красиво седеющего первого капитана. Два капитана обступили скромно сидящую меня, и на безукоризненно звучащем английском потрясающе джентльменистый капитан-канадец пригласил нас с детьми разделить вечернюю трапезу моряков в кают-компании. Но нам и вправду стало пора, через семь минут педантичный Гунар-Хельвиг, по идее, должен будет возникнуть у "Арены" и остаться нами очень недовольным. Моряки проблемой прониклись, посочувствовали, насовали детям на прощанье конфет, а мне цветов (да где только нашли!) и отпустили с Богом. Мы чуть-чуть опоздали, и недовольному Гунару пришлось вышагивать туда-сюда-обратно по площади еще восемь дополнительных минут.

Оленьку мы нашли несколько притомленной, но довольной. Я вручила ей моряцкий букет. Приятно возбужденная Оля меня поцеловала и принялась доказывать, как много я потеряла, не оставшись дома. Соседки, оказывается, ушли рано, но зато вместо них наведалась старая знакомая Вивиен. Эта Вивиен, Оленькина американская подружка с курсов норвежского, располагала важными сведениями о Дэби - моей американской подруге с тех же курсов, и Оленька справедливо считала, что мне было бы интереснее их получить из "первых уст", то есть от самой Вивиен. Весь остаток вечера мы с Олей посвятили обсуждению счастливого состояния Дэби в Дании, куда ее возлюбленный перевелся учиться из Норвегии, чтобы никогда более, даже случайно, не встречаться с ее первым мужем. Ближе к полуночи я предложила заметно уставшей Оленьке пойти ложиться спать, но она, театрально-пылко всплеснув руками, вдруг вспомнила, что надо обязательно найти кота. На время приезда Вивиен ее бывшего любимца пришлось впустить в дом, где он, прежде чем провалиться сквозь землю, успел здорово зацепить кружева на занавесках, свалить к счастью уцелевшую вазу с цветами на пол и пометить своим присутствием Боренькину спальню. Вдвоем мы методично обследовали все темные углы и закоулки старого дома. Углы и закоулки встречали нас тишиной и пустотой.

- У-у, нахальный котяра еще мне натворит кучу бед. Ладно, будем надеяться, что он сам отсюда убрался. Вот так всегда: в доме набезобразничает и довольный отправляется на поиски симпатичных кошечек. Давно бы его кому-нибудь отдала, да Борька этого наглеца обожает. Вивиен подарила котенка ему на день рождения, сынуля так радовался, сам выбирать ездил и выбрал... Что же, пошли укладываться. Гунар, дети, соседи - все храпят давным-давно и десятый сон видят, только мы с тобой опять полуночничаем.

По скрипящей лестнице, поддерживая друг дружку, мы с Оленькой поднялись на второй, "спальный" этаж и нежно поцеловались на прощание по своему обыкновению. Мне уже что-то начинало сниться, когда леденящие душу нечеловеческие крики заставили открыть глаза и сесть в кровати. Мало что соображая, но здорово напуганная, я прислушалась с замеревшим сердцем: кто-то душераздирающе орал на нижнем этаже. Пятитонным градом посыпались тяжелые шаги хозяина по бешено завизжавшей лестнице. Я окончательно пришла в себя, решительно набросила свой розовый пеньюар в стиле "а-ля романтика" и осторожненько сошла вниз исключительно любопытства ради.

Забившись в щель между холодильником и электрической плитой, Ольгин кот вопил как резаный и отчаянно драл на себе когтями густейшую шерсть жемчужно-пепельного оттенка, тут же разлетающуюся по всей кухне путаными клочьями. Вспотевший Гунар с трудом выволок упирающегося мурлыку, схватил его за шкирку и элегантным движением руки выкинул прочь за окно. Я предположила, что несчастное животное просто застряло в узком простенке и не смогло самостоятельно оттуда выбраться. Хозяин, смывая под холодной струей кровь с оцарапанной кисти, согласился со мной на все сто. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.

Мне снился чудесный сон, хотя сказать вернее - только голос: мелодичный, чувственный, с чуть приглушенными интонациями едва сдерживаемой страсти, мужественный, гордый.

- До чего черны твои брови, моя красавица! Они - как угли, что способны светиться и в ночи. А как же сладки лепестки твоих роз - губ... Можно я поцелую их еще раз?

Это был очень и очень приятный сон. Просыпаться мне не хотелось абсолютно, но что-то постоянно давило на грудь, мешая нормально дышать, и потому все же пришлось всплывать из романтических пучин девичьих грез.

То, что я увидела и ощутила проснувшись, поразило меня просто необыкновенно и до самых глубин. На моей пышной груди, однако же задом ко мне, вальяжно развалился беспутный Ольгин котяра и, самодовольно урча, медленно водил своим толстенным, пушистым хвостом по моему недоспавшему личику.

Лениво развернувшись в мою сторону, нагловатая усатая морда с мистически мерцающими в темноте раскосыми глазищами некоторое время пристально всматривалась в мои окончательно раскрывшиеся от дремоты и изумления "блюдца". Внезапно кот принялся кататься по мне так неистово, что кружевное одеяло с запахами лаванды и ландышей моментально свалилось на пол. Затем "любимец семьи" перебрался на мой живот, лег на спину и продолжил игриво тереться об меня, как если бы просто об свежую, зелененькую травку в чистом поле. Его шаловливый хвостище ласковой кисточкой гениального художника порхал по моим бедрам и вокруг них.

Я не знала, что и думать. Надо было бы немедленно его согнать, но почему-то сразу недостало на это решимости - до того странно расслабляющими и необычными были ощущения. Немного погодя, озорной зверь слегка выпустил коготки и, приятно царапая кожу, принялся за что-то вроде японского эротического массажа. Со вкусом всю меня обнюхивая и везде щекоча, он теперь не только удовлетворенно урчал, но еще и ласково фыркал. Усатый бандит не скрывал своего удовольствия. Да кто же мог такому его научить?

Наигравшись-натешившись вволю, в последний раз фыркнув и сверкнув всезнающими глазами, кот прилег на подушку рядом с моим таким удивленным лицом, свернулся в тяжелый и пушистый клубок, мягким боком приник к моим губам и притих совершенно.

Только теперь я наконец сумела окончательно собраться с мыслями и разобраться с чувствами; крепкой рукой ухватила игривого мурлыку за жирную шкирку и бесцеремонно-решительно вышвырнула его прочь из комнаты, даже несмотря на его древнее, свирепое и мстительное имя - Чингисхан.

Удовлетворенно затворив дверь, я гордо вернулась в свою душистую постель. Засыпалось же на удивление покойно и счастливо, а хорошие сновидения навестили повторно. Глава пятая

Кто-то робко-робко, но настойчиво поскребся в дверь моей спальни ни свет, ни заря. Ольга, зареванная, с кошмарно отекшими веками, превратившими ее доселе бархатные глазки в узкие щели, как у какого-нибудь татаро-монгола, расплывающимся бледным привидением возникла в дверном проеме.