Жаворонки ночью не поют - Идиллия Дедусенко

Дежурный ещё что-то говорил жене, а потом закончил по-русски:

— Маладэц, Патимат! Они сэчас к тибе придут.

Он положил трубку и, подозвав Зойку, подал огрызок карандаша.

— Садысь за стол и пиши, — сказал он. — Пиши: «Палучила в жэлэзнодорожном рэсторане от Патимат Газалиэвой двадцать буханок хлэба и пять кило варэня». Написала? Распишись. Тэпэрь иди и палучай. А вагонов нэту, дэвичка. Идитэ па рэльсам. Нэ сабьётэсь. Нэ бойся, дэвичка, ви же на савэцкой земле, люди памогут.

Хлеб с вареньем они ели на берегу моря. Неподалеку из-под земли торчала труба, из которой лилась чуть тепловая вода. Ею запивали вкусные бутерброды. Зойка радовалась, что так удачно предъявила «документ» — листок со штампом.

На втором она хотела написать письмо Лёне, благо, появился карандаш. Ей стало не по себе от мысли, что за столько времени она этого не сделала и вообще очень мало вспоминала о нём. Но разве до этого ей было? Да и откуда бы она отправила письмо, если на всём пути не встретила ни одного почтового ящика? Вот теперь можно написать, пока детвора плещется в море. Сама она уже искупалась и обсыхала под покосившимся деревянным навесом.

Зойка достала листок и, расправляя его, с улыбкой смотрела на детей. Многие из них первый раз в жизни видели море. Если бы эти дети не были так слабы, измучены, сколько было бы сейчас визгу и восторга. Но всё равно Зойка видела по их лицам, что они очень довольны. «Только чем же я буду их кормить, когда мы съедим оставшиеся десять буханок?» — подумала она, и рука с огрызком карандаша замерла над листком: ведь он может ещё пригодиться, когда им совсем нечего будет есть.

Зойка свернула листок и снова зашпилила карман. Она старалась представить Лёнино лицо, но оно словно потеряло реальные очертания и всё время ускользало из памяти. «Что это?» — с тревогой подумала Зойка, а потом поняла: это слабость, которая то и дело окатывает непослушное тело, дурманит мозг, и память с трудом возвращает то, что затаилось глубоко в сердце. «Доберёмся до места, тогда напишу, — решила Зойка. — Объясню, почему так долго не писала, Лёня всё поймет».

Теперь, лёжа на ботве, она снова старалась припомнить его лицо, но оно расплывалось, отодвигалось. Отчётливо представлялись только его глаза в день разлуки. И тут же почему-то предстали требовательные глаза Королёва. «Ты сберегла детей?» — будто спрашивал он.

Сберегла ли? Исхудавшие так, что видны лишь кожа да кости, они всё-таки живы. Их не раз настигали немецкие самолеты, бомбившие железную дорогу, их изнуряют жара и голод, их иссушает жажда, у них отупели головы и онемели ноги от бесконечного движения, но они живы.

— Костя, посмотри на столбик, сколько ещё километров до Баку?

Костя прошёл вперёд, к верстовому столбу, крикнул оттуда:

— Пять! Пять километров!

— Ещё пять километров!

Это почти день пути. С тех пор, как они постоянно голодают, им не удаётся пройти больше. Приходится часто делать привалы, потому что то и дело кто-то теряет сознание. Уже больше недели они идут по безлюдью. Только рельсы да шпалы, от которых нельзя оторваться, страшно потерять дорогу. Свернёшь в сторону — и неизвестно, хватит ли сил вернуться обратно. А железная дорога обязательно приведёт в Баку. Вот и идут, никуда не сворачивая. Иной раз набредают на дикую яблоню или грушу, на какие-то ягоды, только потому ещё и живы.

Зойка села, оглядела своих. Вспомнила, как старалась взять для них побольше вещей в краевом центре. Теперь уже истоптаны и выброшены все ботинки, потеряны все пальто и полотенца — ни у кого не было сил их нести. По очереди несли от Махачкалы самую драгоценную вещь — бутыль из-под варенья, наполненную водой. Вовик так исхудал, что на лице остались одни белесые брови и ресницы. Таня светилась насквозь. Роза и Люда, как две тени, взявшиеся за руки. Толик… О нём вообще лучше не говорить. Костя тоже очень сдал, но крепится изо всех сил. Самый надёжный помощник. Что бы она делала без него? Нина, хоть и посапывала иногда недовольно, но Зойкины распоряжения выполняла безоговорочно.

Когда кто-нибудь не выдерживал и отказывался идти дальше, Зойка больше не кричала, она, не говоря ни слова, подходила и напряжённо смотрела ему в глаза. Это действовало лучше самых убедительных слов: ребёнок вставал и снова становился в строй.

Пора подниматься. День только начался, и сегодня надо во что бы то ни стало дойти до Баку. Дойти засветло, чтобы успеть обратиться за помощью. Что сказал дежурный по станции? Мы на советской земле, в Баку обязательно помогут. Почему Зойка связывала свои надежды с этим городом, неизвестно. Может, потому, что дальше было море, его не перешагнёшь, и это кто-то должен понять. Понять и помочь им добраться до Средней Азии. Но Баку ещё так далеко! Только бы пройти эти пять километров и не упасть! Ещё один день голода никто не выдержит.

И опять зашаркали по дороге ослабевшие босые ноги. Дети шли, поддерживая друг друга и поминутно останавливаясь, чтобы кого-то поднять или чуть-чуть передохнуть. И если бы кто видел это, он упал бы на колени перед детьми в знак преклонения перед их удивительным мужеством и братством.

— Ну! Вперёд! Родные мои, золотые дети. Только не останавливайтесь, прошу вас. Баку уже близко. Надо дойти.

Зойка говорила тяжело, прерывисто, задыхаясь при каждом шаге. Дети понимающе смотрели на неё и делали ещё несколько шагов.

В город так и вошли, по шпалам. Остановились около привокзальных зданий. Проходивший мимо рабочий с удивлением оглядел детей, которые неизвестно откуда взялись, да ещё в таком количестве. Зойка обратилась к нему:

— Скажите, пожалуйста, где эвакопункт?

— А вам зачем туда?

— Детдом эвакуируется.

— Идите в порт, там эвакопункт. Обращайтесь прямо к Амирову.

«Амиров, Амиров», — повторяла Зойка, чтобы запомнить фамилию. Она не знала, кто это, но понимала, что от него зависит их судьба. Значит, надо сегодня же его найти.

День ещё не кончился, когда они пришли в порт, и солнце продолжало жечь. Зойка усадила детей под стеной дома, где было немного тени, и приказала не двигаться с места. Она осмотрела и ощупала свёе платье — сплошные дыры. Как в нём идти к Амирову? Нина Трубникова, немного помявшись, сняла с себя вязаную кофту, которая выглядела чуть получше:

— Возьмите, Зоя Дмитриевна.

Зойка благодарно кивнула Нине, накинула кофту поверх платья и, преодолевая слабость, пошла к большому белому зданию, которое осаждала огромная толпа, похожая на единый организм, исторгавший крики, просьбы, стенания. Здесь никому ничего невозможно объяснить. Но как же тогда пробраться к заветной двери? Зойка попробовала протиснуться между людьми, но её тут же вытолкнули, а одна женщина визгливо крикнула:

— Лазят здесь оборвашки всякие! А ну марш отсюда, воровка!

Зойка промолчала: у неё не было сил защищаться. Она держалась только на одной мысли: как пробраться к двери. Кажется, есть один способ. Зойка опустилась на четвереньки и стала проползать между ногами. Её пинали, старались вытолкнуть, наступали на руки, а она ползла и только иногда выкрикивала, пытаясь кого-нибудь разжалобить:

— Пропустите, там моя мама!

Когда Зойка добралась, наконец, до двери, то выглядела далеко не представительно. Но не отступать же из-за этого! Она шагнула к двери, но тут опять заминка: милиционер открывал её только для счастливчиков, у которых были пропуска. «К товарищу Амирову по коридору направо, третья дверь», — направлял он их. Быть так близко у цели и вернуться ни с чем? Нет, это невозможно, дети перемрут за ночь. И Зойка решительно обратилась к милиционеру:

— Мне надо к Амирову.

— Пропуск.

— Нет у меня пропуска. Но мне надо к Амирову!

— Всем надо к Амирову, — нетерпеливо сказал милиционер. — Иди отсюда, девочка, не мешай.

Зойка поняла, что препираться бесполезно. Ему ведь ничего не объяснишь, когда со всех сторон напирает такая толпа. Эх, была не была! Зойка юркнула под рукой милиционера и схватилась за ручку двери.

— Ты куда?! — крикнул милиционер и потянул Зойку за кофту.

Кофта с треском порвалась, но Зойка всё-таки вырвалась и шмыгнула в дверь. Боясь, что страж порядка нагонит её и вышвырнет отсюда, она побежала по коридору, насколько хватало сил, помня, что нужна третья дверь направо. И остановилась только перед табличкой: «А.Г.Амиров».

Зойка ворвалась в кабинет и сразу увидела его за столом. Вдоль стен сидело множество других мужчин, но Зойка поняла, что тот, за столом, и есть Амиров. Он удивлённо глянул на странное существо, так неожиданно ворвавшееся в его кабинет, и ещё не успел ничего сказать, как Зойка крикнула:

— Товарищ Амиров, я к вам!

— Кто тебя послал? — удивлённо спросил Амиров.

— Никто. Я сама прорвалась. У меня дети, товарищ Амиров!

— Дети? — Амиров был поражён. — А тебе самой сколько лет?