Следуя Христу - Дитрих Бонхеффер

Иисус ясно требует от Своих учеников — отличать в такие моменты видимость от действительности и проводить разделение между собой и теми, кто христианин лишь по внешности. Это избавляет их от всяческих любопытствующих исследований другого, потребует правдивости и решимости в признании нисходящего решения Господа. В каждое мгновение может случиться так, что среди нас вынырнут христиане только по видимости, что мы будем разоблачены как кажущиеся христиане. Поэтому ученики и призваны к крепкому единению с Иисусом, к истинному следованию Ему. Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. И никакая пышность ему не поможет.

Стих 21. Но через призыв Иисуса следовать Ему разделение идет много глубже. После размежевания между миром и общиной, между кажущимися христианами и настоящими христианами размежевание вторгается и в исповедующую горстку учеников. Ап. Павел говорит: Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым (1Кор 12:3). Никто не может исходя из своего разума, силы и решения вручить свою жизнь Иисусу, назвать Его своим Господом. Но здесь заметна возможность того, что кто-то называет Иисуса своим Господом, но не Святым Духом, т. е. не услышав призыва Иисуса. Это тем более непостижимо, что если кто прежде называл Иисуса своим Господом, то это никоим образом не приносило мирской прибыли; напротив, было сознание, что это ведет к высшей опасности. «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!» войдет в Царство Небесное…» Говорить «Господи! Господи!» относится к исповеданию общины. И не всякий, кто исповедует, таким образом, войдет в Царство Небесное. Разделение проходит посреди исповедующей общины. Исповедание никоим образом не дает прав на Иисуса. Никто не может призвать себя к исповеданию. То, что мы являемся членами Церкви истинного исповедания, — не есть право перед Господом. Мы принимаем блаженство не на основе этого исповедания. Если мы так полагаем, то совершаем грех Израилев, который благодать призвания превратил в свое право перед Богом. Так мы согрешаем против благодати Призывающего. Бог не будет ожидать момента, чтобы спросить, были ли мы евангельскими, но — исполняли ли волю Его. Он спросит об этом всех, в том числе и нас. Границы Церкви — это границы не привилегии, но благодатного выбора и призвания Божия. πάς ό λέγων и άλλ' ό ποιών — «говорить» и «делать» — здесь это, имея в виду и дальнейшее, толкуется как отношение между словом и делом. Более того, речь здесь была о двояко различающемся поведении человека перед Богом. ό λέγων κύριε «тот, кто говорит: «Господи! Господи!» — здесь это человек, который на основе своего поддакивания притязает на свое право. ό ποιών — «делатель» — здесь это тот, кто в деле послушания смиреннейший. Первый здесь оправдывает себя через свое исповедание; другой же, делатель, — устроенный по Божьей благодати, послушный человек. Здесь, таким образом, речь человека становится коррелятом его самооправдания, дело же — коррелятом благодати, как раз в сравнении с которой человек не может ничего другого, кроме как смиренно повиноваться и служить. Тот, кто говорит: «Господи! Господи!», призвал себя к Иисусу сам, без Святого Духа; либо же он превратил призыв Иисуса в свое личное право. Другой же, делатель воли Божией, призван, благодатен, он послушен и воспоследовал. Он понимает свой призыв не как право, но как суд и обретение благодати, как волю Бога, единственно Которому он хочет повиноваться. Благодать Иисуса требует делателя, дело становится истинным смирением, истинной верой, истинным признанием благодати Призывающего.

Стих 22. Исповедующий и делающий отделяются друг от друга. И теперь разделение проводится до конца. Теперь здесь говорят только те, кто устоял до сих пор. Они принадлежат к делающим, только вместо исповедания призывают себя именно на это — их — дело. Они творили чудеса именем Иисуса. Они знают, что исповедание не оправдывает, поэтому пошли туда и стали велики между людьми чудесами, сотворенными именем Иисуса. И теперь предстают перед Иисусом, указывая на свои свершения.

Иисус открывает тут Своим ученикам возможность демонической веры, которая призывает себя к себе же, которая производит чудесные деяния, до неузнаваемости напоминая деяния истинных учеников Иисуса, дело любви, чудо, может быть, самоосвящение, — и, тем не менее, отрицает Иисуса и путь следования Ему. Это не что иное, как то, о чем Павел говорит в главе 13-й 1-го Послания к коринфянам — о той возможности проповедовать, пророчествовать, иметь всякое познание и даже всю веру, так что можно и горы передвигать, — но без любви, т. е. без Христа, без Духа Святого. Да больше того: Павлу приходится явственно подчеркнуть, что сами деяния христианской любви, от раздачи имения до мученичества, могут быть совершены без любви, без Христа, без Духа Святого. Без любви — т. е. именно что в этом деянии не осуществляется дело следования, это дело, чьим Делателем в конце концов является не кто иной, как Призывающий, Иисус Христос. Это глубочайшая, непостижимейшая возможность сатанинского в общине, последнее разделение, которое произойдет лишь в день Страшного суда. Но оно будет окончательным. Последователи, однако, должны спросить, где же все-таки последнее мерило этому, кто будет принят Иисусом и кто — нет. Кто пребудет и кто не пребудет? Ответ Иисуса этим отверженным исчерпывающ: «Я никогда не знал вас». Итак, вот она, эта тайна, сохраняющаяся от начала до конца Нагорной проповеди. Вот единственный вопрос — знал нас Иисус или нет. Чего мы должны держаться, если слышим, как слово Иисуса производит до дня Страшного Суда разделение между общиной и миром и затем в общине, если нам ничего больше не остается: ни нашего исповедания, ни нашего послушания? Тогда остается только Его слово: Я знал тебя. Его вечное слово, Его вечный призыв. Здесь конец Нагорной проповеди смыкается с ее первыми словами. Его слово на Страшном Суде — оно настигает нас в Его призыве следовать Ему, Но единственно Его слово, Его призыв сохраняются с начала до конца. Кто, следуя Христу, не держится ни за что, а только цепляется за это слово, кто отказывается от всего другого, того это слово пронесет до Страшного Суда. Его Слово — это Его благодать.

Вывод

«Итак всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое. И когда Иисус окончил слова сии, народ дивился учению Его, ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи».

(Матф.7:24–29)

Мы услышали Нагорную проповедь, мы, может быть, поняли ее. Но кто ее услышал правильно? На этот вопрос Иисус отвечает в конце. Иисус отпускает Своих слушателей не просто так, чтобы они делали из Его слов то, что им понравится, чтобы отыскивали то, что им покажется ценным для жизни, чтобы они проверяли, как это учение относится к «действительности». Иисус не отдает Свое слово на усмотрение слушателей, чтобы они могли злоупотребить им своими нечистыми руками, но дает его так, чтобы оно получило власть над ними. По-человечески посмотреть, так имеется бездна возможностей понимания и истолкования Нагорной проповеди. Иисус знает только одну возможность: просто идти и повиноваться. Не толковать и применять, но делать и повиноваться. Единственно так слышится слово Иисуса. Но опять-таки следует не говорить о деле как об идеальной возможности, а действительно начинать с дела.

Это слово, которое я отношу к себе, это слово, которое исходит из «Я знал тебя», которое немедленно ставит меня в дело, в послушание, — есть камень, на котором я могу построить дом. Этому слову Иисуса из вечности соответствует только простое дело. Иисус сказал; Его слово — наше послушание. Только в деле слово Иисуса получает среди нас свою славу, свою силу и власть. Теперь над домом может пройти и буря — единение с Иисусом, сотворенное Его словом, ей разорвать не под силу.

Рядом с делом есть еще неделание. Но так не бывало, чтобы была воля к делу и, тем не менее, дела, не было бы. Кто обращается со словом Иисуса как-то иначе, чем через дело, тот лишает Иисуса правоты, говоря «нет» Нагорной проповеди, не исполняя Его слова. Вопросы, теоретизирование и толкование есть неделание. Тут вновь возникают богатый юноша, законник из Евангелия от Луки, гл.10. И пусть я еще очень уверяю в моей вере, в моем основополагающем признании этого слова, Иисус называет это неделанием. Слово же, которое я не хочу исполнять, для меня не камень, на котором я могу построить дом. Здесь нет единства с Иисусом. Он никогда не знал меня. Потому, если сейчас случится буря, то это слово будет мной быстро потеряно, тогда я узнаю, что на самом деле никогда не верил. У меня всегда было не слово Христово, но слово, которое я отнял и сделал своим — именно потому, что я об этом размышлял, но не исполнял. Тогда у моего дома, не покоящегося на слове Христа, будет падение великое.