Таня Гроттер и Локон Афродиты - Дмитрий Емец

Когда Таня вышла из бочки, оба дракона были уже на песке. Ничего не понимающий, ревущий от боли Кенг-Кинг – снизу, а вцепившийся ему в шею Тефтелет – сверху.

Вокруг драконов, рискуя попасть под пламя, прыгали ангарные джинны и тренер Шмыглинг.

– Сделайль же что-нибудь! – визжал он. – Что вы тут носитесь, как полосатый ос? Он же его растерзайль в мелкую клочь!

– Так ведь эта… драконы жа, не ящерицы! Разве ж их за хвосты растащишь? Вот сейчас один другого прикончит, так и сам чудесненько отпустит! Мертвечинку-то они не уважают! – резонно отвечали ему джинны.

Айзек Шмыглинг схватился за голову. У него на глазах бронированная трехтонная туша целеустремленно убивала его дракона, а он ничего не мог сделать, кроме как колотить ее палкой по чешуе. Что скажет декан? Остаться без дракона перед решающим матчем!

Глаза Кенг-Кинга начинали уже гаснуть, когда кто-то негромко кашлянул у Шмыглинга за спиной. Тренер невидимок с раздражением обернулся. В паре метров от него стоял Соловей О. Разбойник. Маленький, одноглазый, подволакивающий ногу.

– Пакта серванда сунт ! – произнес он негромко.

И эти тихие слова сотворили чудо. Тефтелет

неохотно разжал пасть и поднял голову. Зубы и морда у него были в крови.

– Что вы ему сказаль? – изумленно воскликнул Айзек.

– Передал привет от всех болванов мира. И от вас лично.

– ЧТО??? – взвыл Шмыглинг.

– Свои возражения выскажете потом. Пока займитесь вашим драконом! Ему нужна помощь! – сказал Соловей.

Тренер невидимок метнулся к Кенг-Кингу. Из шеи у него был вырван большой кусок мяса. Артерии, похоже, не были затронуты, но все равно, стоило Кенг-Кингу попытаться повернуть голову, из раны начинала хлестать кровь. Но и это еще не все. При падении Кенг-Кинг сломал крыло. Вокруг покалеченного дракона суетливо бегали ангарные джинны.

Другие джинны поспешно заманивали в ангар Тефтелета.

Соловей подошел к Кенг-Кингу, потрогал ноздри, посмотрел на рану и цокнул языком.

– Жить будет. Летать тоже будет. Со временем. От забора до кормушки, – сказал он со знанием дела.

– Как ви можиль говориль такое? Послезавтра матч! Он должиль драться! Должиль быть нашими воротами!

– Боюсь, он уже ничего никому не должен! – спокойно отвечал Соловей.

Он повернулся и, прихрамывая, пошел с поля. Шмыглинг догнал его и схватил за руку.

– Но почемуль? Почемуль? Ненавижу этот проклятый Тефтелет! Кто-то его сглазиль, прокляль! Это все подлий зависть! Я ненавидеть фсех! Фсех!

Тренер невидимок бессильно погрозил кулаком ангару, в который заталкивали дракона бабаев.

– Клянусь стрелой, которая когда-то сделала меня кривым, это не зависть, а ваша глупость, – сказал Соловей.

– Мой глупость! Докажиль это! Не просто болталь, а докажиль! – вскипел Айзек.

– Какой сегодня лунный день? – спросил Соловей.

– А я откуда зналь, какой? Чего вы ко мне присталь со своей Луной?

– Вынужден вас разочаровать. Личной Луны у меня нет. Сегодня семнадцатый день Луны. В этот день драконов, если они родом из Индии или с Ближнего Востока, никогда не выставляют на матч. Тренер высшей лиги должен это помнить, если он на своем месте.

Шмыглинг застыл как статуя.

– А-а-а! Проклятье! Я забыль! Почему вы мне раньше не сказаль?

– Советы дают тем, кто в них нуждается и кто готов их выслушивать, не унижая достоинства советчика, – холодно ответил Соловей, снова собираясь уйти.

Однако Айзек Шмыглинг вцепился в него как клещ.

– Дракон… Мы в тупик! Нам нужиль новый дракон для невидимка! Ви будете продаль нам свой Гоярын?..

Глубокий шрам на лице Соловья дрогнул.

– Вы больны? А Буян вам в придачу не дать? – поинтересовался он.

– Ви не хотите, ньет? Мы класть много зеленый мозоль на ваш расчасанный счет! Вам же лично мы давать премия! Много водка, много любофф?.. Тоже нет? О, как ви сурофф! Тогда ви одолжиль его нам на один игра? Всего на один игра! За такой короткий фремя мы не сможем купиль приличный подготовленный дракон!

Соловей разглядывал Шмыглинга с живым интересом биолога, по пальцу которого ползет волосатая гусеница.

– На колени! – сказал он, прерывая его болтовню.

Айзек изумленно заморгал:

– Я вас не понималь. Я должен сесть к вам на колени?

– Вы должны встать на колени! Здесь, на песочке!..

Шмыглинг, поняв, вспыхнул:

– Вы не имеете райтс, старый дурак!..

– Я вообще не имею в Магфорде никаких прав! Но мне пора! Я вижу, дальнейший разговор не имеет смысла.

Шмыглинг быстро покосился направо, налево, проверяя, слышит ли их команда. Команда сгрудилась вокруг и, разумеется, все слышала. Красный, распаренный Шмыглинг выглядел таким раздраженным, что казалось – воздух нагревался, соприкасаясь с ним.

– Всем отвернуться, глюпый болван! Не смотрель сюда! – пискнул Айзек, грузно падая на колени. – Я признавать свой некомпетентность и просить ваш дракон! Теперь ви удовлетворен в ваш моралити? – сказал он с мольбой.

– Более-менее. В общих чертах, –

выдержав паузу, спокойно произнес Соловей.

Шмыглинг встал и брезгливо отряхнул брюки. Видно было, что он считает сделку удачно завершенной.

– Еще мне нужны будиль ваш защитник! Я бы попросиль у вас мадемуазель Лоткофф. Гоярын можиль не подпустиль к себе моих защитник! Он будиль не понять, кто есть enemy, а кто friend, – деловито сказал он.

Соловей покачал головой и потрепал Шмыглинга по толстой щечке.

– Не расслабляйся, Айзек. За Лоткову тебе придется прыгать зайчиком!.. Готов? Начинай! – ласково сказал Соловей.

Вскоре стадион как-то внезапно опустел. Игроки и зрители переместились к драконьим ангарам. Кто-то помчался смотреть Гоярына, который из нежеланного гостя Магфорда стал теперь его единственной надеждой. Другие упивались унижением грозного Айзека, которого бывший разбойник залпом заставил выпить ту чашу унижений, из которой прежде по каплям приходилось пить самому Соловью.

Заморосил дождик, не столько сильный, сколько противный. Таня, оставленная наедине с тяжелым контрабасом, ладонью задумчиво стирала с него влагу. Ягун куда-то слинял. Таня подозревала, что его исчезновение связано с Лотковой, мелькнувшей в одном из гостевых ярусов.

Однако самой тащить контрабас ей не пришлось. Рядом, взявшись неизвестно откуда, прорисовался Гурий Пуппер. Почти сразу же поодаль демоническим сусликом замаячил Глеб Бейбарсов.

Стоило Пупперу протянуть руку к контрабасу, как Бейбарсов внезапно заинтересовался своей тросточкой. Приподнял ее, покрутил, и Пуппер вдруг осел на песочек, держась руками за живот. На лице у него застыло недоумение. Он не понимал, откуда пришла внезапно скрутившая его боль.

Таня присела рядом:

– Что с тобой?

– Сверлит что-то! – сдавленным голосом произнес Пуппер, пытаясь улыбнуться.

– Ты можешь встать?

– Не знаю. Сейчас попробую.

Рядом предостерегающе зацокали языком. Это, разумеется, был сочувствующий владелец тросточки.

– Ах как неаккуратно есть на завтрак много жирной пищи! Всегда могут приключиться колики! Лежите, юноша! Я уверен, через пару минут вам полегчает… А девушке я помогу. С детства любил носить музыкальные инструменты.

Бейбарсов взялся было рукой за гриф, но страдающий от колик Пуппер, подбежав на четвереньках, ухватился за струны. Струны жалобно застонали. Таня поняла, что еще немного – и вместо одного старинного контрабаса у нее будут целых два, но не подлежащих восстановлению.

– Отпусти! Окочуришься же! – без особого сожаления предупредил Бейбарсов.

Но Пуппер был упрям.

– Ньет! Татьяна, я не понималь, что со мной. Пусть я умираль, но я оказать тебе хелп! Пусть на моей могиле написать: «Пуппер умер, но тащиль ее контрабас!» – сказал он с мукой в голосе.

Бейбарсов пожал плечами и, буркнув: «Это была не моя идея!», вновь уставился на трость. По телу Гурия пробежала дрожь, и он застыл, уткнувшись лбом в песок.

Таня огляделась. Ей казалось, она бредит. Все было как в дурацком кино. Пустое поле, моросящий дождь, двое, застывшие в шаге друг от друга, не то любя, не то ненавидя, и третий, лежащий на песке.

– Ты убил его? – спросила она неожиданно спокойным голосом.

Глеб покачал головой.

– Нет. Он в обычном обмороке. Но если я поверну трость вот так, то… – начал Бейбарсов. В его глазах появилось нечто маниакальное. Рука стала поворачивать трость.

Зеленая искра обожгла ему кисть, заставив выронить трость. Таня подула на кольцо.

– Не трогай Пуппера! Уходи! – сказала Таня Бейбарсову.

С минуту Глеб смотрел на нее так пристально, что Таня ощущала давление его взгляда. Взгляд был страстный, бархатный, манящий, однако разумом Таня понимала, что глуп тот мотылек, который летит на огонь.

«Если я позволю ему один раз принять за меня решение – это будет продолжаться всю жизнь. Тот, кто потерял корону однажды, едва ли вернет ее вновь», – подумала она.