Ненавижу тебя (СИ) - Шварц Анна

— Ещё раз приблизишься к ней — я тебя закопаю, — слышу я тихий голос Элиаса, от которого у меня бегут мурашки. Девица хлопает ресницами, схватившись за щеку, на которой вспыхивает яркий, розовый отпечаток.

О-фи-геть. Он ей врезал!

— Ты меня ударил… — лепечет она пораженно.

— Я тебя убью в следующий раз, Дарья, — сообщает он, а девица пятится, пошатываясь на каблуках. Я в шоке пялюсь её маневры, а Элиас разворачивается ко мне и рывком поднимает с земли.

— Сядь в машину, Настя.

— Мне надо… я…

— Сядь!

Я вздрагиваю и послушно иду к знакомому Мерседесу. Открываю дверь и заползаю вперёд, а потом только понимаю, что я вся в краске. На бежевой ручке остаются белые отпечатки.

Элиас что-то произносит напоследок девице. Спустя мгновение открывается дверь машины, в салон врывается такой знакомый запах одеколон вместе со свежим ветром и за ним появляется сам Элиас.

— Дрянь, — роняет он, и выруливает с парковки.

— Элиас, — медленно произношу я, глядя, как мелькает за окном отель, а потом друг детства поворачивает в абсолютно другую сторону от моей работы, — куда ты едешь? Высади меня на остановке. Я вся в краске. Мне надо домой. Отмыться.

— Мы едем ко мне домой, Настя, и это не обсуждается, — произносит холодно он, и поворачивает ручку громкости на радио. Какая-то дурацкая музыка весело играет в салоне, а я молча смотрю за окно.

Наверное, я не могу с ним даже спорить из-за шока.

Эпизод 39. Настя

— Выползай, — слышу я голос Элиаса спустя полчаса поездки, и с усилием захлопываю отвисшую челюсть при виде его домика. Хорошо живёт, зараза. У меня в памяти хранятся только кадры квартиры его родителей. Не сильно большой, но уютной и аккуратной.

И я никогда не могла подумать, что этот толстяк однажды будет жить среди богатеньких мажоров, которые даже куски страной земли продают по цене девушки на окраине Москвы. Мой детский мозг упорно представлял Элиаса в старой однушке с бабушкиным ремонтом и кучей книг на полке.

— Не хочешь объяснить мне ничего, прежде чем я зайду к тебе в дом? — интересуюсь медленно я, поворачиваясь к мужчине.

— Тебе нужны какие-то объяснения? — приподнимает он брови, — по-моему, все и так предельно ясно. Я могу только принести извинения, чем сейчас и занимаюсь.

— Пока мне предельно ясно только то, что твоя… мм, — усмехаюсь я, — будущая жена — полная неадекватка и истеричка.

— Она бывшая девушка, которая стремится стать снова нынешней, Настя. Твой бывший муж тоже не милый хомячок, так, к слову. И ещё он сказал, что ты, оказывается, алкоголичка.

Я прикусываю язык, закатываю в ответ глаза, хотя из-за застывшей на лице краски это немного сложно сделать и выхожу из машины. Брр. Такое чувство, будто я уснула, намазав глину на лицо. Ещё и воняет.

Закрываю дверь, мысленно отметив отпечатки на ручке, и меня передергивает. Черт, машина стоит не полмиллиона. Я до конца жизни с Элиасом за её покраску не расплачусь.

— Извини… — произношу я, поймав взгляд Элиаса, который обходит машину и задумчиво рассматривает белую краску на двери, — это можно исправить или оттереть? Или только перекрашивать? Я оплачу…

— Никольская… — усмехается Элиас, — иди в дом, ок? Просто смой краску с себя.

— Мылом?

— Растворителем.

Боже мой. Мало я воняю химией, буду вонять ещё больше!

— Я могла это сделать и в твоём отеле, Элиас. Зачем ты меня сюда привёз? — интересуюсь иронично я.

— Я не уверен, что там есть растворитель, а у меня он точно имеется. Двигай ножками, Настя, — он подталкивает меня, положив ладонь между лопаток и мне остаётся только покориться.

— Надеюсь, я не встречу твоих очередных пассий, которые не вовремя решат заявиться домой?

— Надеюсь, я не встречу больше в своём отеле твоих очередных бывших, у которых необходимо отжать ребёнка? — в тон мне интересуется Элиас, — Анастасия, тут живу только я. Очередных, блин? Я кто по-твоему?

«Кобель» — мысленно констатирую я. Вслух не произношу. Мало ли.. Может, и не кобель, но верить на слово я людям перестала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Куда ты дела Соню? — невзначай произносит Элиас, когда мы заходим в дом и я разуваюсь, стараясь не озираться, как идиотка. Блин, Настя, в руках себя держи! Ничего особенного. Такие дома ты часто видела… на картинках.

— С чего такой интерес? — я туплю в пол, пока Элиас открывает дверь в маленькое помещение и с шумом роется там.

— У тебя в роду не было евреев?

— Поболтай мне тут, — тихо произношу я, и вздрагиваю, потому что друг детства внезапно будто телепортируется передо мной. Стоит с вонючей бутылкой в руках, а в глазах прыгают весёлые искры.

— Настя, будешь огрызаться слишком много — я тебя искупаю в растворителе. Давай раздевайся.

Моя бровь медленно и удивлённо ползёт вверх. Элиас едва заметно вздыхает.

— Шмотки испачканные снимай и выкидывай. Их все равно не спасти.

Э… я молчу, глядя на него и раздумывая, как бы отказаться от такого предложения. Шмотки эти у меня одни из немногих приличных. Выкинуть их жалко.

— Может, тоже растворителем? — медленно предлагаю я.

— Ты серьёзно? Останутся пятна. Это что, твои единственные вещи?

— Ты трындец тактичный, Элиас, — злюсь я, выхватывая у него бутылку с растворителем, а он смотрит на меня внимательнее, чем обычно, будто пытаясь прочитать мысли. Просто сверлит взглядом, — ванна у тебя где?

Какого-то дьявола молчание Элиаса затягивается, да и взгляд он не отводит. У меня чувство, будто он сейчас одним им прожжет мне всю краску на лице. Я в ответ развожу руками в жесте «и? Что?», а мужчина, наконец, отмирает.

— За мной иди. Я покажу.

И он снимает с себя куртку, оставшись в одной футболке. Кидает её небрежно на вешалку и, развернулись, уходит.

Неожиданно, но пока я украдкой рассматриваю дом, то не вижу ни одной вещи, которая могла бы убедить меня в том, что тут жила… или живёт женщина. Ни милых безделушек на полках, ни туфель в гардеробе, ни цветочков на окне. Быстро скольжу взглядом по рабочей поверхности на кухне — ни симпатичных розовеньких прихваток и милых кружек, ничего. Ни единой разбросанной вещи, ни творческого беспорядка. Уюта ноль. Будто этот мужик просто ткнул пальцем в дизайн-проект и сказал «сделайте так», и с того момента здесь не появлялся.

Боже, но я ведь не особо уж и хорошо знаю, какой Элиас в быту. В учёбе он был слишком усердным. А может, у него ОКР какое-нибудь? Вечно идеальный порядок, полотенчики по одной линии, и истерики, если ручки чашек не в одну сторону смотрят… должна же быть причина, почему он до сих пор холост?

— Настя, не тормози, — Элиас запихивает меня в большую ванную комнату и я осторожно пытаюсь осмотреться, но мне не дают. Он пихает меня к зеркалу, берет с полки белое полотенце, ставит на раковину бутылку, откручивает крышку…

— Я, может, сама? — интересуюсь я, наблюдая за тем, как он щедро полощет полотенце в растворителе. Как-то мне страшно. Не готова я была к такому химическом пилингу лица сегодня.

— У тебя есть в лексиконе слова, кроме «я сама», «я заплачу», «я отдам»? — голос Элиаса звучит донельзя иронично, а потом тёплые пальцы аккуратно поднимают моё лицо за подбородок. И вот мы снова смотрим друг другу в глаза, — так где Соня? Я просил риэлтора перезвонить мне и сказать, что вы удачно переехали. Но мой телефон молчит.

Он легко прислоняет край полотенца и ведёт по моей щеке вниз, стирая краску.

— Какого хрена, Настя? — хмыкает он, задавая внезапный вопрос, а я осторожно дёргаю плечом.

— Знаешь, это как-то слишком, Элиас. Соня уехала с моей мамой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Считаешь, что твой бывший муж ещё раз не попытается её выкрасть? Сомневаюсь, что во второй раз он поедет в мой отель.

— Помолчи и не нервируй меня, — легко огрызаюсь я, пока бывший друг слой за слоем снимает с моего лица застывшую краску, и кожа будто вновь дышит. Но приятнее всего странная забота, с которой Элиас все это проделывает, отчего я чувствую смятение, — Соня сейчас не гуляет. Вряд ли этот черт ещё раз сунется…