Ненавижу тебя (СИ) - Шварц Анна

Настя что-то бормочет смущенно в ответ, а потом дверь в ванну со стуком закрывается.

Эпизод 41. Настя

Сказать, что я ошалела — ничего не сказать. Когда я открываю дверь и в ванну врывается Ксюша, потрясывая огромными шуршащими пакетами, мне приходится молча отодвинуться, пропуская ее внутрь и придерживая полотенце на груди.

Так вот откуда Элиас решил взять вещи. Сестру попросил. Боже, ну не могу до сих пор поверить! Это та самая миленькая девчонка с огромными серыми глазищами? Красоткой стала.

— Так, — Ксюша швыряет пакеты на пол и принимается в них рыться, безостановочно болтая, — тебе повезло, что Элиас предупредил меня, что шмоточки не для Даши. А то бы ты сейчас вместо этого бежевого шелкового топа носила бы полный кошмар. Терпеть не могу эту меркантильную тупицу.

— Почему? — вырывается у меня вопрос.

— Потому что она тупица, врунишка и истеричка. Я помню, как она поливала грязью одну мою знакомую, — Ксюша громко фыркает, — девчонка приехала из Костромы, и уже через пять лет начала нормально зарабатывать, открыла свой салон красоты. Даже квартиру в ипотеку взяла. А эта стерва ее лимитой обзывала и всем рассказывала, каким местом та на салон красоты заработала. На, надевай.

Девушка отдает мне бежевую блузку, которая едва не выскальзывает у меня из рук. Я бросаю взгляд на пакеты. ЦУМ, блин! Ешкин кот. Пытаюсь нащупать сквозь ткань ценник, но, видимо, Ксюша его заранее сняла. Теперь я не узнаю, сколько своих месячных зарплат на себе ношу.

— Ну, Элиас-то с ней встречался… — я пожимаю плечами, поддерживая разговор о бывшей пассии Эли. Приспускаю полотенце, отвернувшись, и надеваю на себя блузку.

— Ха! С Элиасом она вела себя, как ангел. Если б я ей презентовала те страшные шмотки, которые собиралась купить, она бы хвалила мой вкус и рассыпалась в благодарностях, миленько краснея. А за спиной рассказала бы своим гадюкам-подружкам, какая я тварь. На вот тебе, колготки и брюки.

Я молча одеваюсь, слушая, как Ксения ругает эту психически ненормальную Дашу. Да уж, ангел во плоти, обливший незнакомого человека краской. Подозреваю, что Элиас больше повелся на красивую внешность Дарьи, потому что я не могу представить, как полная стерва может притворяться долго и успешно лапочкой.

— Ты миленькая, — довольно простодушно сообщает мне сестра Элиаса, рассматривая меня, когда я влезаю в полусапожки на каблуках, которые раньше мне казались страшными… до тех пор, пока я их не надела. Странно, но на ноге они смотрятся отпадно.

— Спасибо, Ксюш.

Я снимаю сапоги, потому что Ксюша, в отличие от меня, стоит в носочках. И ловлю ее внимательный взгляд.

— Что? — я на автомате приглаживаю волосы, немного влажные после душа, а она хихикает.

— Ты мне нравишься больше, чем все пассии моего младшего брата. По крайней мере ты не выпендрежница. Пойдем! — она хватает меня за руку, забирает сапоги и тащит из ванны. Похоже, ей абсолютно плевать, что у нас достаточно ощутимая разница в возрасте, и сейчас она ведет себя, как моя подружка, — сейчас мы заставим Эли пустить на тебя слюни.

Эпизод 42. Настя

Ксюша бескомпромиссно ведет прямиком на кухню. Блузка из шелка странно холодит кожу, пока я пытаюсь поспеть за сестрой Элиаса.

Мы переступаем порог кухни, и первое, что я вижу — Элиас, который подпирает задницей стол и пьет задумчиво кофе. Он поднимает на нас взгляд, и я вижу, как у него резко расширяются зрачки, заполняя почти всю радужку. Тёмная бровь медленно приподнимается.

— Черт, Ксения, — произносит задумчиво он, ощупывая меня взглядом, — у тебя, все-таки, есть вкус.

— Идиот, — ласково отвечает Ксюша, — это была плохая похвала. Дай сюда, — она подходит к брату, отбирает у него чашку с кофе и поднимает палец вверх, будто собирается толкнуть торжественную речь, — слушай и запоминай: это не у меня есть вкус, а Анастасия просто отпад. На манекене эти шмотки смотрелись так себе. Есть что пожрать или опять у тебя в холодильнике мышь сдохла?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Элиас закатывает глаза, пока Ксюша открывает его холодильник и принимается в нем с шорохом рыться. Я складываю руки на груди, лишь бы куда-то их деть и не теребить глупо поясок брюк.

— Ты будешь кофе? — интересуется у меня Элиас, возвращаясь к сканированию меня взглядом.

— Было бы неплохо. Только потом мне нужно на работу, Эли. Опоздать я ещё могу, но прогулять точно нет.

— Ты ещё и работаешь, — отзывается Ксюша, что-то с хрустом поедая. К сожалению, я вижу только её зад, потому что верхняя часть торчит в открытом холодильнике, — смотрите-ка, я впервые вижу рядом с моим братом человека, а не домашнего хомячка, по недоразумению называющего себя человеческой женщиной.

— Ты замолчишь хоть на секунду? — интересуется у Ксюши Элиас, пока я тихо давлюсь от смеха, — забирай еду и проваливай, пожалуйста.

— Ты такой вежливый, — Ксения выныривает из холодильника с пачкой чипсов, — «вали, пожалуйста». И такой странный. Кто чипсы в холодильнике хранит-то?

Элиас дарит ей холодный стальной взгляд.

— Ксюша, попробуй мне ещё раз позвони с просьбой помочь тебе.

— Поняла-а, — нараспев произносит девушка, закрывая дверцу, — я уже ухожу, пряничек.

Она, взмахнув хвостом из волос, разворачивается и идёт к выходу из кухни, помахав брату на прощание ручкой. Поравнявшись со мной, она останавливается и наклоняется, заговорщически прошептав:

— Пряничек — потому что он был толстым. Ну, ты, наверное, помнишь. Зато сейчас — уууух! Потрогай его пресс, как будет время. Каждый раз не могу сдержаться!

И, хихикнув, она быстро убегает с кухни. Элиас иронично смотрит ей вслед, пока я тихонько откашливаюсь в кулачок.

— Интересно, как из такого милого ребёнка выросло такое, — задумчиво произносит мужчина и ставит передо мной кофе, усаживаясь напротив.

— Спасибо.

— Не за что, Настя.

Кофе в меня почему-то не лезет. Я с усилием делаю глоток и кручу на столе кружку, ухватив её за ручку. Потрогай его пресс, говорит… как избавиться теперь от этого навязчивого желания? То, что Элиас с собой сделал, я уже видела. Что-то мне подсказывает, что хорош он не только на вид, но и на ощупь.

Я поднимаю взгляд на него и замираю. Элиас тоже смотрит на меня, и его губы медленно изгибаются в ухмылке.

— Ты покраснела, Никольская, — констатирует он, — что тебе сказала эта долбанутая женщина?

— Тайну твоего прозвища.

— Поэтому ты так смутилась?

— Отстань, Эли, — фыркаю я, — дай выпить кофе.

Он хмыкает, но замолкает, и мне приходится делать вид, что я наслаждаюсь вкусом напитка. На самом деле я просто глотаю его, пытаясь поскорее расправиться. Черт, он крепкий. Даже слишком для меня. Я обычно пью растворимый, одну ложку на большую чашку, разбавляя щедро молоком. Этот же по вкусу как какой-то очень хороший и натуральный кофе, который падая мне в желудок, заставляет сердце в груди трепыхаться, будто у меня начинается тахикардия.

Впрочем, может, так оно и есть на самом деле.

— Спасибо, Эли, — быстро произношу я, отодвигая чашку, потому что при мыслях о мышцах пресса этого мужчины, сердечная мышца как-то совсем уж беспокойно дёргается, — и за кофе тоже. Честное слово, мне надо на работу, поэтому, не воспринимай это, как невежливость…

Я поднимаюсь из-за стола, и в груди что-то сжимается, перехватывая дыхание, а мир неожиданно резко прокручивается перед моими глазами. Я пошатнувшись, хвастаюсь за столик. Рука проскальзывает вниз, и…

— Настя, ёлки, — Элиас успевает меня подхватить, прежде чем моя челюсть встретилась бы с краем стола, — Ты нормально?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Кофе крепкий, — сипло вдыхаю я, пытаясь мысленно уговорить сердечко не убегать из груди, — кажется, мне нехорошо.

— Предупредить нельзя было? — интересуется он, подхватывая меня на руки и выпрямляясь. Так легко, будто я ничерта и не вешу, — голова кружится?