Хомотрофы - Александр Соловьёв

– Вы сказали, что не снимаете с себя ответственности за смерть Андриана. Но из всего сказанного я понял, что чувства вины за содеянное не испытываете.

– Разумеется, нет. Я ведь только что вам разъяснил целесообразность наших действий. Мы работали по привычной схеме, выполняли задание, поступившее сверху, то есть, от Повара. Теоретически мы могли бы действовать в этом случае неадекватно, иначе говоря, не выполнить задания вообще. Но спонтанного отказа подчиниться не произошло. Анализ показал, что вероятность возникновения отказа составляла восемьдесят два и пять десятых процента. Почему же не сработало? Все просто: включились подсознательные механизмы. Мы уничтожили вашего потенциального друга, жертвуя им во имя общего дела. Лично я усматриваю здесь вот что: мы, менги, всегда стремились к гуманизации. Это была своего рода ревность, одно из человеческих чувств, синдром Каина. Мы убили человека, который мог бы в будущем встать между нами. Мы не хотели, чтобы кто-то мешал нашей дружбе.

– Думаете, я поверю в этот бред? В наши совместные планы дружба вообще не входила.

– Можно ли дружбу планировать? Разве это не естественная потребность тех, кто хочет учиться морали?

– Это ложь. Вы никогда не станете людьми. В человеческом обществе хватает таких, которые используют так называемую мораль исключительно в целях собственного оправдания. В лучшем случае вы будете похожими на них. До той поры, пока вы не испытаете чувства вины – глубокой, пронизывающей и мучительной, – вы не сможете стать настоящими людьми.

Лицо Ильи на мгновение стало звериным, но укротил его.

– Разве не из этого самого чувства вины выросли навязчивые страхи и обессивные состояния – все, что является основой существования хозяев? Не забывайте, я ведь врач и тоже неплохо знаю людей.

– Знать человека и быть им – не одно и то же.

– К сожалению, это так.

На протяжении разговора Миша и Войчишек стояли на почтительном расстоянии.

Мы находились на открытой местности. Солнце палило нещадно. Илья то и дело обтирал лысину платком и от него исходил отталкивающий запах.

– Ближе к делу, – сказал я.

– Вы не сможете все время убегать от собственной совести, – проговорил Илья тихо. – Мы хотим предложить вам вернуться к тому, на чем остановились три с половиной недели назад. Сознаюсь: план, предложенный вами, мы до конца не поняли. Но, возможно, в целом он эффективен. Наши социологи подсчитали…

– Давайте оставим ваших социологов в покое. Они все равно не смогут уразуметь сути, даже если вы вооружите их самыми современными знаниями в области социологии. Это игра в карты. Она построена на интуиции и везении. Мне в этой игре не очень-то везло, и я вовремя из нее вышел.

– Но вы сможете вернуться обратно. Вы вновь станете ведущим игроком. Мы опять распределим роли, осуществим придуманную вами методику и вступим в игру. Я клянусь вам, что менги будут действовать быстро и слаженно, постараются понимать вас с полуслова.

– Ваше мышление не интуитивно, Илья. Потому оно замедленно. В противном случае существа, обладающие огромной физической силой и большим жизненным опытом, не позволили бы так просто себя закабалить. Пугать маленьких детей, строить этические теоремы и пожирать человечину – это все, на что вы способны. Это был камень в его огород. Глаза Ильи блеснули желтым огнем.

Миша с Войчишеком угрожающе шагнули в мою сторону. Но Илья жестом их остановил.

– Сергей Петрович. Это не игра на интерес. Мы предлагаем вам деньги. Подумайте. Речь идет о большой сумме.

– Насколько большой?

– На нашем совещании было принято решение использовать часть средств из основного и резервного фонда. Это пятьсот тысяч долларов.

– Пятьсот тысяч и ваш уход из города, – не долго думая, сказал я.

– Мы согласны, – Илья протянул мне руку. – После того, как будет уничтожена Грань, вряд ли в этом городе останется хотя бы одно разумное существо – будь то человек, будь то менг.

Я не ответил рукопожатием.

– Вечером у вас дома, – сухо сказал я. – Вероятно, со мной будут еще люди. Вам потребуется собрать десять самых сильных и надежных чел… ваших бойцов.

Я вернулся к приятелям, сел на скамейку и закрыл лицо руками. Рыданья сдавили горло…

20

Я постучал в ворота. Со времени моего последнего посещения их выкрасили в густой черный цвет.

Со мной были Жора, Николай и Василий.

Жора уже общался с менгами. Николай и Вася, которые поначалу выразили активное желание следовать за мной, теперь явно занервничали.

Николай вопреки привычной для него манере притих и был бледен. Вася же напротив стал оживленнее обычного. Он так и сыпал плоскими шутками в адрес предстоящей встречи.

– Жизнь – это тьфу! – говорил он. – Сегодня ты поэт, завтра – кусок сырого мяса.

Я был в ответе за обман, на который вынужден был пойти, чтобы не потерять вероятных сподвижников. Мне пришлось сказать этим людям, ближайшим друзьям Андриана, что их приятель просто ушел из города. Он сделал это осознанно, даже не приняв наркотической настойки. Выбрал верную смерть. Жалкому рабству предпочел самоубийство.

Андриан стал для них личностью, не пожелавшей смириться с участью раба. Подобно Андрею, выбросившемуся из окна, он был отнесен к списку героев-бунтовщиков. И все же меня мучили угрызения совести. Пройдет время, мы добьемся своего, и я обязательно расскажу им правду.

Ворота открыл мальчишка, сын Ильи.

– Проходите, – ненатурально грубым голосом сказал он.

Мы вошли во двор, обошли ржавую «Ниву». Навстречу нам, расставив руки, словно для объятий, и радостно улыбаясь, вышел главный менг.

Я подумал, что эта встреча и предстоящая сделка оправдывается лишь тем, что в городе нет другой такой мощной оппозиционной силы, как клан людоедов Морховицей. Каким бы вопиюще противоречивым не был союз людей и менгов, мы все-таки вынуждены сплотиться. И еще я подумал, что мышлением стал похож на политика или какого-нибудь хитрого корпоративного интригана-крысу, не брезгующего ничем для достижения своих целей.

Я не подал руки, как и в прошлый раз, при этом краем глаза я уловил удивленный взгляд Цумана.

– Давайте сразу к делу, – сказал я, проходя в дом.

Не разуваясь, сразу прошагал в знакомую мне гостиную. Там на диване и на стульях уже сидело несколько людоедов. Некоторые встали, выказывая этим уважение ко мне.

Я быстро кивнул им и сел в предложенное кресло. Пересчитал присутствующих. Девять персон. С Ильей десять. Все в порядке.

Жора, Николай и Василий, вошедшие вслед за мной, заняли свободные места.

– Знакомьтесь, – бросил я.

Мои компаньоны стали с опаской пожимать руки людоедам. После того, как каждый назвал свое имя, я начал говорить:

– Сегодня двадцать шестое число. Это значит, что до начала действий у нас осталось трое полных суток и одна ночь. А если точнее, – я посмотрел на свои старенькие «Casio», – около восьмидесяти пяти часов.

Илья подал знак. Войчишек достал блокнот и стал записывать.

– За это время мы должны пройти курс полной подготовки. Все присутствующие изучат свои обязанности, которые будут выполнять в строгом хронологическом порядке. В битве участвуют и живые и мертвые. Мы все должны стать единым активным организмом, потому как бороться будем с монолитным, автономным, исполинским и совершенно неизученным существом. С настоящим драконом.

– Петрович, – поднял руку Николай. Бледность понемногу сходила с его лица, мелкие черты приходили в привычное движение. – Вы сказали: живые и мертвые. А что это значит? Я не понимаю.

– Это значит, – проговорил я, – что в битве с драконом будут участвовать не только те, кто ходит ныне по земле, но и такие, кто сейчас уже находится в ином мире.

– Этого только не хватало, – тихо сказал Василий.

– Вы вначале должны выслушать, – с раздражением пробурчал Жора. – Каждый из вас получит задание в соответствии со своими умственными способностями.

Я дождался тишины и продолжал:

– Тридцатого июля, в семь часов утра, начнется совещание руководителей, которое будет проводить директор Присмотров. Я в нем также приму участие. Как нам удалось выяснить, совещание заканчивается тем, что присутствующие отдают директору накопленную энергию. Сам Присмотров называет это подпиткой мозга. В числе доноров, отдающих энергию, буду и я. Меня научили очищать энергию. Не имеет значения, что я представляю совсем маленькую службу. Все дело в подчиненных. Бывает, один единственный человек способен превзойти десяток по качеству и количеству продукта. В течение месяца я пил страх единственной своей подчиненной и теперь должен отдать накопленный экстракт.

– Стал-быть, вы и впрямь это делали, Петрович? – спросил Николай.

– Разумеется, нет. В течение месяца я…

Тут я подумал, сколько времени было упущено из-за моей апатии. Нет, я человек не военный и все-таки далеко не политик. Я никак не мог смириться с предательством людоедов. Только три раза мы с Жорой проводили тренировку и собирались в матрешку, внутренним ядром которой был Андрей. То, на что было отведено четыре недели, мы должны были теперь сделать за три дня.