Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Саша, куда вы провалились? – послышался из столовой голос самой.
– Сейчас, барыня…
Валентина Яковлевна сорвала на горничной сердце и распекла ее за булки. Разве такие булки бывают? Это какой-то булыжник, а не булки.
– У вас, милая, совсем не то на уме… – закончила Валентина Яковлевна, делая трагический жест. – Вам нужно быть барыней, а не прислугой.
– Помилуйте, барыня, как я смею… Кажется, я стараюсь…
– Пожалуйста, без рассуждений… Вы знаете, что я этого не люблю…
Обругав горничную, Валентина Яковлевна обошла всю квартиру, обставленную с рыночной роскошью. Она ходила из комнаты в комнату и только качала головой. Боже мой, и это обстановка! Каждая вещь только не кричит, что она куплена на Апраксином, да еще в рассрочку. Ничего настоящего… Постороннего человека принять стыдно. А больше всего возмутительно было то, что квартиру Лоховы нанимали на Петербургской стороне, в одной из глухих улиц, где даже собаки не бегали. Положим, что квартира сама по себе недурна, но один адрес чего стоит. Это был смертельный приговор для опытного глаза…
Раздумье Валентины Яковлевны было неожиданно нарушено городским письмом. Она узнала по почерку, от кого оно, и нетерпеливо разорвала конверт. На узкой визитной карточке размашистым почерком было написано всего несколько слов:
«Сегодня буду у вас. Только что вернулся из поездки. Ваш Мейчик».
Но этих строк было совершенно достаточно, чтобы взволновать Валентину Яковлевну до глубины души. О, она так страстно ждала этого дня, как другие ждут выздоровления от какой-нибудь тяжелой болезни. Одной из причин этой несчастной поездки в Петербург бил он, Мейчик, и вдруг целый год неудач, мытарств, хлопот и неприятностей, а его нет как нет. Мейчик за этот срок успел побывать два раза в Сибири, полгода жил в Париже, играл в Монте-Карло, съездил на выставку в Америку, и везде у него были какие-то дела. Наконец-то он явился… Валентина Яковлевна перечитала записку несколько раз, точно не верила собственным глазам.
– О, Боже мой, наконец-то! – повторила она со слезами на глазах.
По женскому инстинкту она что-то хотела прибрать, переставить кое-где мебель, вообще приготовиться к встрече дорогого гостя, но потом махнула рукой и в изнеможении опустилась на диван. Что же, пусть он приезжает и собственными глазами полюбуется на их мещанское убожество…
II
Валентина Яковлевна волновалась целое утро и к завтраку не прикоснулась. Она все время прислушивалась и ждала звонка. О, он приедет, если обещал. Такие люди никогда не обманывают, и у таких людей, заваленных всевозможной работой, всегда найдется время для исполнения своих обещаний.
А время тянулось с убийственной медленностью. Что может быть хуже ожидания вообще?
Когда в передней раздался звонок, было уже около пяти часов. Валентина Яковлевна не утерпела и вышла в переднюю. Но это был не Мейчик, а Сергей Иваныч, усталый, весь какой-то мокрый и с заискивающим выражением на лице, как он являлся в последнее время домой. Валентина Яковлевна брезгливо отвернулась.
– Валечка, я… то есть я познакомился с одним инженером… – как-то виновато бормотал Лохов, торопливо снимая верхнее, мокрое от дождя пальто. – Представь себе, еду на конке…
– О, довольно, довольно!.. – как-то застонала Валентина Яковлевна, ломая руки.
Семейная сцена все-таки разыгралась, потому что Валентина Яковлевна была в возбужденном настроении. Это случилось за обедом, когда Саша подала скверный суп. Безответный и всегда виноватый Лохов вдруг вспылил. Он выскочил из-за стола, забегал по комнате и каким-то захлебывающимся голосом начал выкрикивать:
– Наконец это невозможно, Валентина Яковлевна… да! Ведь я – человек, живое существо, у меня есть душа. Понимаете, Валентина Яковлевна: душа. Да-с, душа… А позвольте вас спросить, почему я должен влачить самое жалкое существование? Из-за вас, Валентина Яковлевна… Вы испортили мне всю жизнь, Валентина Яковлевна… Из-за вас я потерял три места, из-за вас притащился в Петербург, из-за вас…
Немного ошеломленная в первый момент этим взрывом ничем не мотивированной энергии, Валентина Яковлевна с удивлением смотрела на мужа, но потом быстро оправилась. Она сразу взяла тоном выше.
– И вы это мне говорите, Сергей Иваныч?!. Вы смеете это говорить?!. Вы?!. Нет, это вы мне испортили всю жизнь. Я удивляюсь только одному, где у меня тогда были глаза, когда я выходила замуж…
– Трудно поправимая ошибка, Валентина Яковлевна… Об этом следовало подумать ровно двадцать лет тому назад.
– И он же еще смеется надо мной, несчастный человек?!. Так знайте же, я сейчас ездила бы в собственной коляске, у меня была бы собственная дача в Павловске, если бы… если бы…
– Если бы вы тогда вышли замуж не за меня, а за Мейчика? Остроумная, но немного запоздавшая комбинация…
– Молчите, ради Бога молчите! Что я такое сейчас? Я вам доставила всеми правдами и неправдами три места, и вы не сумели удержаться ни на одном из них. Потому что вы ничтожный человек, Сергей Иваныч, тряпка, мое несчастие… Последнее место управляющего винокуренным заводом чем было плохо, позвольте вас спросить? Четыре тысячи жалованья, готовая квартира, побочные доходы, наконец…
– А вы подумали о том, что я не могу продавать свою душу чёрту?
– У вас? Душа? Ха-ха… И он еще говорит… Вам нужно сейчас думать не о том, чего у вас нет и не было, а о том, что, к несчастию, есть: у нас есть дочь, Сергей Иваныч… да. Мы должны теперь позаботиться о судьбе этого несчастного ребенка…
Напоминание о дочери было каплей холодной воды, как всегда. Лохов заговорил совсем другим тоном.
– А разве я не забочусь о ней, Валечка? Вот уже целый год как я обыскиваю весь Петербург, точно следователь по особо важным делам. Кажется, нет такой щели, нет такой мышиной норы, где бы я не побывал… И все без толку.
– А как же другие живут? Имеют хорошие квартиры, большие оклады жалованья, общественное положение… Другие, значит, умеют устроиться, а у вас, мой милый, просто нет толку, и в этом решительно никто не виноват.
– Валечка, пожалуйста, не говори мне об этих других, которые захватили до меня, кажется, решительно все на свете, а Петербург в особенности. Все занято, везде свои кандидаты, и на тебя смотрят, как на сумасшедшего… А сколько самого подлого унижения, когда приходится обращаться к разным влиятельным лицам? Одни швейцары чего стоят…
– Швейцары – опытный народ и определяют нас, глупых, провинциалов,
