Штука - Владислав Выставной

Заброшенный пионерский лагерь с никому не нужными детьми, вычищенные из летописей подземные ходы, отрезанный и всеми позабытый кусок метро… Лезть под трубами школьного подвала, чтобы оказаться в огромном, технически продвинутом подземелье! Что дальше? Какие еще секреты прячутся в потных ладошках судомоделиста-любителя?

– А большое оно, наше метро? – спросил я, безуспешно пытаясь устроиться на неудобной скамейке.

– Приличное, – скромно ответил Матвеич.

– Кто же следит за ним? Откуда здесь электричество?

– Ты опять задаешь не те вопросы. Тебе совершенно не нужны подробности, которые только будут мешать спать ночами… Сосредоточься на своем задании. Кстати, как раз сейчас раз можешь расслабиться…

Ехали довольно долго – я потерял счет времени. Хотя зря я, наверное, целиком и полностью доверился своему спутнику. Вот, случись с ним что – как я буду искать дорогу назад? Я совершенно не ориентировался, откуда и куда мы движемся, и когда дрезина стала сбавлять ход, так и не понял, как Матвеич узнал нужное ему место.

Вровень с рифленым полом дрезины оказалась маленькая платформа, на которую мы и вышли. Вздохнув, напялил на себя рюкзак, огляделся. Платформа находилась в узкой нише и не имела выхода.

Растерянно посмотрел на завхоза.

Тот хитро подмигнул, протянул руку в густую мглу над головой и словно бы дернул за что-то. Раздался крайне неприятный гул и скрежет. Матвеич оттащил меня за рукав в сторону, и на место, где я только что стоял, на промасленных тросах опустилась неказистая железная клеть – вроде тех, на которых подымают шахтеров.

– Нам… туда? – робко спросил я. – Я высоты боюсь, если честно…

Без лишних разговоров меня затолкали вовнутрь. Матвеич задвинул дверь, повернул гнутый рычаг, и нас медленно потащило наверх. Мелькнул на уровне глаз потолок тоннеля, клеть затрясло: она цеплялась за стены узкой шахты.

– А если застрянем, что делать будем? – вжав голову в плечи, поинтересовался я.

– Хороший вопрос, – кивнул Матвеич, но тему продолжать не стал. Просто уставился вверх, будто в этой тьме можно хоть что-то рассмотреть.

Поднимались мы достаточно долго, и у меня возник естественный вопрос:

– Мы что же, на поверхность возвращаемся?

– Практически, – ответил Матвеич и снова потянул за рычаг.

Клеть дрогнула и остановилась. Точнее – зависла, поскрипывая и зловеще качаясь над бездной. Завхоз сдвинул в сторону кособокую решетчатую дверь и сказал загадочным тоном:

– Когда-то здесь, над нами была поверхность. Но ее так удачно застроили, что получше всякого метро будет.

Матвеич хихикнул. Надо полагать, он знал гораздо больше моего. Оставалось только мучаться догадками, где мы. Ведь вокруг по-прежнему все те же бетонные стены и отсутствие освещения.

– Считай, добрались, – сказал Матвеич, возясь и гремя железом у стенки. – Смотри, рюкзак не забудь…

Громко клацнуло – и вспыхнул свет.

11

– Это и есть Сердце? – пораженно спросил я, выключая не нужный уже фонарик на каске.

Каменный лабиринт не кончился. Только обрел какой-то уж больно респектабельный вид: стены украшены гранитом и мрамором, бронзовыми вставками со звездами, серпами, молотами, колосьями, массивные люстры с желтоватыми плафонами… Что-то это напоминало… Точно – переходы на станциях московского метро годов эдак тридцатых!

– Пока еще только предсердие, – неуклюже пошутил Матвеич.

– Интересно, от чего же на этот раз Клан отщипнул такой кусочек? – поинтересовался я. – Тоже остатки – от какой-то гигантской стройки?

– Разумеется, – охотно сказал Матвеич. – Это, друг мой, так сказать, лишний уровень правительственного бункера. Ну, с нашей легкой руки метростроевцы перестарались – и копнули метров на пятьдесят глубже основного комплекса. Пока строили – не знали отказа ни технике, ни в материале. Тогда ж про атомную бомбу больше слухов было, и для Отца народов старались, живота не жалея…

– И что же, никто о нем не знает, об этом уровне?

– К сожалению, нет.

– Почему же к сожалению?

– Ну, времена какие были? Перерасход бетона, мрамора – чистой воды головотяпство и вредительство. Тех, кто мог что-то рассказать, отправили туда, где рассказывать, собственно, некому. Хорошо еще, что этот уровень замуровать успели – не то всех к стенке поставили бы. У нас ведь как: плохо делаешь – подозрительно, делаешь слишком хорошо – подозрительнее вдвойне!

– С ума сойти…

– Привыкай Близнец, – Матвеич странно посмотрел на меня. – Чувствуешь, как твоя голова возрастает в цене?

Тогда я еще не осознал смысла этих слов. Просто шел по полированному гранитному полу и вертел головой, словно в кунсткамере. Роскошный коридор со сводчатым потолком не был сплошным – он разветвлялся на боковые ходы поуже, кое-где в стенах были утоплены крепкие двери с крупными трафаретными номерами. Часто на пути попадались прикрепленные к стенам ящики телефонов с блестящими эбонитовыми трубками и толстыми, как змеи, проводами.

Вообще же, здесь не было той функциональности, что обычно выставляется напоказ в такого рода сооружениях: грубых стыков стен, выставленного напоказ бетона, прилепленных к стенам кабелей. Нет, на первом месте была совершенно неуместная, варварская роскошь.

И тут меня словно встряхнуло:

– Неужто, говорю, мы прямо под Кремлем?!

– По крайней мере, там, где никакие раскопки в ближайшее время нам не грозят, – уклончиво ответил Матвеич и принялся протирать очки извлеченным из кармана куртки платочком. Видно было, что он испытывает некоторый дискомфорт. Это интриговало и даже пугало. Что же смущает хозяина самых тайных московских подземелий?!

Вышли в довольно просторный, полукруглый зал. Из него лучами расходились еще четыре туннеля – вроде того, по которому мы сюда пришли. Прямо же перед нами – высокая двустворчатая дверь, при виде которой я ощутил некоторую ватность ног и дрожь в коленках. Вроде бы, дверь, как дверь – из темного дерева, с почерневшими круглыми ручками. Только, видимо, генетическая память подсознательно связывала с такими дверями что-то не очень хорошее… Поднял взгляд к потолку. Надо же, какие чудесные мозаичные фрески: суровые рабочие у мартеновских печей, крепкие колхозницы, трактора, солдат, летчик и краснофлотец – почему-то с «трехлинейками» и штыками. Тут же вездесущие щит и меч – и все на фоне благоухающих, исходящих изобилием пейзажей, толп праздношатающихся трудящихся, гипертрофированно счастливых, пухлых детей с красными галстуками, бантами и надувными шарами…

– Мать моя женщина… – пробормотал я, не в силах оторвать взгляда от буйства соцреалистичекой фантазии неизвестного художника. – Это же сколько труда – псу под хвост…

– Но-но! – строго сказал Матвеич. – Все во имя Клана. И даже не столько Клана, сколько ради тех, кому так и не досталось светлого будущего.

– Ну-ну…

– Кстати, Сердце – прямо перед нами, за этими дверьми. Теперь слушай. Тебе предстоит знакомство с одним необычным человеком…

– Человеком?! Здесь?!

– Не перебивай! Значит, помни главное: он – анимал…

– Что?!

– Да, да! Это первая тайна, которую ты проглотишь вместе с собственным языком. Он – анимал, а потому держи ухо в остро. На него эти ваши штучки Ловцов не действуют – ни вербальная агрессия, ни подавляющие метрономы. Здесь, кстати, я рассчитываю на твои личные качества…

– А как же вы без меня обходитесь?

– Ты сейчас не за меня, за себя беспокойся. Ну, с богом!

И Матвеич решительно толкнул дверь.

В общем, что-то подобное я и ожидал увидеть. Мы оказались в просторной приемной. Ничем иным это помещение быть не могло: стол секретаря с тремя черными телефонами, ряды стульев вдоль стен, казенного вида шкафы и полки, строгая отделка стен…

Ну и нависший над противоположной дверью внушительного размера портрет Сталина. У меня невольно округлились глаза.

– Уж не сам ли… – опасливо кивнул в сторону внутренней двери.

Шутки не получилось. Матвеич с серьезным видом помотал головой. Нет, так нет. И на том спасибо…

Вошли во вторую дверь…

Здесь не было электрического света.

Горели свечи. Множество свечей. В массивных витиеватых канделябрах, в одиноких подсвечниках, просто на полу, на столе, на стульях – толстые, как полено, дающие при этом лишь призрачный, дрожащий свет, в котором терялись стены… Такое освещение придавало строгому кабинету странный вид. Неимоверно длинный стол с рядами стульев, темные портреты по стенам, портьеры фальшивых окон – все склонялось к чему-то запредельному, волнующему и не сулящему ничего хорошего. Даже стул председательствующего походил на трон какого-то темного властителя. В довершение мне явственно почудился звон цепей…

Нет, не почудился! Зловещее дребезжание приближалось, и я нервно вцепился Матвеичу в плечо.

– Эй, хозяин, дома? – приветливо позвал Матвеич, освобождаясь от моих рук. – Выходи – мы гостинцев принесли!