Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий - Юрий Владимирович Кривошеев

В обоих случаях нас интересуют не столько конкретные подробности и детали (оба военных предприятия закончились неудачно), сколько то общее, что было характерно в деле организации военного похода или обороны. Здесь мы вновь должны заметить определяющую роль князя, но и «людья», принимающего на деле активное и деятельное участие в сборе ополчения. В обоих приведенных случаях князья обращаются к горожанам, а возможно, и волощанам. Как это могло происходить? Мы можем предположить, что без вечевых собраний дело не обходилось. Хотя, видимо, вече уже не так часто, как в Киевской Руси, распоряжалось народным ополчением. Но, с другой стороны, без ополчения князья не ходят в походы, не вступают в решающие сражения. Как и в XI–XII вв., «основная тяжесть войн… ложилась на плечи “воев”» [Фроянов 1980: 200].

Самостоятельность в организации активного отпора противнику пытались проявить и костромичи. Когда в 1374 г. новгородские ушкуйники подошли к Костроме, «гражане же изыдоша изъ града противу, собрашася на бои, а воевода же у нихъ бяше тоже и наместник Плещеевъ». «Горожан Костромичь» было «много боле пяти тысущь», а новгородцев «с полторы тысущи». Правда, ни воевода, ни «вои» не проявили лучших качеств: «виде бывшее (ушкуйники атаковали Кострому с тыла и с «лица». – Ю. К.) и убояся, нача бежати (воевода. – Ю. К.) ни самъ на нихъ ударилъ, ни рати своей повелелъ…» [ПСРЛ, т. XV, вып. 1: стб. 113–114].

Какое внутреннее деление имело место в средневековом русском войске? В этой связи Л. В. Черепнин анализирует сведения под 1374 г., когда Дмитрий Иванович идет походом против Твери. Князь «собравъ всю силу русскыхъ городовъ и съ всеми князми русскими совокупяся… пошелъ ратию къ Тфери, воюя волости Тферьскыя… а съ нимъ князи мнози, кождо отъ своихъ градовъ… съ своими ратьми и служаще князю великому», а еще ниже летописец все войско обобщенно называет «Москвичи» [ПСРЛ, т. XV, вып. 1: стб. 110–111].

Л. В. Черепнин, исходя из этих данных, делает следующий вывод: «военные силы, отправленные московским правительством под Тверь, состояли из двух частей: 1) из городских ополчений; 2) из отрядов военных слуг, приведенных отдельными русскими князьями, действовавшими в союзе с великим князем московским»[151] [Черепнин 1960: 578]. Первый вывод ученого не подвергается никакому сомнению, и он усиливает его, подчеркивая, что «торгово-ремесленное население городов Северо-Восточной Руси поддерживало московскую великокняжескую власть» [Черепнин 1960: 578]. Но вот второй его вывод никак не следует из текста летописи. О «службе» говорится только в отношении князей к «князю великому». Что же касается «отрядов военных слуг», то их не было, а были «князи кождо от своих градов с своими плъкы», то есть опять мы возвращаемся к городским ополчениям от более мелких русских городов.

И тем не менее в том, что какие-то «профессиональные» отряды, как в Древней Руси княжеские дружины, были, с Л. В. Черепниным следует согласиться. На это указывает следующий фрагмент: в неудачном сражении на Пьяне утонули «множьство бояръ и слугъ и народа бещислено» [ПСРЛ, т. XV, вып. 1: стб. 119].

Видимо, со «служебными» княжескими отрядами и была связана «военная реформа» 1389 г., когда «был проведен новый (территориальный) принцип формирования военных сил в противоположность старому (служебному)» [Черепнин 1960: 653]. В чем он заключался? По Л. В. Черепнину, обратившему на это внимание, в следующем: «Если раньше бояре и вольные слуги отправлялись в походы независимо от места расположения своих владений, под “стягом” того князя, кому служили, то теперь они должны были подчиняться в походе воеводам того князя, на территории которого были расположены их вотчины». Л. В. Черепнин говорит по этому поводу о централизации вооруженных сил в руках княжеской власти. Но кроме этого и, видимо, главным здесь выступал все-таки фактор мобильности при сборе войска. Однако, как бы то ни было, новый порядок не состоялся [Черепнин 1960: 653–654] (см. также: [Алексеев 1998: 26–27]).

В 30-х годах XV в. в качестве военной единицы наряду с «воями» упоминается «двор». «Двор», пишет Ю. Г. Алексеев, представлял собой «совокупность служилых людей великого князя в противоположность ополчению». Но «двор» XV в. – это не новация. Ю. Г. Алексеев замечает, что в «таком смысле “двор” неоднократно упоминался и раньше», и приводит примеры из XII–XIII вв. [Черепнин 1960: 54–55].

С древнерусским войском средневековое сближает и то, что в нем практически отсутствовали сословные ограничения. Наряду с дворянами, детьми боярскими, вольными слугами территориальные отряды XIV–XV вв. состояли из представителей посадского населения – черных людей: купцов и ремесленников, «смердов», «холопов» и «челяди». Более того, утверждает А. Н. Кирпичников, именно «торгово-ремесленные слои во многом определяли состав популярных с XIV в. городовых полков». «Роль демократических городских низов повышалась при экстренных мобилизациях и при созыве (начиная со второй половины XIV в.) общерусского войска» [Кирпичников 1976: 12; 1985: 234]. Так, на Куликово поле «приидоша много пешаго воиньства, и житейстии мнози людие и купци со всехъ земель и градовъ» [ПСРЛ, т. XI: 56; Забелин 1881: 748–749; Тихомиров 1955б: 17]. Следовательно, русское средневековое войско, как и войско Древней Руси, не представляло собой замкнутого или привилегированного образования, оно было открыто для всех категорий населения [Фроянов 1980: 203–208; Дворниченко, Кривошеев 1992: 6].

А. Н. Кирпичников справедливо критикует тех исследователей, которые недооценивают роль ополчения в составе территориального войска. «При всей социальной пестроте войско XIV в. не было сборищем как попало снаряженных людей», это не была «плохо вооруженная и обученная толпа»[152] [Кирпичников 1976: 234–235; 1985: 12].

Действительно, из летописей мы узнаем о вооружении ополченцев. Рязанцы перед битвой с москвичами в 1371 г. говорили друг другу так: «Не емлите съ собою доспеха, ни щита, ни копиа, ни иного оружиа…» [ПСРЛ, т. XV, вып. 1: стб. 98]. Летом 1377 г. разморенное на жаре русское воинство (а «пример» показало военное руководство) «доспехи своя въскладоша на телеги а ины въ сумы, а у иныхъ сулици еще и не насажены бяху, а щиты и копиа не приготовлены»[153] [ПСРЛ, т. XV, вып. 1: стб. 118]. О такого же типа вооружении свидетельствует сообщение о сражении 1378 г. на Воже, когда «наши» «бьючи ихъ, секучи и колючи» [ПСРЛ, т. XV, вып. 1: стб. 134] (см. также: [Разин 1957: 258]). Наконец, кроме конкретных указаний на вооружение «воев», в летописях говорится о ратниках как о вышедших «в силе тяжце» [ПСРЛ, т. XV, вып. 1: стб. 78]. Видимо, здесь тоже речь идет об их воинской готовности в части снаряжения и «оружности». Об умении обращаться не только с примитивным «оружием», но и с новым вооружением свидетельствуют данные об обороне Москвы в