Избранное - Геннадий Пискарев

– Он секретарь парткома.

– Ну и что?

– Недавно проштрафился, потому и лишен на некоторое время чести быть тостируемым в застолье.

М-да… Ситуация. Нет, человека не лишили права сидеть за общим столом, слушать как возвеличивают соседей, ешь и пей сколько хочешь, но за других. Каково это пережить? Вот наказанье так наказанье!

В гостиницу Амиран меня не пустил, увез в колхоз имени Ленина, в село Лихаури, где он жил в двухэтажном доме с матерью, женой и сыном Георгием – курсантом СПТУ.

Я подивился красоте дома, на второй этаж которого вела широкая, как во дворце, мраморная лестница.

– Во сколько же тебе обошелся такой домище, Амиран?

– В 150 тысяч.

– Старыми, что ли? – не понял я. (В нашей стороне, конечно не такой – деревянный дом можно было купить за три тысячи. Был случай, когда Васька Холим, уезжая насовсем в город, продал свою хату вообще за поллитровку).

– Новыми, – спокойно ответил Амиран и добавил, глядя искренне: – А чего ты удивляешься? Вот у нашего председателя (потом я выяснил, что «председателем» в данном случае он называет Первого секретаря РК КПСС) дом стоит 500 тысяч.

Полмиллиона? Я прикинул в уме, сколько же лет надо копить этому «председателю», имеющему зарплату 250 рублей в месяц, чтобы купить или построить подобное жилище. Оказалось, если он не будет ни пить, ни есть, ни одеваться, – около двухсот лет. Два века!

По утру, отведав лобио и виноградной чачи, став друзьями в доску, мы выехали с Амираном на его чайную плантацию. По дороге шел дельный разговор о чаеуборочных комбайнах «Сокартвелло», которые не чай собирают, а веники (об этом я писал потом серьезно и обстоятельно в статье, вошедший в сборник очерков «Колхоз – моя судьба»). Завязался и такой разговор:

– Геннадий, у тебя в Москве хорошие знакомые девушки есть? – спросил меня Торотадзе. – Женить сына Георгия пора. У нас он невесты не нашел, а те, что приезжают сюда отдохнуть, ведут себя, знаешь ли, непристойно. У Георгия своя машина – он в СПТУ на занятия в ней ездит, девицы льнут к нему. Боюсь испортят парня.

– Девушки знакомые у меня в Москве есть, конечно, – отвечаю, – но вряд ли Георгию понравится в Москве, у нас трудно решается жилищный вопрос. А он привык к хоромам.

– Что ты! Что ты! – замахал руками чаевод, – он у меня скромный парень. Пять комнат – больше не надо.

…Из колхоза имени Ленина, мы потом поехали в соседний колхоз. Оказалось, что он называется тоже имени Ленина.

– Да как же так? – воскликнул я пораженный, – в одном районе два хозяйства с одинаковым названием.

– У нас все колхозы называются ленинскими, а ранее они носили имя Иосифа Виссарионовича Сталина, – скромно пояснили мне.

– Как же вы отличаете их друг от друга? Как отчетность ведете?

– Да, очень просто. Сейчас Вы находитесь в колхозе имени Ленина села Самтредия, а были в колхозе имени Ленина села Лихаури. Понятно? По названию села отличаем.

Я развел руками.

…В Москву меня провожал Амиран. Когда я брал билет в железнодорожной кассе, он попытался его оплатить. Я категорически пресек это намеренье. Он долго долго смотрел на меня и молвил:

– Слушай, ты честный парень.

А очерк в газете об Амиране Торотадзе – мастере ручной сборки чая, человека-машине появился, конечно, без каких-либо примесей от тех эпизодов, о которых поведал я выше. Понятно, они заслуживают особого комментария, и если бы я это сделал тогда, то получился бы материал, подобный тому, что написал Виктор Астафьев – «Ловля пескарей в Грузии». Вряд ли бы его дали в газете ЦК КПСС. Ну, да что говорить сейчас об этом, когда очевидно, что произошло и с Грузией, и с СССР в результате.

Устно своими особыми впечатлениями от командировок я делился, разумеется, с коллегами в коридорах редакции, на планерках. Кто-то из слушающих воспринимал рассказы мои как анекдот, а кто-то и настораживался. Заместитель главного редактора Михаил Михайлович Замятин, земляк мой, костромич, человек добрейшей души, как-то задержав меня в своем кабинете, рассказав историю взрыва одной из стариннейших церквей в Костроме, когда в результате этой акции взлетевший вверх от бесовской воздушной волны церковный купол упал на трибуну с организаторами вандализма, шепнул мне:

– Осторожнее, Геннадий, с крамольными рассказами. Идет процесс – не остановить. И, вообще, я вижу ты строптивый парень. Начальство не чтишь. Из кабинета руководителя уходишь, повернувшись к нему спиной, а надо пятиться от стола начальствующего лица.

Дорогой Михаил Михайлович, царство тебе небесное. Все то ты понимал, и по-своему ограждал нас, неразумных от непродуманных действий. Спасал нас.

Помню, после работы устроили мы – это упомянутый выше Виктор Винокуров, зам. редактора международного отдела Володя Павлов и я – «выпивон». Выпили то, что было, – не хватило. Павлов вызвался сбегать в магазин напротив редакции. Побежал, а на обратном пути при входе был остановлен дежурным милиционером. Произошел скандал. На другой день Замятин, которому доложили о происшедшем, стал поочередно вызывать к себе участников развеселой компании.

– Павлов, – говорил он виновнику нашего срама, – ты же за границей работал, умный человек и с кем связался. С Винокуровым, Пискаревым – они же пьяницы.

– Геннадий, – втолковывал уже мне Михаил Михайлович, – ты же трезвый человек, разумный крестьянин. И с кем ты связался – с Павловым, его из посольства за то, что в пьяном виде врезался в столб на машине, выгнали. Ну, захотел ты выпить, зашел бы ко мне. У меня же всегда стоит. Выпили бы вместе. (Надо сказать, Замятин спиртного не брал в рот ни капли).

На этом разбирательство закончилось, но «ежились» после него мы как оплеванные и высеченные розгами.

А Павлов Володя «чудил». Однажды его попросили прочитать лекцию о противоречиях в мире капитализма рабочим издательства «Правда». Володя на просьбу откликнулся. В назначенное время вышел на сцену правдинского Дома культуры, зал которого был переполнен. Для вдохновения перед выходом к рабочим пропагандист «хватанул» энное количество водяры. И, видимо, многовато. Сказав первую фразу, что современный капиталистический мир просто раздирается многочисленными противоречиями, он почувствовал, что хмелеет и рассказать о многочисленных противоречиях не сможет. Лектор подумал и решил сузить проблемы в странах капитала:

Конец ознакомительного фрагмента.