Контуженый (СИ) - Бакшеев Сергей

Вепрь переламывает палку, бросает в огонь. Сноп искр взмывает в черное небо.

— Бывают такие ранения, Кит. Он глазами просит: помоги отмучиться.

Я смотрю на автомат, который у Вепря всегда под рукой. Хочется спросить: сколько? Но Вепрь не ответит. Не потому, что стыдно. А потому что он боец от Бога и честно делает свою работу ради нашей общей Победы. Он и подвигах своих не любит трепаться.

Я воздерживаюсь от вопроса, но Вепрь отвечает на свой внутренний:

— Меня нацики в плен не возьмут. И тебя, Кит, тоже.

Лучше не лезть в эту тему, соглашаюсь я. Я бьюсь с врагами издалека, а Вепрь с ними часто лицом к лицу. Военная злость на расстоянии совсем не то, что животная ярость в драке.

Вот и мы лицом к лицу с поверженными врагами. Механик деловито осматривает движок «Варты». Кит выбрасывает из кабины окровавленное тело. Чех блюет, схватившись за деревце.

А Днестр собирает документы погибших, приговаривая:

— Родные должны знать. Без вести пропавший — это неправильно.

Механик заводит «Варту», газует, слушает рокот мотора — на лице счастье. Мы садимся в броневик на еще не подсохшие пятна крови.

— Первым делом пиксельную раскраску нашими Z замажем, — строит планы Механик.

Шмель похлопывает по броне:

— Это не консервная банка. От пуль и осколков точно спасет.

— Поехали за минометом, — командую я.

По пути сообщаю нашим по рации, что мы возвращаемся на трофейной машине, чтобы свои же не подстрелили. Вездесущий Шмель копается в бардачке, демонстрирует папку с документами и приказами.

— Выкинуть?

— В штаб передадим, — решаю я.

— Тут еще прибор какой-то. Привинчен крепко, — сообщает Шмель.

— Не ломай! — одергивает Механик. — Надо Русику показать.

Наш оператор беспилотника Русик ушел в расположение штаба батальона, чтобы зарядить квадрокоптер. Он парень толковый, разбирается в современных гаджетах.

— Гони сразу в штаб, — решаю я. — Папку сдадим и Русика подхватим.

«Варта» идет ходко, нам с трофеем повезло. Мы добираемся в расположение штаба. Сразу и не поймешь, где что, так удачно всё замаскировано. И машины командиров не сбиваются в стаю, чтобы не привлекать внимание вражеских «птичек». Мы тоже загоняем вездеход под деревья, находим Русика, хвастаемся трофеем.

Русик осматривает прибор в бардачке.

— Вы шо! Это GPS-трекер.

— Нужная вещь? — интересуется Шмель.

— Маячок для отслеживания местоположения! На случай попадания машины в руки противника.

— Это как?

— Точно в пятак! Думаете, ветками прикрыли, и в безопасности? Хохлы нас видят на электронной карте, жди прилета!

Шмель озадачен:

— Не гонишь? По координатам могут бить?

— Еще как! Лучшей наводки не надо!

— А мы, дураки, к штабу приперлись, — доходит до меня.

— Ломай эту дрянь! — суетится Механик и вырывает коробку.

— Сломать здесь не выход. Уже засекли, ударят в эту точку, — объясняет Русик.

— Что же делать?

— Надо изобразить движение, а потом избавиться от трекера.

Днестр соображает первым. Сбрасывает бронежилет, хватает трекер и бежит, сломя голову в поле. Он самый старший из нас, а бежит, как молодой. Мы замерли под деревьями, а Днестр уже преодолел сотню метров. Бежит не оборачиваясь, унося от штаба вражескую наводку.

И тут звук выхода со стороны противника.

— Бросай! Ложись! — кричу я.

Днестра отбежал уже достаточно далеко и швыряет прибор дальше. А сам вжимается в землю. В этот момент приходит первый снаряд, за ним следующий. Еще и еще! Противник кучно обрабатывает участок с координатами трекера.

Когда артиллерийская стрельба стихает, мы бежим по следам товарища. Днестр приподнимает голову. Живой! Он ранен в ногу и сам накладывает жгут.

Ребята радуются, а я злюсь:

— Куда понесся! Зачем рисковал? Я бы сам.

— Ты командир. Чех наводчик, Шмель заряжающий, Механик тоже всегда при деле, а меня легко заменить, — бесхитростно отвечает Днестр.

Ребята перетаскивают его в наше расположение. Рана средней тяжести, но требуется эвакуация в санчасть.

— Доставлю героя в лучшем виде, — обещает Механик, заводя броневик.

Днестр действительно поступил по-геройски. Рискуя жизнью, отвел удар от штаба батальона. Исправил мою ошибку. Ведь это я приказал ехать в штаб с прибором-мишенью.

Как говорит наш комбат Тарантино:

— Война — это серия ошибок. Кто сделает меньше, тот победит.

Спасибо, Днестр. Спасибо, что спас. Спасибо, что выжил. «Трехсотый» — это поправимо.

Через две недели мы встречаем Днестра, как родного. Он хромает, но держится бодро.

Я жму ему руку и хлопаю по плечу:

— С возвращением. Мы без Днестра, как Россия без Волги.

А Урал подкалывает:

— Днестр, ты мог комиссоваться и свалить домой.

Днестр знает, что ответить:

— Тебе хорошо, Урал всегда был Россией, а русский Днестр надо возвращать.

— Днепр частично вернули и Днестр вернем, — обещаю я.

— Вот я и пойду домой напрямки вместе армией, — заверяет Днестр.

— Наконец-то хавчик будет, как мамка дома, — радуется Шмель.

За ужином, который на радость всем приготовил Днестр, Шмель спрашивает:

— Днестр, расскажи про страховку. Сколько тебе за ранение отслюнявили?

— Начислили чего-то. Да к чему мне тут деньги. Как добьем нациков всё разом получу.

— А как в тылу? Прилетает?

— Понагнали им натовских дальнобойных, — сетует Днестр. — Бьют, куда достанут. Надо за Днепр нациков гнать, чтоб не прилетало.

— А там и за Буг.

— Много домов порушено. Если стены целы, то без окон. Но люди не унывают, восстанавливают. После еды-воды первый товар пленка для окон.

Шмель подхватывает тему:

— Представляю, сколько бабла можно на стеклах поднять.

С нами Русик. Он бубнит под нос:

— А на пластиковых окнах — озолотиться.

— Окна сложно, их на заводе делать надо. А стекла: купил, привез, продал — и в шоколаде! Днестр, я тебе советую деньги за ранение в стекла вложить.

— Да ну вас, — отмахивается Днестр. — Махинаторы.

— Мы «музыканты». А вот у Русика батя буржуй. Наш квадрик сбили, так он новый пригнал. Лучше.

— Почему буржуй, — обижается Русик. — Отец бизнесмен. В Луганске у него завод по пластиковым окнам.

— Вот почему ты про окна болтаешь. Слушай, Русик, а чего тебя папаша от мобилизации не отмазал?

— Потому что не буржуй, а бизнесмен. Как после победы людям в глаза смотреть?

— А себя, значит, он отмазал.

— Мой отец старше возраста мобилизации.

— Батя уже старый. Так тебя беречь надо, наследничка.

Шмель усмехается, Русик оправдывается. Шмель так действует не со зла, просто характер колючий. А Русика он по-настоящему сберег, когда рисковал жизнью вместо него…

На этом рассказ Чеха «Первый трехсотый» заканчивается. Детали воспоминаний порождают подозрение. Наш Русик лучше всех разбирается в GPS-координатах и прочих хитростях определения местоположения. Он растолковал нам, как это делается.

Я закрываю лицо ладонями. Эпизод с первым «трехсотым», когда трагедии удалось избежать, уплывает в прошлое. А перед глазами вновь роковая ночь, когда все погибли.

Не все. Выжил я, и выжил Русик. Где был он во время взрыва? Как получил ранение? И главное — кто передал врагу координаты?

Мысли закручиваются спиралью. На периферии мелькают образы погибших друзей, а в центре я вижу Русика. Кто, если не он? Русик больше других подходит на роль предателя.

33

Опускаю руки, открываю глаза и возвращаюсь к реальности. Вновь смотрю на фотокарточку, найденную в почтовом ящике. Трое друзей, сбежавших от мирных проблем на жестокую войну. Выжил только один. И девушка за кадром, сделавшая снимок. Она исчезла, но готова вернуться.

Переворачиваю фотокарточку, чтобы в сотый раз прочесть ее слова. «Сегодня вечером в нашем месте. З».

Вечер — это когда? В шесть? Или в семь-восемь? Когда стемнеет, решаю я.