Тропа пьяного матроса - Владимир Михайлович Гвановский

Эта встреча не случайна — Мироздание говорит мне через символ, что я должна буду родиться, как минимум, ещё раз. И в этот момент Маричка кричит мне, что вы — моя чёрная карма! А имя «Маричка» знаешь, что обозначает? Конечно, нет, дурачок. Ведь ты даже не понимаешь, куда идёшь, где твоя цель! Куда ты скачешь, мальчик, кой чёрт тебя несёт? — и вдруг улыбнулась ласково, обернувшись.

— Имя «Маричка» — это украинский вариант имени «Марина», что значит «морская».

— Ты — двоечник! Не от «Марина», а от «Мария», это восточнославянский вариант. Имя называет человека, который всегда говорит правду. Медиума, вербализирующего токи пространства. И эта девушка кричит про чёрную карму! Это значит, что каждый раз, родившись, я буду встречать вас. Вы будете пить своё мерзкое вино, смеяться над моими святынями, тянуть меня вниз. Но я хочу в Мир Огненный, понимаешь?

— Поля, когда я ушёл из секты Агни-йогов, то как будто удавку с шеи снял. Словно сбросил с плеч мешок с кирпичами. Поэтому говорю, не могу молчать, когда вижу такую же петлю на твоей шее. Ты такая хорошая, а эти псевдо-боги и псевдо-учителя беснуются в твоей голове. Мне бы хотелось помочь, но… Это твой выбор, вольный или нет, но твой. Прости, если сделал больно.

Пелагея смотрела куда-то вдаль и вверх, в лунном свете я увидел её профиль и вздрогнул — так она была хороша.

— Ты бы лучше себе помог, — ответила она тихо, — я хорошо запомнила твои слова про Владыку Морию. За них в ответ и придёт чёрная карма, которая, как каток, вот-вот раздавит тебя, разорвёт, рассеет молекулами по вселенной. Такие слова нельзя говорить про Высших, про Учителей! А я не хочу, чтобы ты сгинул.

— Поля, все мои ласковые эпитеты, обращённые к этой компании махатм — просто форма речи. Как можно всерьёз проклинать того, кто не существует? Владыка Мория живёт только в твоей голове, да ещё в голове Марченко и прочих сектантов. И, если ты перестанешь бояться этого персонажа, он исчезнет. Сломаются все эти перегородочки, стеночки, засовы и замки в мозгу, и все страхи, трепет, этот раболепный взгляд недостойного червя снизу вверх на задницы Владык Шамбалы — всё смоет океан, ты начнёшь дышать. Просто глубоко дышать, чувствовать весну и запахи трав, дождь и ветер. Ты ведь такая по сути, ты — стихия, ты — море. Вот ты не любишь носить одежду, тебе нравится гулять голышом. Почему же твоя душа вся стянута обручами? Ты читаешь свои магические книги, проснувшись и засыпая, твердишь мантры, всё время смотришь куда-то за облака, как будто Марченко неусыпно следит за тобой с неба, хмурясь. Но у неё нет никакой абсолютной власти над тобой, пока ты сама не позволишь. И у Мории нет — потому что нет никаких Владык Шамбалы. А ты — есть. Тёплая, живая, красивая, нежная.

Девушка молчала. Я разделся, зашёл в воду, взял Полю за руку, мы нырнули, а потом медленно поплыли по лунной дорожке.

— Поля, я монах-расстрига, который твердил днём и ночью Иисусову молитву и долбил в скале пещерного монастыря выемку для своего будущего гроба. А продолбил дыру вовне, увидел травы, солнце и пар от земли, услышал птиц и шелест осенних листьев, взбунтовался и убежал. Я больше не раб, и не буду им до смерти. В тот день, когда я вырвался, я сказал себе, что буду помогать таким же запутавшимся, как я, людям — искать свет. Что мы найдём его вместе, или вместе умрём.

— Ты красиво говоришь, монах-расстрига. А если ты ошибся? Помнишь, как написано — «горе тому, кто соблазнит малых сих». Ты соблазнишь меня, я поверю, а потом нас будут судить, — Поля была совсем рядом и почти шептала в ответ, глядя прямо в глаза, — почему ты решил, что прав?

— Потому что я был в аду при жизни — как будто в моей груди колючки и иглы, а в голове злые голоса и вой. И чем больше я делал, как нужно по книгам, тем злее были голоса. А теперь я живой, чувствую гармонию в себе и в мире вокруг меня. И если Иерархия Света вдруг действительно существует, то она не от света. Она душит жизнь, любовь, наполняя нас страхом. Если все эти Владыки всё-таки существуют, я буду повстанцем, бунтарём, буду ломать эту гадость до конца.

— Имя тому, кто бунтует против Иерархии Света — Люцифер, Князь мира сего. И в его руках всё земное, все радости плоти. А правда огненная — она неудобна, она обжигает. Ты не смог принять Огонь, и хулишь его, превознося сиюминутное, плотское, майю! — Пелагея отплыла в сторону и начал говорить громче, — иди к своему князю, бунтуй с ним вместе, но Шамбалу не сокрушить! Токи огня пронзят тьму, и Армагеддон грядёт.

— Поля, моя хорошая, как же ты боишься! Ты всё смешала в кучу! Любить мирское — это быть под властью денег, славы, лести! Это не про травы, птиц и ветер! Огонь, о котором ты твердишь — это и есть ад, и он уничтожит тебя.

— Ты — разрушитель! Чёрный медиум, который внушил себе, что он атеист! Но я вижу твою суть, уходи прочь! — крикнула девушка и поплыла брасом к берегу.

Я тоже вернулся на берег, оделся и побрёл по тропинке. В лагере пили вино, и Йозеф сразу протянул мне стакан. Пелагея пришла через полчаса и молча полезла в спальник, расстеленный на каремате у моей палатки. Я решил спать в гамаке, который пустовал у поляков: надел серую пайту с капюшоном и джинсы, забрался в гамак, прихватив с собой бутылку с вином. Звёзды над кронами сосен начали вращаться всё быстрее. Засыпая, я услышал, как на берегу запела под гитару Маричка. Это была песня моего тёзки, барда Егорова:

Не торопи. Всему свой срок. Не торопи меня ни в чём.

Всему свой счёт. Как ни крути — из девяти не выбить сто.

«Спешите жить», — сказал мудрец. Я этой мудрости учён.

Я верил ей, я так спешил. А толку что? А толку что?

Не торопи. И так полжизни поскакали на рысях.

Загнать коня — мы эту блажь оставим