Тропа пьяного матроса - Владимир Михайлович Гвановский

Владимир Гвановский

Тропа пьяного матроса

Пролог

«Здравствуй, милая Алиса! Спасибо за письмо — я так радовался, когда получил его. В то утро я шёл со смены, мечтая о горячем душе, чашке крепкого кофе с пастилой и сне до обеда. Над утренней бухтой клубился туман, из него торчали мачты и трубы кораблей, в мареве поднималось солнце. Кричали чайки, на корабле кто-то резко говорил в рупор, и туман многократно усиливал звуки. Я отворил скрипучую дверь подъезда, вынул из почтового ящика газету, и из неё выпал белый конверт, подписанный твоей рукой. Мне сразу расхотелось спать, я вернулся под козырёк входной двери, закурил, открыл конверт. Теперь перечитываю письмо каждое утро, когда варю кофе, — и улыбаюсь. Ты помнишь, я уволился из школы почти восемь месяцев назад, но никак не привыкну, что не вижу наш любимый класс — одиннадцать мальчиков и семь девочек. Вот-вот я должен проснуться, и всё будет по-прежнему: вы зайдёте по одному перед первым уроком, улыбаясь, оставите куртки и пальто на вешалке у дальней стены класса, потом оглянётесь, уходя на математику; а вторым уроком, как всегда, литература: вы сядете по местам, я назову всех по именам, и мы начнём.

Я теперь работаю сутки через трое в старом ангаре, где в огромных аквариумах нелегально выращивают для ресторана королевскую креветку. Моя задача — кормить креветку, чистить аквариумы и следить, чтобы мои питомцы не сожрали друг дружку во время линьки. Я беру из дома рабочую одежду, обед в пластиковой коробке и книжку, а вчера взял и твоё письмо. Утром возвращаюсь в квартиру, сажусь на старенький рассохшийся стул на балконе и смотрю на город.

Знаешь, с моего балкона — лучший вид в Севастополе. Дом стоит на Городском холме, это исторический центр. По левую руку — Северная сторона, там расположен дикий пляж с красивым названием — Любимовка; на Северную все добираются на рейсовых катерах, и мне видно из окна, ходят сегодня катера, или нет. Прямо перед моими окнами — судоремонтный завод с огромными кранами, а за ним в ясную погоду можно разглядеть гору Чатыр-Даг. По правую руку — Малахов курган и недавно открытый филиал МГУ. Начни он работать на несколько лет раньше — и я учился бы, наверное, в этом филиале, не поехав в Симферополь, и никогда не встретил бы вас.

Этой зимой случаются совсем тёплые дни, и с моего балкона не хочется уходить. Курю и наблюдаю, как посреди зимы неожиданно расцветает миндаль и поют птицы, но прохожие по привычке — в пальто и шапках.

Я скоро приеду к вам и надеюсь собрать наш класс, сходить на прогулку, как раньше. А пока самая большая радость — это увидеть утром белый конверт в почтовом ящике. Напиши мне, пожалуйста, как дела у твоих одноклассников, ведь они мне пока не пишут. Берёте ли вы читать книги в библиотеке, которую мы сами собрали? На какие кружки вы ходите? Ездите ли с учителями в другие города?

Алиса, хоть до каникул остаётся ещё несколько месяцев, но вы уже можете готовиться к летнему походу. Спросите родителей, есть ли дома палатки, спальники и рюкзаки. Когда мы встретимся, я раздам всем ребятам листочки со списком необходимых в горах вещей.

Высылаю текст песни Константина Никольского. Кроме слов, я написал и аккорды: может, ты захочешь научиться играть на гитаре?

Буду очень ждать твоё новое письмо».

Восемь месяцев назад я уволился из сельской школы Симферопольского района, в которой работал учителем русского языка и литературы в течение четырёх лет. Сначала эта работа казалась мне неизбежным злом — я должен был отработать учителем три года, потому что получал образование на бюджетном отделении ТНУ. А ещё мне совершенно не хотелось служить срочником в армии, и вакансия сельского учителя давала такую лазейку. Но потом моё отношение к работе изменилось: я увидел, что у двоечника Паши из шестого класса — мимика Джима Керри, и Павлик очень хочет играть в моём театральном кружке; что восьмиклассники упрашивают учителей сводить их класс в турпоход, но никто из педагогов и бровью не ведёт; что выпускники, которым я на переменке показал аккорды «Звезды по имени Солнце», сидят дотемна с гитарой на крыльце школы. На третий год работы я получил классное руководство над 5-А и понял, что уже не могу уйти. Ну а в две тысячи четвёртом уволиться всё-таки пришлось, и я вернулся в Севастополь, в квартиру, где живёт мой старший брат-моряк.

Под Новый год я отослал своим ученикам открытки — сохранилась тетрадь с адресами, и вот первое письмо в ответ, от отличницы Алисы. Мне двадцать шесть, и всё закончилось. Надо начинать жизнь сначала, с креветок и ржавого ангара. А ведь в прошлой жизни была не только школа — там осталась моя рок-группа, которая успешно давала концерты. Ещё я когда-то любил. Та девушка стала мерещиться мне на зимних улицах: я выскакиваю из дверей топика, увидев мельком знакомый нежный силуэт, бегу по улице и каждый раз понимаю, что обознался.

В квартире я один — брат ушёл в море на полгода. Курю на пустом балконе в густых синих сумерках. С тополей кричат грачи, от домиков Северной стороны тянутся в небо жидкие струйки дыма. Вынимаю из конверта тетрадный листок, на полях которого наклейки — три Микки-Мауса и Винни-Пух. Листок в клеточку, исписанный ровным, примерным почерком семиклассницы.

«Здравствуйте, дорогой Вадим Викторович! Я получила открытку и была очень рада, потому что не ожидала. У меня всё хорошо, вот только русский язык и литература превратились из самых любимых предметов в самые ужасные. Каждый урок начинается с письменной проверки правил. Новый учитель ставит минимум три кола за урок и говорит, что в пятом и шестом классах, похоже, у нас не было уроков по этим предметам! Но книгу Рэя Брэдбери, которую вы мне посоветовали, я читаю. Мы по вам очень скучаем. Летом, когда вы уезжали, я пришла к ДК попрощаться — помните, был ливень, — но никого из ребят уже не было, и вас тоже. Я немного постояла и ушла. Будете удивлены, но сон про то, что вы к нам вернулись, снился и мне два раза.