Чингисхан: Покоритель Вселенной - Рене Груссе

…Люди еще продолжали свою бивачную трапезу, когда прискакал Чикитай-ядир, пасший табун монгольского вождя Элжидая. Принесенное им известие было тревожным: пригнав лошадей подкормиться атавой, он вдруг заметил вдалеке клубы пыли, поднявшиеся у подножия Мау-ундура, в районе Красного тальника (Улаан-бурухата).

— Сомнения нет. Это враг.

Так решил Чингисхан. Приказав привести лошадей и оседлать их, он впереди всех поставил уруутов и манхуудов, считавшихся одними из наиболее доблестных монгольских племен, чьи вожди происходили от тех же мифических предков, что и Темучжин. Враги, кераиты, подойдя на расстояние видимости, тоже изготовились к схватке.

— Кто у «сынка» Темучжина в состоянии принять с нами бой? — спросил Ван-хан Чжамуху.

— У него, говорят, урууты с манхуудами. Эти, пожалуй, примут бой… Окружить кого — это им как раз подходит… Люди с малых лет привычные к мечу и копью. Знамена у них черно-пестрые. Этих врасплох не взять: осторожные!

Ван-хан поставил против этих двух племен отряд своих лучших ратников — джургинов под командой Хадаги.

— В помощь им бросим тумен-тубегенского Ачих-шируна. В помощь им бросим олан-дунхаидов. В помощь им пусть скачет Хоришилемун-тайчжи, во главе Ван-хановых гвардейцев — турхаудов. А в затылок тысяче турхаудов пойдем уже мы, Великий средний полк.

Но вот любопытный факт. Ван-хан предложил Чжамухе взять командование на себя, но тот отказался. Почему? Что им руководило? Трезвый расчет человека, знавшего, что еще никогда ему не удавалось победить Чингисхана? Сомнение в боеспособности кераитского войска? Казалось бы, Чжамуха должен был принять сделанное ему предложение с радостью! Или не он был зачинщиком этой войны? И не его ли интриги уже давно вносили смуту в сердца старых союзников?.. Увы, такова была неустойчивость странного характера этого человека, задумавшего все перевернуть вверх дном. Но, с другой стороны, понимавшего, что Ван-хан был для него все-таки союзником конъюнктурным, тогда как, в силу древнемонгольского обычного права, Чингисхан, невзирая на случившееся, оставался его побратимом, союзнические узы с которым не могло нарушить ничто. И вот, движимый подобной курьезной верностью памяти детства, он вдруг повелевает известить Темучжина о диспозиции неприятельской армии и о готовившейся атаке. «Не бойся же, анда! Дерзай!» — заключил он свое донесение.

Со своей стороны Темучжин тоже изготовился к бою, не без горечи отметив численное превосходство сил противника (дезертирство дяди Даритая и монгольских князей Алтана и Хучара ослабило его армию существенно).

Сначала он обратился к старому Чжурчедею, вождю уруутов:

— Что ты скажешь, если тебя назначим передовым?

Тот, поглаживая камчой гриву своей лошади, готовился дать ответ, когда манхуудский вождь Хоилдар-сечен вдруг произнес:

— Я сражусь пред очами анды! Воля анды — позаботиться потом о моих сиротах!

Чжурчедей ответил:

— Нет, перед лицом Чингисхана будем сражаться мы оба: и уруут и манхууд.

По приказу своих вождей урууты и манхууды построились в боевые порядки. Не успели их эскадроны занять свои места, как неприятель во главе с джургинами устремился вперед.

Это было одно из кровопролитнейших сражений той эпохи. Видя мчавшихся джургинов, урууты и манхууды бросились им навстречу. Они смяли ряды противника и погнали его обратно. Но наперерез им выскочили тумен-тубегены, ведомые Ачих-шируном.

Приблизившись к Хоилдару, он нанес ему удар такой мощи, что тот выпал из седла. Манхууды возвратились и сгрудились вокруг вождя, чтобы его защитить. Чжурчедей бросил своих уруутов на тумен-тубегенов, отогнал их и устремился вперед, все уничтожая на своем пути. Олан-дунхаиды попытались остановить его, но были опрокинуты. В этот момент вступила в бой личная гвардия кераитского вождя, предводительствуемая Хори-шилемуном. Но Чжурчедей отбросил и этих.

Неужели кераитская армия, несмотря на численное превосходство и внезапность, потерпит поражение? Кераитский наследный принц Сангум-нилха кипел от нетерпения. Разве не он хотел этой войны? И не он ли уговорил отца? И что же? Все атаки его ратников разбились о стойкость этих железных людей! Не предупредив Ван-хана, Сангум возглавил остатки своей конницы и бросился в бой. Но стрела, как говорят, пущенная Чжурчедеем, пронзила витязю щеку, и он рухнул наземь. Кераиты как один встали вокруг него и рубились, не щадя ни себя, ни врагов, защищая вождя.

Слезы Чингисхана

Солнце садилось за горы. Монголы ехали домой. Они могли назвать себя победителями, но бой оказался страшно тяжелым, и их потери были не меньшими, чем у кераитов. Герой Хоилдар был тяжело ранен. Схватка прекратилась только из-за спустившихся сумерек и усталости обеих армий.

Чингисхан иллюзий себе не строил, по трезвому рассуждению, характерному для него, он оставил поле битвы противнику и под прикрытием темноты ушел. Некоторое время спустя он велел остановиться.

Ночь страха. Монголы провели ее, сбившись в кучки, в полудреме, держа лошадей за поводья, в готовности вскочить в седла при первом же сигнале тревоги. Ночь тоски. Всей информации о потерях Чингисхан еще не имел. Едва занялась заря, как он приступил к подсчету оставшихся. В Числе прочих не откликнулись Борохул, Боорчу, его самые близкие товарищи по оружию, и Угэдэй, любимый сын. Утрата их больно отозвалась в сердце Чингиса. Он ударил себя в грудь и поднял глаза к небу:

— Вместе с Угэдэем остались и верные Боорчу с Борохулом. Почему же все они остались? Живы ли? Или погибли?

Не успел он произнести эти слова, как в неверном свете начинавшегося дня показалась человеческая фигура. Это был Боорчу. Увидев его, Темучжин стукнул себя кулаком в грудь и возблагодарил Вечное Синее Небо, Тенгри.

Вот что рассказал Боорчу:

— В бою подо мной был убит конь, и я бежал пеший. Как раз в это время кераиты обступили Сангума. Тут в суматохе вижу вьючную лошадь. Я срезал у нее вьюк, вскочил на ее вьючное седло и выбрался. Долго я шел по следу отходившего войска. Наконец-то нашел вот!

Спустя время показался вдали еще всадник. За его ногами можно было различить ноги другого человека. То были Угэдэй с Борохулом. Борохул поддерживал раненного в шею Угэдэя. Губы Борохула были алыми: по монгольскому обычаю он тщательно высосал кровь из раны юноши. При виде их сердце Героя сжалось и из глаз этого железного человека брызнули слезы…

Произошло же следующее. Стрела задела одну из вен Угэдэя. От боли он упал с лошади. Борохул тут же соскочил наземь в решимости защитить своего господина. Ночь он провел возле него, отсасывая кровь из раны. Утром Угэдэй все еще был слишком слаб, чтобы сидеть на лошади самостоятельно. Вот почему Борохул посадил его к себе… Чингис вздул огонь и прижег сыну рану. Пиала кумыса окончательно поставила юношу на ноги.