Исчезающие Девушки - Лорен Оливер

- Чтобы домой добралась без приключений, - прорычал он, стоя надо мной и просверливая сердитым взглядом, будто пытаясь заставить меня переварить все это быстрее.

- Ты же вернешься на фейерверк? - спросила Элис.

Она поставила туфли на стол, и в маленькой комнате запахло кислятиной. Элис объяснила, пожав плечами, что она работала на «Кобре», а какая-то девушка, покачиваясь после карусели, с улыбкой повернулась и стошнила прямо на туфли Элис.

- Я вернусь, - ответила я. - Будь уверена.

Парк в честь юбилейного вечера продлил часы работы до десяти, а фейерверк состоится в девять. Я начала нервничать, ведь осталось всего несколько часов. Сегодня мы вместе с Дарой разбудим зверя. Сегодня мы прокатимся на «Вратах Ада» к звездам. 

22 февраля: Запись в дневнике Дары

Мы с Арианой пошли в «Лофт», чтобы потусить с ПиДжеем и Тайсоном. А затем она провела всю ночь, засовывая язык Тайсону в горло и пытаясь убедить нас пойти купаться голышом, хотя было всего десять градусов тепла. Там был еще другой парень - владелец клуба «Бимер» в Восточном Норфолке. Он притащил хорошего шампанского. Все твердил, что я могла бы стать моделью, пока я не сказала ему перестать нести чушь. Модели метра на три выше. Хотя он был милый. Старый, но определенно симпатичный. Он сказал, что если мне будет нужна работа, то я могу подработать у него официанткой и легко иметь две, а то и три сотни в день!!! Это, безусловно, намного лучше, чем нянькаться с Яном Саливаном каждый день, пытаясь помешать ему заталкивать кота в микроволновку или поджигать спичками гусениц. Клянусь, когда малыш вырастет, он станет серийным убийцей.

ПиДжей был в плохом настроении, потому что надеялся получить грибы, но, думаю, что его просто кинули. Вместо этого мы просто пили шампанское Андре и какое-то дерьмо, напоминающее на вкус смесь лакрицы и спирта одновременно, которое Ариана привезла из Франции.

Знаю, доктор Лизни говорил мне, чтобы я пыталась избегать переживаний, но признаться - не получается. Всю ночь я думала о Паркере. Какого черта он начал вести себя так, словно я чумой болею? Словами «горячий» и «холодный» его не опишешь. Больше подходит «равнодушный» и «бесстрастный».

Я долго недоумевала от маленьких намеков и знаков, которые он подавал мне в последние недели, пока все неожиданно не стало ясно. Я была такой идиоткой. Паркер влюблен в другую.

Ники: 19:15

Я встретилась с мамой и папой «У Сержио», куда они оба приехали после работы. Понятия не имею, как Дара планировала добираться до ресторана, но когда я заехала переодеться, дома её не было. Кондиционер работал на полную, свет не горел. Дом был старый и, кроме того, имел свой собственный характер, ритм, набор скрипов, стонов и других мистических звуков, а так же он имел свою собственную температуру, которая сегодня установилась в пределах двадцати семи градусов.

Я приняла холодный душ, задохнувшись, когда ледяная струя обдала мне спину, надела самую классную вещь в своем гардеробе - льняное платье, которое Дара ненавидит, постоянно твердя, что в нем я словно на свадьбу собираюсь или похожа на девственницу, которую вот-вот принесут в жертву.

Ресторан «У Сержио» был в десяти минутах ходьбы (пятнадцати, если идти медленно как я, чтобы не вспотеть). Я обошла дом и прошла по заднему двору, поглядывая, как обычно, на дуб, в надежде увидеть развевающийся в ветвях красный флаг, - секретное послание от Паркера. Но там ничего не было, кроме листвы, блестевшей как изумруд в лучах заходящего солнца. Затем прошла в самую гущу кустарника, отделяющего наш участок от соседей. Было очевидно, что Дара в последнее время наведывалась сюда. На это указывали надломленные ветки и притоптанная трава. И вышла на Олд Хикори за два дома от жилья Паркера. Я решила посмотреть, все ли с ним в порядке. Было не похоже, что он просто так отлынивал от работы. Его машина стояла на подъездной дорожке, но в доме было тихо; я не могла понять, там ли он. Занавески на его окнах - белые в голубую полоску, которые Паркер сам выбрал, когда ему было шесть - были опущены. Я позвонила в дверь и стала ждать, то скрещивая, то опуская руки, и ненавидела себя за то, что очень нервничала.

Мне показалось, что штора в комнате Паркера пошевелилась. Тогда, сделав шаг назад, я вытянула шею, чтобы лучше было видно, - шторы действительно немного колыхались. Безусловно, внутри кто-то был. Я приложила руки ко рту и выкрикнула его имя, как делала, когда мы были маленькими, и нам нужно было, чтобы он спустился поиграть с нами в стикболл или был нашим третьим в прыжках через двойную скакалку. На этот раз штора не шелохнулась. И его лицо не появилось в окне. Наконец, развернувшись, я пошла на улицу, чувствуя себя некомфортно, словно кто-то наблюдал за тем, как я уходила. Но на углу обернулась, и снова, могу поклясться, занавески дернулись, как если бы их кто-то задвинул. Я отвернулась в разочаровании, тем более что уже опаздывала, но было слишком жарко, чтобы торопиться. Совсем скоро, через двадцать минут, я буду сидеть рядом с Дарой, и ей придется заговорить со мной. Другого выбора у неё не будет.

Мой желудок поднялся практически к горлу. И тогда, почти когда я добралась до Верхнего Парка, я увидела её: она ждала в очереди на автобус №22, на котором я езжу в «ФанЛэнд», пропуская выходящую старушку. Галогеновые лампы автобусной остановки делали её кожу почти белой, превращая глаза в темные впадины. Сестра обнимала себя. С расстояния она казалась почти ребенком. Я остановилась посреди дороги.

- Дара! - закричала я. - Дара!

Она подняла взгляд, и выражение её лица стало обеспокоенным. В следующее мгновение я помахала ей рукой, но так как стояла далеко в тени, она меня не увидела. Последний раз, бросив взгляд через плечо, Дара вошла в автобус, и двери со скрипом закрылись, автобус отъехал.

Мой телефон завибрировал, - это был звонок от отца, который, вероятно, хочет отчитать меня за опоздание. Я нажала кнопку «отбой» и продолжила идти к ресторану, пытаясь перебороть плохое предчувствие. Автобус №22 едет через центр Сомервилля, но не раньше, как сделает петлю вокруг парка. Если сестрёнка планировала появиться на ужине, быстрее было бы дойти пешком. Но как она может пропустить ужин в честь своего дня рождения? Может быть, сегодня её беспокоит спина, или колени пошаливают. Тем не менее, я бессознательно замедляюсь, опасаясь, что приду, а её еще не будет. Но в то же время понимаю, что она не придёт.

Без пятнадцати восемь я подхожу к ресторану, в животе все переворачивается: обе машины, и папы и мамы, припаркованы рядом, словно это просто еще один семейный ужин. Словно я перенеслась назад во времени: сейчас войду и увижу, как отец проверяет свои зубы в отражении полированного ножа, пока мама ругает его; увижу Дару, которая порхает взглядом в салат-баре, сосредоточенно и с художественной точностью выбирая гренки и маринованные зеленые бобы. Вместо этого я вижу лишь маму, одиноко сидящую за столиком. Отец стоит в углу, одна рука на бедре, а вторая прижимает телефон к уху. Пока я смотрю, он, слегка нахмурившись, сбрасывает звонок, и набирает снова. Дара не отвечает. На секунду я чувствую тошноту. Потом во мне поднимается гнев.

Я плетусь вокруг салат-бара, проталкиваясь через обычную толпу посетителей: детей, тыкающих друг друга карандашами, родителей, расслабляющихся с бокалом вина, размером с пивную кружку. Когда я подхожу к столу, папа поворачивается и беспомощно показывает что-то маме жестами.

- Я не могу до них дозвониться, - говорит он. - Я не могу дозвониться ни одной из них.

В этот момент он как раз меня замечает.

- А, вот и ты, - говорит он, подставляя щёку, грубую и пахнущую средствами для бритья. - Я звонил.

- Извини.

Я сажусь на место напротив мамы, рядом с пустым стулом, предназначенным для Дары. «Лучше будет сказать сразу», - думаю я.

 - Дара не придёт.

Мама пристально смотрит на меня.

- Что?

Я делаю глубокий вдох.

 - Дара не придёт, - повторяю я. - Не нужно оставлять ей место.

Мама по-прежнему смотрит на меня, будто у меня вторая голова выросла.

- Что ты...?

- Йо-ху! Ники! Шэрон! Кевин! Простите меня.

Я поднимаю взгляд и вижу тетю Джеки, двигающуюся к нам, ловко лавируя между столиками, прижимая огромную разноцветную кожаную сумку к груди, чтобы она не слетела и не перебила стаканы. Как всегда на ней были разноцветные крупные украшения («Кристаллы», - однажды поправила она меня, когда я спросила, для чего она носит столько камней), так что она немного смахивала на человеческую версию рождественской ёлки. Волосы у тети Джеки были длинные, доходили почти до половины ягодиц, она их носила распущенными, и они свободно раскачивались.

- Простите, простите, простите, - повторяла она.

Когда она наклонилась поцеловать меня, я уловила запах сырой земли.