Несостоявшийся шантаж - Платон Обухов

— Не нравится мне все это, — прошептал Демирчян.

Кеворк не сказал ничего. Он слабо разбирался в технике и не мог вынести собственного суждения.

Гайзаг жалел, что не запасся лупой. Сейчас она бы ему здорово пригодилась.

Пустив воду, Олег подскочил к двери ванной, прижался к ней ухом и прислушался.

Выждав несколько секунд, он высвободил наручные часы из-под скрывавшего их рукава рубашки и нажал левую верхнюю кнопку.

Переданный им сигнал включил в номере механический распылитель. В считанные минуты помещение наполнилось эфиром.

Расчет Олега на то, что мучимые любопытством армяне окажутся у раструба распылителя, оказался верным. Поэтому не понадобилось много эфира, чтобы заставить стоявших на коленях Гайзага и Кеворка повалиться на пол без сознания.

Олег смочил водой полотенце и, плотно прижимая его к носу, выглянул из ванной. Заметив, что Гайзаг и Кеворк лежат на полу без всяких признаков жизни, выскочил из номера.

Глотнув в гостиничном коридоре свежего воздуха, Олег бросился к лифтам. Спустившись на первый этаж, подошел к телефону-автомату.

На этот раз соединение с Брюсом Локкартом произошло мгновенно. Олег не стал тратить время на объяснение, «куда он как сквозь землю провалился в течение всех этих дней», и сразу же ввел Локкарта в курс дела. Потом он попросил:

— Брюс, преступником я становиться не хочу. Придумай что-нибудь, чтобы я и прихоть Акопяна выполнил, и своего чистого имени противоправным действием не замарал.

— Чтобы сделать это, мне придется для начала суметь усесться между двух стульев, — мрачно пошутил Брюс, но обещал «что-нибудь придумать».

Смирнов с легким сердцем положил трубку. Он привык к тому, что Локкарт держит свои обещания.

Пощупав карман пиджака, Олег обнаружил, что у него осталась еще довольно толстая пачка из тех денег, что вручил ему Гайзаг.

Он зашел в ресторан отеля и заказал «Мартель». За рюмкой «Мартеля» последовала «Хеннесси», за ней такая же порция «Камю». Когда Гайзаг и Кеворк с вытаращенными глазами ворвались в ресторан «Лузитании», Олег был уже навеселе.

— Вы сильно припозднились! — недовольно взглянул он на часы. — До закрытия музея всего двадцать пять минут. Если опоздаем, вам не поздоровится. Других попыток я делать уже не буду!

Кеворк и Гайзаг ошеломленно переглядывались. Ответить Олегу было нечего. Если Акопян узнает, почему было сорвано его задание, он оторвет им голову. «И ничего не докажешь», — уныло подумал Гайзаг, бросаясь к «форду».

Олег неторопливо шел к машине, наслаждаясь страхом и унижением агентов Акопяна. Он уселся на переднее сиденье. Гайзаг рванул машину. Но не успели они проехать и трехсот метров, как Смирнов приказал остановиться.

«Форд» затормозил у табачного киоска. Гайзаг в отчаянии заколотил кулаками по рулевому колесу, наблюдая за тем, как Смирнов неторопливо приглядывается к выставленным в киоске пачкам, советуется с продавцом. В конце концов он так и не купил сигарет. Олег нарочито размеренным шагом возвращался к машине, Гайзаг проклинал тот час, когда Акопян приказал ему участвовать в этой операции.

— Не оказалось тех сигарет, к которым я привык! — вздохнул Олег. — Попытаем счастья в другом киоске.

— Послушай, — взорвался Демирчян, — музей закроется через несколько минут! Нельзя ли обойтись без сигарет?!

Смирнов холодно взглянул на Гайзага и надменно промолчал. Перед поворотом на улицу, на которой располагался музей, он увидел большую лавку, в которой, кроме табака, продавались лотерейные билеты, сладости, конфеты, прохладительные напитки, и велел остановиться.

Гайзаг лишь обреченно переглянулся с Кеворком и заглушил мотор. Если бы это было в его власти, он бы с удовольствием разорвал Олега на части своими собственными руками.

Через несколько минут Олег вышел из лавки со стаканчиком клубничного мороженого. Гайзаг нервно сглотнул слюну. Вот-вот музей закроется!

Едва Олег уселся на свое сиденье, как Демирчян дал полный газ. Смирнов удивленно посмотрел на армянина:

— Разве я приказывал тебе трогаться?

— Но мы опоздаем!!!

— Послушай, друг! — еле сдерживая себя, проговорил Олег, — эта операция поручена мне. Мне, а не тебе! Понятно? Если я еще услышу хотя бы слово возражения или протеста, я немедленно свяжусь с твоим шефом и расскажу ему, как ты сорвал операцию. Ты этого хочешь?

Гайзаг против своей воли жалко замотал головой. Гнев Акопяна был ему хорошо знаком.

Швейцария (Аппенцелль)

Проснувшись после обеда, Марта вошла в гостиную и с удивлением увидела богато сервированный стол, бутылки с коньяком, вином и виски.

В эту минуту с подсвечником в руке в гостиную вошла мать. В другой она держала три белые высокие свечи. Поймав вопросительный взгляд дочери, рассмеялась:

— Сегодня у нас гость! Пожалуйста, поставь света.

— Кто?

— Мужчина, — кокетливо повела плечами Гертруда Циммерман.

Марта, покачав головой, присмотрелась к матери. На ней была белая шелковая юбка и черная блузка с красным бантом. Пока Марта сладко спала, мать успела не только приготовить стол, но и наведаться к своему парикмахеру на Ландесгемайндеплатц. Ее палевые волосы легким ореолом вились вокруг высокого лба.

«А ведь она просто здорово выглядит! — неожиданно подумала Марта. — Не свататься ли придут к ней сегодня?»

Подумав об этом, Марта сначала нашла свою мысль дикой. Но потом поняла, что это не так. «В нашем Аппенцелле полно вдовцов, еще крепких и относительно здоровых мужчин в возрасте шестидесяти — шестидесяти пяти лет, которым снова хочется обрести уют и жену-хлопотунью, — размышляла она. — Да и сама мать, похоже, не против мужчины в доме. Почему бы и нет!»

Вставив света, Марта положила рядом спички и уселась с детективом в руках. Но ее мысли были далеки от захватывающего сюжета. Усилием воли Марта возвращала свое внимание к началу страницы, но строчки снова расплывались, как в тумане, и из него выплывало лицо будущего жениха матери. Он почему-то представлялся Марте высоким, толстым и добродушным, чуточку неуклюжим и неповоротливым, как все сильные добрые люди.

Сгорая от любопытства, Марта заглянула на кухню. Мать сосредоточенно следила за показаниями датчиков микроволновой печи, в которой подрумянивался гусь с яблоками. Она мельком взглянула на дочь. Момент был ответственный. За гусем надо было следить так же, как за молоком, когда оно кипятится на плите: упустишь мгновение — и весь труд может пойти насмарку.

Дождавшись, когда мать, надев специальные кулинарные рукавицы, готовилась вытащить горячее блюдо с гусем, Марта выпалила:

— Как его зовут?

— Кого?

Мать явно прятала лицо. И это нельзя было объяснить тем, что она занята гусем!

— Мужчину, который пожалует к нам на ужин.

— Мне хотелось, чтобы это было для тебя сюрпризом, — пробормотала Гертруда Циммерман. — Подожди немного. Не надо настаивать, а то сюрприза не получится!

«Все понятно, — утвердилась Марта в своих подозрениях. — Мать давно собиралась замуж, но без меня сделать это не решалась. А сегодня она, наконец, решила показать мне своего жениха».

В душе Марты боролись противоречивые чувства. Дочерний эгоизм настаивал на том, чтобы воспрепятствовать новому замужеству матери. Марта ревновала к тому мужчине, с которым мать будет вынуждена делить свою любовь к ней. Но вместе с тем дочь не могла не понимать мотивов матери, которыми та руководствовалась, решаясь на этот брак. Женщина без мужчины — женщина лишь наполовину…

«Главное, чтобы он был добрым человеком и хорошо относился к матери, — решила в конце концов Марта. — Если уж на то пошло, с ним жить не мне, а ей». И стала с нетерпением ждать гостя.

Звонок над входной дверью прозвенел ровно в шесть. «Он пунктуален», — одобрительно подумала Марта и поспешила к двери. Но ее уже открывала мать.

Увидев на пороге Дитриха Штромбергера, Марта не смогла спрятать невольную улыбку. Ничего себе сюрприз приготовила ей мать! Этого человека она знала с детства. Владелец нескольких магазинов в Аппенцелле, среди которых особенно выделялся универмаг «сделай сам», дружил еще с отцом Марты. Они часто собирались вместе за кружкой пива или рюмкой водки. Тем для разговора всегда было предостаточно: в основном они касались вопросов строительства, в которых и Гюнтер Циммерман, и герр Штромбергер были большими специалистами.

Штромбергер повесил шляпу на бронзовый крючок вешалки и галантно склонился над рукой матери. Затем он так же церемонно поцеловал пальцы Марты.

— Очень приятно, — слегка улыбаясь, произнесла она.

— А я помню вас еще девочкой, — задержал ее руку в своей большой теплой ладони Дитрих Штромбергер. — С тех пор вы сильно изменились. Стали настоящей красавицей!

— А вы, признаться, изменились не очень, — рассмеялась Марта. — Такой же здоровый и жизнерадостный!