Месть со вкусом мяты (СИ) - Руслёна

Горыныч очухался часам к пяти. Открыв глаза, первое, что увидел, Томку, свернувшуюся калачиком на полу и закутавшуюся в толстый, плюшевый плед. В комнате воняло чем-то прокисшим или… фу, кажется, это уксус.

- “Что она им делала тут?”

Подняв руку, чтобы убрать прилипшую к лицу прядь волос, понял вдруг, что воняет уксусом именно от него. Попытался встать, но почувствовал страшную слабость и рухнул обратно. Что тут было? Но будить девушку не решился. Просто тихо лежал и ждал. А она спала сном праведника, даже не шевелилась. Только сопела под пледом, укрывшись по самую макушку. Часам к семи она потянулась и широко зевнула.

— Ну и ночка, чтоб её, — пробормотала Томка. Высунулась и посмотрела на Горыныча. Тот лежал, закинув руки за голову и с любопытством смотрел на неё.

— Вы проснулись? Как себя чувствуете?

— Сейчас нормально. А что здесь было?

— Вы не помните?

— Том, что ты всё мне выкаешь, — поморщился Горыныч, — и да, не помню ни шиша. Так что — рассказывай.

Она уселась и, обхватив коленки руками, прислонилась к ним щекой:

- Ой, я даже не знаю, как это назвать. Тут всё было — температура, бред, пожары, кого-то вы… ты спасали… спасал, Эрику звал. А что горело-то?

Он нахмурился.

— А какое сегодня число?

— Сегодня… — она кинула взгляд на телефон, что лежал рядом с ней, — двадцать седьмое апреля.

— А… ясно…

— Ну, если тебе и ясно, то мне нет, — Томка подняла голову и в глазах загорелось такое любопытство, что он рассмеялся, хоть и нехотя.

— Много-много лет назад был в одном доме пожар и мы с другом спасали его жителей, двадцать седьмого апреля. Но я давно не вспоминал его… вот так, сурово, как в эту ночь, — он снова понюхал себя и решительно спустил ноги на пол, — надо пойти и вымыться в ванне от уксуса этого.

Она округлила глаза:

— А ты сможешь? Не свалишься там? А то снова ударишься головой, меня Енка точно зароет!

Он хмыкнул и сказал с серьёзным выражением лица:

- А мы ей не скажем. Будешь дежурить под дверью. Как плохо станет, я тебя позову, — прищурился, а в глазах заплясали чертенята. Томка вздохнула:

— Пойдём, провожу. Вот ведь… навязалось приключение на мою голову.

Конечно, он только делал вид, что опирался на её руку. Дойдя до ванной, самостоятельно зашёл и прикрыл дверь.

Тамарка действительно уселась по дверью на табурете с телефоном в руках. Она открыла “змейку” и играла, стараясь провести её по лабиринту, а Горыныч напустил пару и залез в ванну. Он ждал, что вот-вот ему полегчает, но становилось только хуже. Почему так, он не понимал.

— Что за шерд… — процедил он сквозь зубы, — неужели та история не отпускает… или так звезданула Тамуся по голове, что в голове всё перемешалось? Тома! — позвал он и та тут же засунула нос в щёлку:

— Что? Помочь выйти или потереть спинку? — она хихикнула. В ванне была настоящая парилка, и его почти не было видно. Горыныч помахал рукой и рыкнул:

— В кармане камень лежит, серый, принеси.

Томка не стала спрашивать, что за камень, мало ли… И, порывшись в пиджаке, нащупала красиво огранённый камень.

— Вот… этот, да? — она сунула его ему сквозь клубы пара. Тот кивнул и, забрав искомое, слабо махнул ей на выход.

- Иди, задохнёшься.

Томка ушла, решив, что, если надо будет, позовёт, а она пока сварганит ужин, чем и занялась.

Горыныч напитал камень паровой энергией и вызвал Гринга:

— Слушай, я совсем никакой. Сегодня отрубился напрочь. Снова крыша поехала от тех воспоминаний, ну, ты знаешь… Но узнал, всё же, где живёт мать Люсьены. Это Инсарово, у нас тут, неподалёку. Зовут Анна Тулиевна Клубничкина. Можешь пробиться ко мне сюда? Настройся, я попробую тебе навстречу кинуть пару нитей.

Через минут пять Гринг стоял уже под дверью квартиры. Осмотревшись, нажал на звонок.

— Кто там? — подбежала Томка к дверям.

— Доктор, — донёсся из-за двери бас.

— Да? — озадачилась девушка и крикнула в ванну, — эй, Горыныч! Ты вызывал доктора?

Но тот не ответил. Она испугалась не на шутку и открыла дверь. Мужчина — гора просто! приподняв застывшую столбом в изумлении Томку, переставил её в сторону, а сам рванул в ванную, как будто знал, где “пациент”. Оттуда вышел через секунду, держа Горыныча на руках, и отнёс в комнату на многострадальный диван.

— Фу, чем воняет у вас? — повёл он недовольно носом.

— Уксусом, — обиделась Тома. — У него температура была высокая, а её всегда уксусом нужно сбивать. Ну да, воняет, зато помогает.

— Его пить надо? — поднял бровь “доктор”.

— Неее, обтирания делать, — хихикнула девушка.

— Окна можешь открыть? Хоть чуть-чуть проветрить всё это, — он повёл широким плечом.

— Диван выкинуть надо, — вздохнула она, — я на него много пролила.

— Ладно, с диваном потом, сейчас с этим кадром надо разобраться. Ты пока посиди на кухне. Есть чем заняться?

— Ну да, я ужин там готовила.

— Во, точно, дело нужное. Мяса побольше и, желательно с кровью, — он поиграл бровями, а Томка вытаращила глаза и умчалась готовить “мясо с кровью”.

Вспомнила один рецепт, но не знала, подойдёт ли. Заглянула в комнату, чтобы спросить и увидела, как Горыныч висит в воздухе посреди комнаты, а “доктор” стоит рядом с раскинутыми руками и что-то бормочет. Она вытаращила глаза ещё больше, чем перед этим, и попятилась. Мужчина не обернулся, но рыкнул:

Вон, быстро! Сгинь!

Девушка умчалась на кухню и забыла, что она тут делала вообще. Села на табурет и потёрла лоб. Она же чем-то тут занималась… Рассеянно огляделась по сторонам. А, точно, ужин готовила. Вот растяпа, как могла забыть? Томка набросилась на продукты и с ожесточением кромсала их — чистила, мыла, резала, жарила, тушила, варила… Только вот выкинуть из головы парящего в воздухе Енкиного ухажёра никак не могла. Что за доктор к ним пришёл чуднОй? О, лёгок на помине… Не успела подумать, как мужчина появился в дверях. Впрочем, он так задумчиво стоял, прислонившись к косяку, что она могла поклясться, что встал там не сию минуту, а значительно раньше. Поджав губы и нахмурив брови, она спросила:

— Ну? Как он там? Полёт нормальный?

Мужчина, до этого буровивший её взглядом, расхохотался таким громовым басом, что она вздрогнула.

— Чего?

— Честно, не думал, что ты вспомнишь, как он летал. Ты гипнозу, внушению не поддаёшься?

— Ещё чего, — фыркнула она, — сама кому хошь, чего не хошь внушу и втюхаю, мне по работе это положено.

— А и кем ты работаешь? — со смешком интересуется мужчина.

— В торговле, — она уселась поудобнее и спросила, — есть-то будет кто или я зря, как на маланью* свадьбу, готовила?

Он отлепился, наконец, от косяка и подошёл к сотейнику. Открыл крышку, посмотрел, понюхал и повернулся к Томке, загнув бровь чуть не к волосам:

— И это всё?

— Что??? Да вы… ты… да я…

— Ладно, ладно, — примирительно прогудел ей чуть не в ухо, — я пошутил. Давай, накладывай. И себя не забудь.

— А этот, ваш пациент?

— Пусть ещё поспит, ему полезно.

Томка пожала плечами, спит, и спит. Ей-то… Пока они ели, мужчина уж слишком задумчиво её разглядывал. Вот положит кусок мяса в рот, или овощей ложку, смотрит на неё и жуёт, жуёт… А сам смотрит ТАК задумчиво-внимательно, что ей хотелось под стол залезть. Из-за этого и не поела почти.

— Ну, вы что-то засиделись, господин доктор. Кстати, могли бы и представится, раз уж есть даже остались, — она оттопырила обиженно губу.

Он встал неспешно и, склонив голову, представился:

— Гринг Персиналь, прошу любить и жаловать.

Тамуся хихикнула:

— Иностранец, что ли?

— Вы очень догадливы, девушка. А вы?..

— Что я? А, я… Тамара Степанна я, царица здешняя, — произнесла с интонацией актрисы Нины Масловой — царицы Марфы Васильевны.*

Иностранец явно видел этот фильм, потому что снова захохотал.

— Я и правда, сейчас уйду. Но надо поговорить, Тамара Степанна.

— О чём?